кювету с фиксажем, скрыв от посторонних глаз левую продукцию, он распрямил
натруженный позвоночник и пошел открывать.
- Мосин, тебе не стыдно? - с порога спросил инженер-конструктор
Лихошерст.
Мосин хлопнул себя по лбу, но затем, спохватившись, переложил ладонь
на сердце.
- Валера! - страстно сказал он. - Честное слово, фотографировал. Но,
понимаешь, пленку перекосило.
- Голову оторву, - ласково пообещал Лихошерст.
Мосин обиделся.
- Правда перекосило... - И, понизив голос, поинтересовался: - Тебе
пеньюар нужен?
- Не ношу, - сухо ответил инженер. - И не заговаривай мне зубы.
Завтра утром стенгазета должна быть на стенде!
Мосин открыл "дипломат" и достал оттуда фирменный целлофановый пакет.
- Розовый. Английский, - сообщил он с надеждой. - У твоей жены какой
размер?
Лихошерст насмешливо разглядывал неширокую мосинскую грудь, обтянутую
бледно-голубой тенниской, на котором жуткая акула старательно разевала
пасть, готовясь заглотить безмятежную красавицу в темных очках.
- Растленный ты тип, Мосин. Наживаться за счет редактора стенгазеты -
все равно что грабить вдов и сирот. Если не секрет, откуда у тебя пеньюар?
Мосин смутился и пробормотал что-то о родственнике, приехавшем из
Караганды.
- В общем, работай, - не дослушав, сказал Лихошерст. - И чтобы после
обеда фотографии были, а то утоплю в проявителе.
Мосин закрыл за ним дверь и с минуту неприязненно смотрел на
фирменный пакет. В списке тех, кому он собирался сбыть пеньюар, Лихошерст
стоял последним. Надо же - так промахнуться! Интуиция говорила, что с
руками оторвут, а вот поди ж ты...
Мосин меланхолично перебросал снимки в промывку и - делать нечего -
пошел выполнять задание. Нужно было сфотографировать двор НИИ, причем так,
чтобы беспорядок у дверей склада сразу бросался в глаза.
Он отснял пару кадров с близкого расстояния, потом попробовал
захватить широкоугольником весь двор. Для этого пришлось отойти к самой
стене и даже влезть в заросли обломанной сирени.
Где-то неподалеку задорный молодой голос что-то лихо выкрикивал.
Звук, казалось, шел прямо из середины куста.
Мосин раздвинул ветки и обнаружил в стене дыру. Кричали на той
стороне. Он заглянул в пролом и увидел там босого юношу в розовой
кружевной рубашонке до пупа и защитного цвета шортах, который, ахая и
взвизгивая, рубил кривой старинной саблей головы репейникам. Делал он это
самозабвенно, но неуклюже. Метрах в сорока высилась рощица серебристых
шестов разной высоты и торчали какие-то многоногие штативы. Мосин ахнул.
ЗА СТЕНОЙ, ПО СОСЕДСТВУ С НИМ, РАБОТАЛА КИНОГРУППА! И, СУДЯ ПО
ОБОРУДОВАНИЮ, ИНОСТРАННАЯ.
Парень с саблей явно не репетировал, а развлекался. Предположение
оказалось верным: на рубаху раздраженно заорали. Тот обернулся на крик и с
индейским воплем принял оборонительную позицию. Тогда к нему подбежал
технический работник в серебристой куртке и отобрал саблю.
Мосин рассмеялся. Легкомысленный статист ему понравился.
К сожалению, досмотреть, чем кончится конфликт, было некогда. Мосин
вернулся в лабораторию, проявил пленку и решил, что, пока она сушится,
стоит побывать за стеной. Поправил перед зеркалом волосы и, зачем-то
прихватив "дипломат", вышел.
Вынув несколько расшатанных кирпичей, он довел пролом до нужных
размеров и пролез на ту сторону.
Киношники работали на обширном пустыре, зеленом и ухоженном, как
футбольное поле. Везде было понатыкано разной зарубежной техники, а в
центре, как бы для контраста, громоздилась мрачная замшелая изба, возле
которой отсвечивала медью огромная старинная пушка художественного литья.
Видимо, снимали что-то историческое. Между двумя арбузными горами ядер,
нервно оглаживая раскидистые усы, вышагивал длинный иностранный киноактер.
