С турецким акцентом.
Рассказывает Берг.
- Октябрь 1974 года. Донбасс. Серия концертов - один в
Славянске и два в Донецке. Организатор - опальный Юрий Миленин
из Краматорска. Участники - Евгений Клячкин, Сергей Стеркин и
автор этих строк.
Прибывают в Краматорск в обратном порядке, и Стеркин бук-
вально "с колес" набрасывается на Миленина:
- Ты чего хочешь? Каких приключений тебе еще недоставало?
Ты кого к себе наприглашал!?
- А кого? - не может взять в толк чистый и наивный Миле-
нин.
- Кого-кого! Ланцберг кто по национальности?
Юра пытается ответить на вопрос, который, видимо, никогда
сам себе не задавал:
- Наверное, еврей, да?
- "Наверное"! А Клячкин?
- Да я как-то...
- Так вот знай, что и он тоже.
- Но ты-то?..- у Миленина еще теплится последняя надежда.
- А я вообще до института Стэркиным был!
"50 - это так же, как 20"!
Рассказывает Юрий Кукин.
В 1967 году (отметим дату, это очень важно) ему, ставшему
уже лауреатом нескольких песенных конкурсов и вообще человеку
популярному, предложили издать сборник собственных песен. Он
принес в издательство тексты. Редактор просмотрел их и один за
другим забраковал все, по той или иной причине.
Песня "Тридцать лет" отпала из-за строчки "Пятьдесят -
это так же, как двадцать".
Бедный, бедный!
Рассказывает Николай Смольский (Кемерово) о том, как
Юрий Кукин - в гостях у кемеровчан, знакомится с достопримеча-
тельностями города. На углу улиц Ф.Дзержинского и Д.Бедного
восторженно восклицает:
- О! Угол Бедного - Дзержинского!
Как подать.
Рассказывает Берг.
- Фестиваль "Москворечье-74".
Вырвавшаяся из дома с огромным трудом кормящая мать Алена
Козина (КСП МАИ) заявляет на конкурс единственную готовую на
данный момент песню Валерия Бокова "Памяти погибших кораблей".
И ее не пропускают:
- Песня упадническая, выберите что-нибудь другое.
Другого нет, Алена в отчаянье. Выручает советом Дима Дих-
тер:
- Перепиши текст заново и назови по первой строчке -
"День за днем".
Помогло!
Полонский был "наш" человек!
Рассказывает Наталья Дудкина.
- Кишиневский фестиваль середины 80-х. Прослушивают авто-
ра музыки Андрея Крючкова и говорят:
- Ну что это у Вас за песня такая: "Про черный день нет
песен у меня!" - грустная такая. Кто это написал?
- Это написал Полонский, - отвечает Андрей.
- Надо же! А где он сейчас, сколько ему лет?
- Он уже умер.
- Какие же у вас молодые умирают!
Заодно и бациллу "замочили"!
Рассказывает Берг.
- Май 1982 года, Чимган, YI-й фестиваль, запрещенный ка-
гэбэшниками.
Всех местных вернули в город, а у приезжих билеты аж на
через два-три дня, им разрешили остаться. Но объявили, что
фестиваль отменен по причине эпидемии ящура. Даже шмон обеща-
ли, что было некстати, ибо у многих в рюкзаках имелись книжки
и пленочки, не способствующие быстрому излечению крупного ро-
гатого скота.
Ну, сцену разобрали, конкурса не было, но у костров попе-
ли. А кроме того, изготовили ну очень похожее (правда, поче-
му-то на бронтозавра) чучело ящура в масштабе 1:43, потаскали
туда-сюда и весело сожгли. А подошел срок - разъехались.
И вот через какое-то время в разных городах нескольким
завсегдатаем "Чимгана" пришли бандерольки из Оренбурга. В каж-
дой из них находилась многотиражка тамошнего мединститута,
"Советский медик" от 31 мая, а в ней - статья "Песни Чимгана"
о том, как "27 оренбуржцев из клуба "Оптимист (Оренбургский
политехнический институт) и "Акварель" (ДК "Россия") побывали
второй раз на Ташкентском слете".
