Сидят на бульваре на лавочке трое - Дима Кимельфельд и
две живописные особы альтернативного полу. Поодаль маячит и,
судя по всему, мается четвертый - страж порядка. Мается от то-
го, что не может разрешить проблему: если мужик, сидящий на
лавочке (а это, как вы поняли, Кимельфельд) пьян, причем до
безобразия, то почему трезвым девочкам так хорошо с ним и ве-
село? А если он тверез, то почему так похож на пьяного?
Ну, почему похож, вы тоже догадались - по причине незау-
рядного артистического дарования. Но всему прекрасному рано
или поздно приходит конец, и по изменениям в оттенках поведе-
ния мента Дима понял, что тот уже почти решился на исполнение
служебного долга, и с шуткой пора завязывать. Концовку Дима
придумал весьма изящную - разыграть пантомиму с воображаемыми
стаканом и бутылкой водки.
А позади скамейки рос пирамидальный тополь с низко распо-
ложенными ветвями. И Дима со словами "Вот сейчас я возьму ста-
кан..." засовывает в листву руку и... достает пыльный граненый
стакан, о существовании которого он, естественно, не подозре-
вал.
С учетом специфики аудитории...
Владимир Качан рассказывал, что в свое время он надолго
исключил из репертуара песню Б.Окуджавы и И.Шварца "Кавалер-
гарда век недолог..." после того, как однажды, привычно выводя
"не обещайте деве юной любови вечной на земле...", он вдруг
вспомнил, _кому_ он это поет: дело происходило на концерте для
работников ЗАГСов.
Вероятно, нечто подобное испытал и Олег Митяев, когда его
во время благотворительного выступления в исправительно-трудо-
вой колонии заставили-таки спеть коронную "Как здорово, что
все мы здесь сегодня собрались!".
Но не все так печально. Сергей Кульбака (г.Переславль-За-
лесский) вспоминает, каким энтузиазмом была охвачена аудитория
в подобном заведении, когда они с братом Николаем и другими
участниками ансамбля политической песни (дело было в начале
80-х) пели, казалось бы, стереотипные слова о том долгождан-
ном, но неизбежном моменте, когда решетки заржавеют, "темницы
рухнут, и свобода..." Это было прекрасно!
Что и было сделано.
Грустный случай. Рассказал кто-то из екатеринбуржцев.
На фестивале "Ильмень-94" Петр Старцев спел песню, в ко-
торой были слова: "Успокой скорей поэта, озеро Ильмень!"
А на следующий день спасслужбы стояли на ушах: кто-то
утоп.
Такие дела.
С первой попытки.
Напомнил Николай Адаменко (Харьков), затем - независимо и
слово в слово - Сергей Данилов (Петербург).
Год примерно 88-й. Лагерь "Орленок" под Туапсе. Дом вожа-
тых. Около полуночи. Адаменко пытается познакомить Берга со
своими друзьями и их творчеством. Саша Гейнц и Сережа Данилов
начинают с песни "Голубой ледопад". Не проходит и минуты, как
дуэт пополняется третьим "голосом" - храпом Берга.
- Вот это да! - восхищается Адаменко. - Впервые вижу че-
ловека, который "вырубил" Берга с одной песни!
Комментарий Берга:
- При сем присутствовал. Как проснулся - помню. Как зас-
нул и потом спал - нет. Храпа не слышал, это однозначно!
Если изоляция не информационная, жить можно!
Известный на Кавказе автор песен Валерий Митрофаненко
рассказывал о том, как после возвращения со второго всесоюзного
фестиваля авторской песни в Таллине осенью 1988 года он с
удвоенной энергией включился в деятельность ставропольского
Народного фронта, за что и оказался брошенным на десять суток в
местные застенки. И вот он "отбывает", а там, на воле, кипит
жизнь и пресса печатает статьи о прошедшем фестивале, что к
зэкам, понятно, никакого отношения иметь не может.
И вот однажды в камеру вошел мент и спрашивает:
- Кто тут Митрофаненко?
- Я, - отвечает Валера.
- Вам велено передать, что Ваша песня опубликована в жур-
нале "Музыкальная жизнь", - строгим голосом сказал надзиратель
и вышел.