Мосин не интересовался историей. Но даже ему стало ясно: что-то они
здесь напутали.
Во-первых, на иностранце был фрак, на антрацитовых плечах которого
горели алые эполеты с золотой бахромой. Под правый эполет был пропущен
ремень вполне современной офицерской портупеи, на которой непринужденно
болтался обыкновенный плотницкий топор. Черные облегающие брюки были
вправлены в яловые сапоги гармошкой. Когда же киноактер снял кивер и
солнце приветливо заиграло на его смуглом бритом черепе, Мосин
окончательно разинул рот и начал подбираться поближе. "Комедию снимают", -
догадался он.
Его хлопнули по плечу. Мосин вздрогнул и обнаружил, что стоит рядом с
давешним статистом в розовой кружевной рубашонке.
- Денис Давыдов! - восхищенно поделился парень, кивнув в сторону
актера. - А?!
Сказано это было без акцента, и Мосин заморгал. Неужели переводчик?
Он в смятении покосился на рубашонку и заметил в пальцах у собеседника
тонкую длинную сигарету с черным фильтром. Это уже был повод для
знакомства, и Мосин выхватил зажигалку. Со второго щелчка она высунула
неопрятный коптящий язычок. Парень вытаращил глаза.
- О-о, - потрясенно сказал он и робко потянулся к зажигалке, но тут
же, отдернув руку, по-детски трогательно прикусил кончики пальцев.
Мосин смутился и погасил огонек. Киношник вел себя несолидно. Ему,
видно, очень хотелось потрогать зажигалку. Может, издевается?
- На, посмотри, - неуверенно предложил Мосин.
Киношник бережно принял вещицу, положил большой палец на
никелированную педальку и умоляюще взглянул на владельца.
- Йес... то есть си, - великодушно разрешил тот.
Иностранец нажал и радостно засмеялся.
"Пора знакомиться", - решил Мосин.
- Сергей, - представился он, протягивая руку.
Иностранец расстроился и, чуть не плача, отдал зажигалку.
- Ноу! Ноу!.. - испугался Мосин. - Это я Сергей. - Он стукнул себя в
грудь костяшками пальцев. - Сергей.
До иностранца наконец дошло.
- Тоха, - печально назвался он, глядя на зажигалку.
Что он в ней нашел? Дешевая, даже не газовая, в магазине таких полно.
- Итыз прэзэнт, - отчаянно скребя в затылке, сказал Мосин. - Ну не фо
сэйл, а так...
Когда ему удалось втолковать, что зажигалку он дарит, киношник
остолбенел. Потом начал хлопать себя по груди, где у него располагались
карманы. Отдариться было нечем, и лицо его выразило отчаяние.
- Да брось, - неискренне сказал Мосин, - не надо... Давай лучше
закурим.
Иностранец не понял. Сергей повторил предложение на международном
языке жестов. Иностранец опять не понял. Тогда Сергей просто ткнул пальцем
в сигарету. Парень очень удивился и отдал ее Мосину.
Тот сразу же уяснил ошибку: это была не сигарета. Цилиндрическая
палочка, на две трети - белая, на треть - черная. На ощупь вроде бы
пластмассовая, а на вес вроде бы металл. Но возвращать ее уже было поздно.
- Сэнькью, - поблагодарил Мосин. - Грацио.
Иностранец в восторге пощелкал зажигалкой и куда-то вприпрыжку
побежал. Потом вспомнил про Сергея и приглашающе махнул ему рукой.
Несерьезный какой-то иностранец. Тоха... Видимо, Антонио.
И Мосин последовал за ним, вполне довольный ходом событий. С
сигаретообразной палочкой, конечно, вышла накладка, но зато удалось
завязать знакомство.
2
В коммерческие контакты с иностранцами Мосину вступать еще не
приходилось. Его сфера - знакомые и знакомые знакомых. Есть бедра, и есть
фирменные джинсы, которые на эти бедра не лезут. "Хорошо, - соглашается
Мосин, - я знаю такие бедра. Сколько просить?" К примеру, столько-то.
"Хорошо", - говорит Мосин и просит на червонец дороже. И все довольны. А
вот иностранцы...
