Конечно нет. На "Спирали" не предусмотрена система аварийного
спасения. Зачем перегружать челнок, когда так много желающих занять
место пилота, а каждый килограмм иноземного дерьма стоит немыслимые
деньги?
Челнок начал легонько подрагивать -- первое, еще нежное, касание
атмосферы.
-- Идите вы все к черту!
Они сознательно провели эту последнюю, безумную коррекцию курса,
практически лишив меня возможности управлять челноком. Чтобы отвести
удар от города. Чтобы у меня не было иного выхода, кроме как сажать
"межзвездный" корабль на разбитое шоссе.
-- Мы перекрываем магистраль, через полчаса она будет чистой.
Он так старательно говорил "магистраль" -- этот незнакомый мне мужик
из ЦУПа. Сразу представлялись сверкающие, прямые как стрела, западные
автострады.
-- Связь уходит. Держись, Петр.
Вокруг челнока разгоралось свечение ионизированного воздуха. Нос
корабля начал медленно приподниматься, принимая основной удар плазмы на
бронированное брюхо. И все равно, на сверхпрочном жаростойком стекле
переднего иллюминатора плясали огненные змеи.
-- Приплыли, дружок, -- сказал я, повернувшись к счетчику.
Это -- судьба.
И она, наверное, права. Исправляет мои ошибки, мою
слабохарактерность. Не пускает на Земля врага, сумевшего заморочить
голову неопытному пилоту...
Счетчик улыбался. Словно его не пугала ни огненная буря вокруг, ни
неминуемое крушение при посадке, ни дикая ошибка в отработанных
программах приземления...
Ошибка в программах?
-- Гад! -- завопил я, рвясь из кресла. -- Скотина!
Самый простой способ миновать контроль космопорта -- приземлиться за
его пределами.
Сумей я сейчас встать, я разорвал бы счетчика на куски голыми руками.
Но перегрузка уже давила, вырывая из ремней, стремясь бросить на хрупкую
начинку пульта.
Нет уж.
Нет.
Но на что он может надеяться, чешуйчатый инопланетянин Карел? Удар
при посадке будет слишком силен...
Впрочем, откуда я знаю, какую перегрузку способно выдержать это тело?
В рвущемся огненном саване "Спираль" неслась к Земле.
Счетчик скосил на меня глаза. Ему приходилось куда хуже -- вместо
удобного анатомического кресла с широкими ремнями -- стальной трос через
талию...
Дисплей замерцал -- оранжевым, призывным светом. Я посмотрел на экран
-- поверх траекторных расчетов медленно плыли строчки:
"Петр, все хорошо. Говори, но не обращайся ко мне лично. У нас не
будет времени на повторную чистку записей."
Как ни странно, но я подчинился.
-- Челнок не может приземлиться вне космодрома, -- сказал я.
"Ты сможешь."
-- Нет, это невозможно!
"Ты хороший пилот".
-- Двадцать тонн! Нужна специальная полоса!
"Молчи! Молчи!"
Я замолчал. Челнок трясло -- не слишком сильно, привычно. В
иллюминаторах бился огонь. Как правило в такие минуты делается не по
себе -- теплозащита надежна, но уже дважды шаттлы гибли при посадке.
Прогорал какой-то участок, или отслаивалась керамическая плитка, и
плазменная струя врывалась внутрь.
Но сейчас мне угрожала куда более реальная беда.
За всю историю космонавтики челнокам не приходилось садиться на
неприспособленные площадки. Лишь специальные полосы, лишь лучшие из
военных аэродромов -- для аварийных посадок, лишь выглаженные самой
природой глади пересохших соляных озер.
Но не дорога.
Я вспомнил старую, советских времен комедию, где пассажирский самолет
опустился на шоссе. Эту сцену снимали на аэродроме -- обычное дорожное
покрытие не выдержало бы.
В чем я сейчас удостоверюсь на практике.
Как странно все происходящее ныне в мире. Межзвездные полеты, чужие
цивилизации стали реальностью. И ничего -- ничего не изменилось! Те же
раздолбанные шоссе, по которым ползут "КАМАЗы" и "Жигули", те же мыльные
оперы по телевидению, протекающая сантехника и сопливые по весне носы.