Не влезай: убьет!
Кто-то, кажется, москвич Станислав Колеников, рассказал,
как один из его знакомых с некоторых пор (и довольно долго, не
меньше года) старался не пользоваться троллейбусом как
средством передвижения, а все из-за строчки в песне Ланцберга:
"Мокро. Бьет от троллейбусов током."
* ТРУДОВЫЕ БУДНИ *
Страсти по Харе.
Рассказывает Берг.
- Март 1974 года, первый тираспольский фестиваль. Все еще
в шоке от чилийских событий. Только ленивый не написал своего
посвящения Виктору Хара, который, кстати, оставил тяжелое нас-
ледство в виде проблемы - как писать его фамилию в дательном
падеже, если в русском языке мужские фамилии склоняются, а по-
лучается не вполне благозвучно.
И вот на сцену выходит куйбышевский автор Станислав Мар-
кевич и громким голосом объявляет:
- Виктору Харе! - и поет свою песню.
И песня какая-то странная: вроде бы с Харой дело было на
стадионе, а тут подвалы какие-то, казематы, решетки, и песня,
словно птица, вырвавшись на свободу, шурует вокруг земного ша-
ра, и т.д. И вдвойне странно то, что песню эту вроде бы слышал
рассказчик где-то, причем задолго _до_ чилийских событий...
Ну конечно! Декабрь 1972 года, первый кишиневский фести-
валь. На сцену выходит Слава Маркевич и громовым басом про-
возглашает:
- Микису Теодоракису!..
Биологический барьер.
Рассказывает Наталья Дудкина.
- На одном из концертов В.Долиной некий зритель, плохо
переносивший звучание расстроенного инструмента, не выдержал и
подал реплику:
- Вероника, настройте гитару!
На что Долина, человек искренний, ответила:
- Не могу: не моя.
Концерт Высоцкого в МГУ.
В 1967 году на биофаке МГУ должен был выступать Владимир
Высоцкий. Естественно, желающих попасть на этот концерт было
гораздо больше, чем мест в самой большой аудитории факультета,
да и не все желающие были в достаточно хороших отношениях с
комитетом комсомола, через который распространялись билеты -
примитивные самоделки, размноженные фотоспособом. Три предпри-
имчивых студента (со слов одного из которых - Михаила Ившина -
и записана эта история) решили помочь народному горю. попросив
на время единственный экземпляр заветной бумажки, они в крат-
чайшие сроки изготовили копий с него вдвое больше, чем было в
природе настоящих билетов. Своих клиентов они, правда, честно
предупреждали, чтобы те приходили заранее, так как возможны
проблемы с местами. Так что когда к аудитории стали подтяги-
ваться обладатели натуральных билетов, та была уже не просто
полна, а прямо-таки забита.
К моменту появления на сцене Владимира Семеновича конф-
ликт все еще не был разрешен: слушатели толпились в проходах и
на галереях и уже довольно плотно сидели на ступеньках (ауди-
тория представляет собой довольно крутой амфитеатр), а под
всеми дверьми возбужденно гудели те, кому не досталось никаких
билетов. И тут случилось непредвиденное.
В самой верхней части аудитории есть двери, соединяющие
ее с коридором третьего этажа - массивные, дубовые, в полтора
человеческих роста. Большую часть года они заперты, по особо
торжественным случаям открываются - наружу. А тут они - в пер-
вый и пока последний раз за всю свою жизнь - открылись внутрь.
И прямо по сидящим на ступеньках покатилась волна пьяных от
своей удачи безбилетников...
Положение спас Высоцкий - он ударил по струнам и запел
что-то энергичное, кажется, "Порвали парус". Все замерли в тех
позах, в которых их застигли первые звуки. Потом, когда песня
кончилась, все осели, где стояли. Места всем хватило и вообще
больше никаких эксцессов на концерте не было.
Но память о народном подвиге осталась жить - девятью го-
дами позже выступавший в той же аудитории Сергей Никитин свои
пародии на Высоцкого предварил такими словами: "Говорят, нес-
колько лет назад, когда тут Высоцкий выступал, здесь черт-те
что творилось. Двери сломали..."
За вредность?