Тоха привел его к наклонно натянутому тенту, под которым
расположились два парня и молодая... актриса, наверное. Для технического
работника девушка выглядела слишком эффектно.
- Сергей, - представил его Тоха.
Девушка и один из парней с интересом посмотрели на гостя. Третий из
их компании лежал на спине и даже не пошевелился, только приоткрыл один
глаз.
- Реликт, - мрачно бросил он и снова зажмурился.
- Сам ты реликт, - ответил ему Тоха на чистейшем русском языке.
Девушка рассмеялась, а Мосин оторопело раскланялся и тоже присел на
травку, положив "дипломат" рядом. Какого же тогда черта он изъяснялся
одними жестами и восклицаниями! Неужели наши? Откуда они такие? И что на
них? Парни были одеты почти одинаково: тонкие серебристые куртки и
легкомысленно-радужные шорты. На девушке было что-то отдаленно похожее на
платье, клубящееся у плеч и струящееся у бедер.
Между тем они так бесцеремонно рассматривали Мосина, что можно было
подумать, будто именно он вырядился бог знает как. Вообще-то, конечно,
майку с акулой встретишь не на каждом - в городе их всего четыре: одна у
Мосина, одна у Алика и две у Зиновьева из филармонии, но он их, наверное,
уже кому-нибудь толкнул...
- Визуешься? - на каком-то невообразимом жаргоне полюбопытствовала
девушка.
Кажется, спрашивали о роде занятий.
- Н-нет, - отозвался он неуверенно. - Я - фотограф.
Все так и покатились от хохота, как будто Мосин выдал первоклассную
остроту.
- А! Знаю, - сказала девушка. - Он из института.
И кивнула в сторону не видимой из-за тента стены. Это предположение
вызвало новый взрыв веселья, хотя Мосин, например, юмора не понял: ну,
работает человек в институте, и что тут смешного?
- А вы откуда?
- С Большой.
- И... как так? - растерявшись, спросил он.
- Много.
Похоже, над Мосиным все-таки издевались.
- Это не репродуктор! - внезапно удивилась девушка.
Все повернулись к ней.
- Это... чемодан, - выговорила она, завороженно глядя на мосинский
"дипломат".
В ту же минуту молодые люди оказались стоящими на коленях вокруг
"дипломата". Потом разом уставились на Мосина.
- Музейный похититель, - с уважением предположил один из парней.
- Что ты им делаешь? - Кажется, этот вопрос волновал всех.
- Ношу, - буркнул Мосин, начиная злиться.
- Архачит, - пояснил Тоха.
Рука девушки неуверенно потянулась к замку. Красивая рука. Тонкая.
Смуглая.
- Эврика, - укоризненно одернул мрачный малый, которому Мосин,
кажется, не понравился с первого взгляда.
"Эврика"! Ну и имечко! - подумал Сергей. - Из мультика, что ли?"
Но тут девушка испуганно взглянула на него, и делец в Мосине
скоропостижно скончался. Она была совершенно не в его вкусе: узкие бедра,
едва намеченная грудь - фигура подростка. Но это сочетание светлых
пепельных волос, загорелого лица и огромных серых глаз уложило его
наповал.
"Можно?" - спросили ее глаза.
"Да! - ответили им мосинские. - Да! Конечно!"
Эврика откинула оба замка и осторожно подняла крышку, явив взглядам
присутствующих фирменный пакет.
Никто сначала не понял, что перед ними. И только когда пеньюар, шурша
кружевами, выскользнул из пальцев растерявшейся Эврики, когда, расправив и
разложив его на зеленой траве, все отступили на шаг, возникла такая пауза,
что Мосину стало не по себе.
- Денису показывал?
- Это... Давыдову? - удивился Мосин. - Зачем?
- И правильно, - поддержала Эврика. - Я приложу?
- Да, - сказал Мосин. - Да. Конечно.
- Равнение на институт! - радостно скомандовала Эврика.
Парни с ухмылками отвернулись к полотну тента, и Мосин почувствовал
обиду за свое учреждение, хотя сам о нем обычно отзывался крайне нелестно.
Наконец Эврика разрешила обернуться.
- У-у-у!.. - восхищенно протянул Тоха.
Эврика была в пеньюаре. Но Мосин смотрел не на нее - он смотрел на
брошенное в траву голубое платье! Девушка не расстегнула, она попросту