"Программа этого года,- писал автор статьи,- оказалась
интересной и крайне насыщенной: преодоление перевалов и кань-
онов со всеми элементами горного туризма; прогулка до сне-
гов;.. наблюдение за парением дельтапланов; песни вокруг кост-
ров; встречи со старыми и новыми друзьями... Клубная фонотека
значительно пополнилась их песнями.
Не обошлось без трудностей. Буквально за день до открытия
слета район проведения оказался в зоне обнаружения нескольких
случаев весенней вспышки ящура. И хотя случаев заболевания лю-
дей не было, органы милиции и санэпидстанции провели четкую
карантинную профилактику, в которой приняли участие и дежурные
заслоны представителей клубов страны.
Это не помешало нашим ребятам дать двухчасовой концерт
для гостей слета..."
Как сказал бы Жванецкий, для знатоков штучка! На них же
была рассчитана и подпись под статьей - "В.Горячок, студентка
5 курса". Трудно сказать, училась ли на пятом курсе такая уди-
вительная студентка, но президентом КСП "Акварель" и предводи-
телем оренбуржцев на Чимгане был Володя Горячок, обладатель
специфического юмора, по роду своей основной деятельности
весьма далекий от медицины.
Знал бы редактор!..
Что делать?
Рассказывает Александр Мирзаян.
- Конец 70-х. КСП в ряде крупных городов отчасти легали-
зованы (на определенных, разумеется, условиях), а кое-где даже
включены в план работы с молодежью. Партийное начальство,
скрипя задами, пытается со своей стороны искать новые модели
поведения.
На одном из больших фестивалей, проходивших в условиях
города и зала, в конце программы по традиции звучит "Поднявши
меч..." Публика, заслышав родной гимн, встает. Номенклатурные
гости, которым он, мягко говоря, не родной, продолжают сидеть.
Возникает молчаливый конфликт. И тогда те аппаратчики, что по-
умнее, медленно начинают вставать. Кто-то из них, посмотрев на
упорно сидящее начальство, садится снова. В это время до на-
чальства что-то доходит, и оно приподнимается. Те, что сели,
встают по новой.
Очень все это забавно смотрелось!
Что в имени?
Дело было, рассказывают, в середине семидесятых к северу
от Москвы.
На одном из полустанков в общий вагон какого-то "шестьсот
веселого" поезда заваливает толпа туристов, предварительно
"подогретых" по причине прохладного времени года. Рассаживают-
ся по свободным местам. В одном отсеке посвободней - лишь ба-
булька спит на нижней полке, прикрыв лицо платочком, - туда
набилось побольше. Пригрелись и запели, в том числе полушепо-
том - Галича. Затем "поддали" еще и запели погромче, Галича в
том числе.
В какой-то момент поезд вдруг останавливается. Бабулька
снимает платочек и принимает сидячее положение. Оглядывается
вокруг и произносит:
- А-а, Галич!
Все разом трезвеют и замолкают. Начинают соображать, что
же будет и как себя вести на допросе.
Тут поезд трогается, и мимо окна проплывает горящее в ве-
чернем небе название станции:
"ГАЛИЧ".
О патриотизме.
Рассказывает Александр Мирзаян.
- В 197... году на фестивале в Минске сидевшие в жюри
"представители инстанций" сняли с исполнительского конкурса
участника, вышедшего с песней Б.Окуджавы и В.Берковского
"Круглы у радости глаза...", так как им показались непатрио-
тичными строчки "Не все ль равно, какой земли касаются подош-
вы..." Никакие объяснения и увещевания бардов и клубных акти-
вистов не помогли: "старшие товарищи" стояли на своем.
Первое место в данной номинации занял исполнитель песни
Е.Клячкина на слова И.Бродского "Мне говорят, что надо уез-
жать..."
Чего не понять умом, того не понять. Мне, Бергу, остается
лишь добавить, что несколькими годами раньше на Грушинском
фестивале "зарубили" Александра Краснопольского из-за строчек
его песни - "Мы с тобою, как в далекой Стране Дураков, Собира-
ем не то, что посеяли":
- А Вы какую, собственно, страну имели в виду?