Не так уж много на свете авторов, чье творчество призна-
ется всеми безоговорочно и воспринимается однозначно. Может и
нет таких вовсе. И очень много споров было в начале 80-х о
песнях и личности Александра Суханова.
Берг рассказывает, как он лично изо всех сил пытался за
майку удержать президента одного из сибирских КСП Леночку Ч.,
которая (дело было на "Чимгане-80") рвалась к сцене, чтобы
предложить любимцу публики двойную ставку, если он согласится
приехать к ней в г.H-ск с тем, "чтобы в одном отделении только
сыграть, а в другом - только сплясать".
Общее место.
Рассказывает Наталья Дудкина.
- На каком-то из конкурсов Борис Вахнюк прослушивает мо-
лодых авторов. К нему подходит молодой автор Сережа Шмитько и
поет свою песню, после чего Вахнюк говорит:
- Вы знаете, Сергей, это вообще-то неплохая песня, но ме-
ня всегда наводят на странные мысли фразы - такие, как, напри-
мер, у Клячкина: "Не гляди назад, не гляди", или как у Вас:
"Хоть клей назад листки календаря" (на слове "назад" он плюнул
на воображаемую бумажку и показал, на какое место клеить).
Вообще с фразировкой и дикцией порой приходится быть осо-
бенно аккуратным.
Станислав Соловкин (Москва) напомнил, как на слете "Кост-
ры" под Краснодаром в 1992 году на творческой мастерской Ланц-
берга некий молодой человек спел фразу "...и бокал наш не вы-
пит до дна...", по поводу чего получил от маэстро совет - пос-
ле союза "и" делать цезуру, чтобы оно не сливалось в "ибо" со
всеми вытекающими...
Священная корова.
Рассказывает Евгений Фузанов (Кишинев).
- На одном из кишиневских фестивалей конца 70-х выходит
на сцену киевская группа "Шляпы", в которой тогда пел ныне
знаменитый Александр Цекало, и объявляет название песни:
- "У Пера когда-то корова была"!
Через какое-то время место у микрофона занимает московс-
кий ансамбль "Берендеи" и радостно извещает публику:
- "У Пера когда-то корова была"!
Немного погодя появляется киевлянин Илья Винник:
- Обязательная программа: "У Пера когда-то корова была"!
Прочел этот текст сам Винник и счел нужным прокомментиро-
вать:
- Во-первых, дело было в 80-м году, это точно. Во-вторых,
фамилия Фузанова - Пузанов (Здесь Илюша, боюсь, погорячился: я
у Фузанова раза три переспрашивал первую букву - В.Л.).
В-третьих, сначала эту песню спел дуэт девочек из Тирасполя -
Соболева и Демина; "Шляп" там не было. Затем - "Берендеи". Я
всего этого не слышал и, как дело дошло до меня, сначала не
понял, почему зал валяется от хохота. Потом "врубился" и ска-
зал:
- Простите, я думал, это обязательная программа...
Каждому - свое.
Москва, 1980 год, первый большой фестиваль в зале. Нес-
колько дней, куча концертов, участвуют все почти корифеи!
На сцене - лес микрофонов, как это бывает только в Моск-
ве, где магнитофонщики не страдают никакими комплексами не
только перед провинциалами, но и перед администрациями своих
ДК. На стойках, на удочках... На своих или прикрученные к чу-
жим изолентой всех цветов радуги... Японские, западногерманс-
кие, австрийские... И даже наши "мыльницы" МД-47... Не говоря
уже о болгарских или венгерских, среди которых пара работает
на аппаратуру, озвучивающую зал.
И каждый выступающий первые минут пять вынужден занимать-
ся тестированием на предмет - в какой экземпляр надлежит ду-
деть, чтобы публика была довольна.
Вот выходит Александр Городницкий, долго определяет глав-
ный голосовой микрофон, вроде бы находит, спрашивает: "Меня
слышно?" - ему говорят: "Слышно, слышно", - поет, уходит.
Сколько-то времени спустя появляется Александр Дольский,
несколько минут мостится к гитарным микрофонам (они пониже и
чуть справа), спрашивает: "Гитару слышно?" - получает утверди-
тельный ответ, поет, уходит.
А вот и Евгений Клячкин. Долго не может найти себе места