Будущее коснулось настоящего, снисходительно потрепало по плечу, и
улеглось отдыхать.
Двадцать процентов населения Земли работает на космос. Строит
корабли, готовит топливо, сооружает смехотворные орбитальные крепости,
пытается справиться с обезумевшей от ракетного бума экологией.
А мне предстоит садиться на оплывший от жары асфальт.
-- Прощай, -- сказал я счетчику. Тот промолчал -- не только вслух
ничего ни произнес, но и к компьютеру подключаться не соизволил.
Ладно.
Огненный шторм вокруг челнока уже утих, теперь мы просто неслись в
стратосфере, на высоте двадцати с небольшим километров, словно обычный
сверхзвуковой самолет... с неработающими двигателями. Я отключил
автоматику, взялся за штурвал. Осторожно качнул челнок -- он слушался
рулей неплохо, на такой скорости давление набегающего воздуха
компенсировало разреженность.
Будь в баках хотя бы обычный резерв горючего, я бы попытался
сманеврировать и сесть на космодром. Но баки были почти сухими.
Минут через десять мы уже спустились до облачного слоя, и в этот
момент восстановилась связь.
-- "Трансаэро", ответьте... -- устало повторял диспетчер.
-- Я на связи.
-- Борт тридцать шесть -- восемнадцать! Видим вас!
-- Очень рад, -- сказал я.
-- Петр, вертолеты в воздухе, в точке твоей посадки дорога расчищена.
Ты идешь прямо по направлению трассы, у тебя неплохой шанс.
Я не стал уточнять проценты этого шанса. Не лучшее время для ругани.
-- Что советуете, Земля?
-- Петр, на связи Александр Данилов, -- сказал диспетчер. И тут же в
разговор вступил другой голос. Немного мне знакомый. Лучшего пилота
"Трансаэро" Данилова я видел раза три. Сейчас он водил "Бураны", но
начинал со "Спирали".
-- Петр, времени на соболезнования нет, -- начал он. -- И
постараемся, чтобы они не понадобились. Через десять минут ты пролетаешь
над космодромом. Еще через две, на высоте около пяти километров,
оказываешься над дорогой.
По крайней мере, он не сказал "над магистралью"...
-- Дорога хреновая, -- безжалостно сообщил Данилов. -- Я по ней
ездил. Но тот участок, где ты снижаешься до нуля, относительно в
порядке... там часто ездят китайские торговцы, маленько подлатали
покрытие. На автоматику рассчитывать не приходится. Какой у тебя опыт
полетов?
-- Два с инструктором, семь самостоятельных. Все на "Спирали", -- я
сглотнул, и добавил: -- Все посадки на автоматике...
-- Это я знаю. Военный налет?
-- Девять полетов.
-- На чем летал?
-- На "сушке", тридцать седьмой.
-- И то хорошо. Запомни, "Спираль" все-таки управляема вручную, очень
медленно слушается рулей на посадке, но все возможно. Я садился вручную
дважды.
-- Дорога широкая? -- спросил я. От ровного, злого голоса Данилова
оцепенение проходило.
-- Пять метров. Могло быть и хуже. Если опустишься четко, то колеса в
кювет не попадут. Прокатись хотя бы метров сто, чтобы сбросить скорость.
Тогда у тебя все шансы уцелеть, когда скатишься с шоссе.
-- Люди есть на дороге?
-- Уже нет. Ее действительно очистили, не волнуйся.
-- Саша, -- от волнения я потерял всяческий пиетет, -- у меня реально
есть шанс?
-- Небольшой, но есть. Я сейчас в вертолете... да, вижу тебя!
Посмотри вниз... черт, у тебя нет такого обзора... Космодром видишь?
Я видел. Впереди, и очень далеко внизу.
Когда я садился на Свободном, то на такой высоте над ним, конечно, не
пролетал...
-- Ты ровно идешь, -- утешил меня Данилов. -- Эта птичка еще
полетает. Тебе выдали расчет курса?
-- Да, -- глядя на дисплей ответил я. -- Две коррекции?
-- Одна, чтобы выйти на ось дороги, другая перед касанием.
-- У меня хватит топлива лишь на одну.