Поневоле задумаешься!
Высшее признание.
Рассказывает Борис Жуков.
- 1983 год, февраль. II-й московский фестиваль. Идут пер-
вые месяцы правления Андропова, все начальники уже знают, что
с них "спросят строго", но не знают, за что именно, и потому
боятся абсолютно всего. Прежние литовки отменены, все тексты
нужно литовать заново. Разумеется, никаких песен на бис, ника-
кого пения в фойе, никаких стенгазет... И завершающий аккорд -
организаторам фестиваля вручен список авторов, которые ни под
каким видом, ни в каком качестве не могут быть допущены на
сцену. Список открывается известными именами, а дальше идут
фамилии клубного и даже кустового ранга - предмет начальством
изучен хорошо.
Член оргкомитета фестиваля Саша Пинаев сообщает эту
скорбную весть одному из фигурантов списка - автору Валере Ка-
минскому:
- Валера, ну, ты не отчаивайся, мы будем добиваться, что-
бы тебе дали выступить...
- Пинаев, идиот, не вздумай! Этих фестивалей еще до хрена
будет, а вот в один список с Лоресом и Мирзаяном я больше, мо-
жет, никогда не попаду...
Классики всегда современны.
(Продолжает рассказ Борис Жуков.)
- Чудовищная атмосфера сверхбдительности на фестивале
словно нарочно провоцировала всевозможные инциденты. То публи-
ка как-то неадекватно реагировала на "Почтальонку", спетую
впервые вышедшей на большую сцену Галей Мартыновой (ныне Хом-
чик). То по залу прокатывалось тихое шушуканье при виде не-
весть кем выпущенного на сцену Петра Старчика. Но это, оказы-
вается, были еще цветочки...
Бомба взорвалась, когда на сцену вышла Наталья Пинаева -
жена вышеупомянутого члена оргкомитета. И чистым, звонким, на-
ивным голосом объявила:
- Стихи Роберта Бернса в переводе Маршака.
За тех, кто далеко, мы пьем,
За тех, кого нет за столом -
За славного Тэмми,
Любимого всеми,
Что ныне сидит под замком.
За тех, кто далеко, мы пьем,
За тех, кого нет за столом -
За Чарли, что ныне
Живет на чужбине,
И горсточку верных при нем!
Свободе - привет и почет,
Пускай бережет ее разум,
А все тирании пусть дьявол возьмет
Со всеми тиранами разом!
В общем-то, для восторга зала и ужаса начальства хватило
бы и этого. Но дальше пошло нечто вовсе несусветное:
Да здравствует право читать!
Да здравствует право писать!
Правдивой страницы
Лишь тот и боится,
Кто вынужден правду скрывать!
Зал уже подпевает, вернее, тихо подвывает от восторга.
"Ответственные" сидят с кислыми мордами - а поди придерись,
стихи-то хрестоматийные, сто раз напечатанные...
Остается добавить, что в ту пору Наталья Пинаева была
сотрудником Главного управления исполнения наказаний МВД СССР
- проще говоря, тюремного ведомства.
Текст и подтекст.
(Продолжает Борис Жуков.)
- Но самым коварным и изощренным идеологическим диверсан-
том на том фестивале оказался Андрей Крючков.
Он вышел на сцену, спел какую-то вполне нейтральную лири-
ку, ему столь же нейтрально похлопали. В конце концов он запел
свою "визитную карточку" - "Новогоднюю" ("У хороших людей за-
жигаются яркие елки..."). И все бы ничего, но на последних
двух строчках зал вдруг разразился торжествующим хохотом и ап-
лодисментами. Граждане начальники тупо глядели в представлен-
ный на литовку текст (от которого Крючков, ясное дело, не отк-
лонялся), силясь понять: чего это они все? Ну что тут такого:
Нехороших людей давно скушали серые волки,
И следы тех волков замело еще в прошлом году?
Откуда было гражданам начальникам знать, что уже не пер-
вый год на всех московских слетах и песенных посиделках эти
строчки при повторе несколько видоизменялись:
Нехороших людей развезли давно черные "Волги",