Данилов секунду молчал, потом решил:
-- Выполняй первую, иначе промахнешься вообще. Дальше будешь
планировать.
-- Понял.
-- Все, работай, -- бросил Данилов. -- Ветра практически нет,
видимость идеальная. Я на связи, но больше тебе не мешаю. Всем молчать!
Я проводил взглядом оставшийся по правому борту космодром. Четыре
главных старта, для челноков, три маленьких, для спутников. Две
прекрасные, широкие, оборудованные на славу полосы. Пятнышко вертолета в
небе. Я мысленно помахал Данилову рукой.
Счетчик молчал, лишь подергивал лапой по кожуху джампера. Слабый
шорох отвлекал, я зло глянул на рептилоида, и тот затих. Похоже, понял.
Расчет на последнюю коррекцию уже был в компьютере. В общем-то,
использование маршевого двигателя в атмосфере не рекомендуется. Но мне
терять нечего.
Я дал подтверждение на маневр, и через несколько секунд двигатель
автоматически включился. В атмосфере он работал как-то натужно,
взахлеб... а может быть, мне это уже мерещилось... Двухсекундный импульс
-- челнок слегка дернулся, вообразив, что научился летать, потом
продолжил падение.
По крайней мере мы действительно шли над дорогой. Господи, неужели в
России научились прокладывать дороги прямо, не обходя каждый холмик? Или
эта осталась с царских времен?
Высота уже упала до километра. Впереди, по обочине дороги, мелькали
коробочки машин. Надо же, действительно очистили трассу...
Скорость, вот мой главный враг. Триста с лишним километров в час --
ничто по космическим масштабом. Но для обычной дороги и это
непозволительно много.
Я качнул челнок, проверяя, как слушаются рули. Машина отозвалась на
удивление неплохо. На экране компьютера желтая линия -- моя траектория,
отклонилась от зеленой. Я вновь вернул "Спираль" на ось дороги. Безумная
надежда, что мне все-таки удастся приземлиться, стала чуть менее
безумной. На дорогу меня вывели настолько великолепно, словно
отрабатывали этот маневр давным-давно.
Счетчик опять начал скрести кожух. Но уже не было времени
отвлекаться. Дорога была в сотне метров под нами, и высота стремительно
падала. Я пытался разглядеть, ровно ли иду, но компьютер уже был
бесполезен, а обзор из кабины "Спирали" никогда не отличался широтой. В
последний миг я все же довернул челнок правее.
В тот миг, когда машина наклонилась, я заметил сразу две вещи.
Во-первых, интуиция не подвела, я и впрямь рисковал завалиться в кювет,
не будь этого последнего маневра. Вторая новость была куда хуже -- в
полукилометре впереди дорога резко сворачивала, огибая невысокую,
заросшую деревьями сопку. И мало того, навстречу мне ехала машина!
Разницы между тем, куда я врежусь, для меня, впрочем, не
существовало. Шесть секунд, и...
Челнок тряхнуло, когда шасси коснулось асфальта. Он сразу пошел юзом,
как машина на льду, разворачиваясь левым крылом вперед. В приступе
бессмысленного рвения я выправил космоплан. Впереди разворачивалась
машина -- огромный, обшарпанный "Икарус". Шофер, увидев несущейся на
него звездолет не растерялся, а ухитрился затормозить и стал
разворачиваться.
Господи, вот это бред! Челнок трясся, подскакивая на дороге, но пока
ухитряясь не слететь в кювет, и не перевернуться на одной из
многочисленных колдобин. Впереди улепетывал, выжимая из мотора все силы,
автобус. Да что он творит, я все равно быстрее, догоню! Выскакивал бы,
выводил людей... нет не успеть... так хоть съехал бы с дороги, может кто
жив бы остался...
Я еще попытался согнать "Спираль" с дороги. Хоть на обочину, хоть в
сопку -- лишь бы не в автобус! В голове вдруг всплыл
пронзительно-трагический голос полузабытой певицы: "А город подумал --
ученья идут..."
Но челнок явно не разделял мою готовность к самопожертвованию. Он уже
не скакал, а мчался по дороге, примирившись с асфальтом под колесами.
Российские звездолеты -- самые надежные в мире!
Автобус набрал-таки изрядную скорость, и расстояние сокращалось так
