и все же стук получился громким и грубый. Как всегда.
С минуту все было тихо. Потом из глубины дворца послышались быстрые
легкие шаги, тревожный шорох шелка - и двери отворились. На пороге,
придерживая створки кончиками пальцев, стояла синеглазая юная дама
ошеломительной красоты.
- Фрейлина государыни, - мелодично произнесла она, с удивлением
разглядывая незнакомца.
"С ума сошла! - обескураженно подумал он. - Да разве можно окружать
себя такими фрейлинами!"
В двух словах он изложил причину своего появления.
- Государыня назначила вам встречу? - переспросила фрейлина. - Но кто
вы?
- Государыня знает.
Синеглазая дама еще раз с сомнением оглядела его нездешний наряд.
Незнакомец явно не внушал ей доверия.
- Хорошо, - решилась она наконец. - Я проведу вас.
И они двинулись лабиринтом сводчатых коридоров. Он шел, машинально
отмечая, откуда что заимствовано. Таинственный сумрак, мерцание красных
лампад... И хоть бы одна деталь из какого-нибудь фильма! Можно подумать,
что государыня вообще не ходит в кино.
- А где у вас тут темницы? - невольно поинтересовался он.
- Темницы? - изумилась фрейлина. - Но в замке нет темниц!
- Ну одна-то по крайней мере должна быть, - понимающе усмехнулся он.
- Я имею в виду ту темницу, где содержится некая женщина...
- Женщина? В темнице?
- Да, - небрежно подтвердил он. - Женщина. Ну такая, знаете,
сварливая, без особых примет... Почти каждую фразу начинает словами
"Интересное дело!.."
- Довольно вульгарная привычка, - сухо заметила фрейлина. - Думаю,
государыня не потерпела бы таких выражений даже в темницах... если бы они,
конечно, здесь были.
Коридор уперся в бархатную портьеру. Плотный тяжкий занавес у
входа...
- Подождите здесь, - попросила фрейлина и исчезла, всколыхнув складки
бархата.
- Государыня! - услышал он ее мелодичный, слегка приглушенный
портьерой голос. - Пришел некий чужестранец. У него странная одежда и
странные манеры. Но он говорит, что вы назначили ему встречу.
Пауза. Так... Государыня почуяла опасность. Никаким чужестранцам она,
конечно, сегодня встреч не назначала и теперь лихорадочно соображает, не
вызвать ли стражу. Нет, не вызовет. Случая еще не было, чтобы кто-нибудь
попробовал применить силу в такой ситуации.
- Проси, - послышалось наконец из-за портьеры, и ожидающий изумленно
приподнял бровь. Голос был тих и слаб - как у больной, но, смолкнув, он
как бы продолжал звучать - чаруя, завораживая...
- Государыня примет вас, - вернувшись, объявила фрейлина, и ему
показалось вдруг, что говорит она манерно и нарочито звонко. Судя по
смущенной улыбке, красавица и сама это чувствовала.
Поплутав в складках бархата, он вышел в зал с высоким стрельчатым
сводом. Свет, проливаясь сквозь огромные витражи, окрашивал каменный пол в
фантастические цвета. В тени у высокой колонны стоял резной деревянный
трон - простой, как кресло.
Но вот вошедший поднял глаза к той, что сидела на троне, и
остановился, опешив.
Все было неправильно в этом лице: и карие, небольшие, слишком близко
посаженные глаза, и несколько скошенный назад подбородок, да и нос излишне
длинноват...
Каким же образом все эти неправильные, некрасивые черты, слившись
воедино, могли обернуться столь тонкой, неповторимой красотой?!
- Простите за вторжение, государыня, - справясь с собой, заговорил
он, - но я за вами...
- Я поняла... - снова раздался этот странный глуховатый голос, после
которого все остальные голоса кажутся просто фальшивыми.
- Вы выбрали крайне неудачное время для уединения... - Он чуть ли не
оправдывался перед ней.
Не отвечая, государыня надменно и беспомощно смотрела куда-то в
сторону.
- Мне, право, очень жаль, но...
- Послушайте! - яростным шепотом вдруг перебила она. - Ну какое вам
всем дело!.. Даже здесь! Даже здесь от вас невозможно укрыться!.. Как вы
вообще посмели прийти сюда!
И что-то изменилось в зале. Видимо, освещение. Многоцветные витражи
побледнели, краски начали меркнуть.
- Ну что делать... - мягко ответил он. - Работа.
- Паршивая у вас работа! - бросила она в сердцах.
Пришелец не обиделся. В мирах грез ему приходилось выслушивать и не
такие оскорбления.
- Да, пожалуй, - спокойно согласился он. - Но, знаете, не всегда. Дня
три назад, к примеру, я получил от своей работы истинное наслаждение -
отконвоировал в реальность вашего замдиректора.
- Что?.. - Государыня была поражена. - Замдиректора?.. И какие же у
него грезы?
- Жуткие, - со вздохом отозвался он. - Все счеты сведены, все
противники стерты в порошок, а сам он уже не заместитель, а директор.
Предел мечтаний...
- А вы еще и тактичны, оказывается, - враждебно заметила государыня.
- Зачем вы мне все это рассказываете? Развлечь на дорожку?
Стрельчатые высокие окна померкли окончательно, в огромном холодном
зале было пусто и сумрачно.
- Пора, государыня, - напомнил он. - Вы там нужны.
- Нужна... - с горечью повторила она. - Кому я там нужна!.. Если бы
вы только знали, как вы не вовремя...
- Но вас там ищут, государыня.
Похоже, что государыня испугалась.
- Как ищут? - быстро спросила она. - Почему? Ведь еще и пяти минут не
прошло.
Он посмотрел на нее с любопытством.
- Вы всерьез полагаете, что отсутствуете не более пяти минут?
- А сколько?
- Два с половиной часа, - раздельно выговорил он, глядя ей в глаза.
- Ой! - Государыня взялась кончиками пальцев за побледневшие щеки. -
И что... заметили?
- Ну конечно.
Портьера всколыхнулась, и вошла синеглазая красавица фрейлина.
Красавица? Да нет, теперь, пожалуй, он бы ее так назвать не рискнул. "В
них жизни нет, все куклы восковые..." - вспомнилось ему невольно.
- Государыня! К вам Фонтанель!
Стрельчатые окна вспыхнули, камни зала вновь озарились цветными
бликами, и стоящий у трона человек закашлялся, чтобы не рассмеяться.
Стремительно вошедший Фонтанель был строен и пронзительно зеленоглаз.
Немножко Сирано, немножко Дон Гуан, а в остальном, вне всякого сомнения, -
какой-нибудь сорванец из переулка, где прошло детство и отрочество
государыни. Придерживая у бедра широкую, похожую на меч шпагу, он взмахнул
шляпой, одно перо на которой было срезано и, надо полагать, клинком.
- Я прошу извинить меня, Фонтанель, - явно волнуясь, начала
государыня. - Поверьте, я огорчена, но... Срочное государственное дело...
Мастерски скрыв досаду, зеленоглазый бретер склонился в почтительном
поклоне, но взгляд его, брошенный на пришельца, ничего хорошего не обещал.
Цепкий взгляд, запоминающий. Чтобы, упаси боже, потом не ошибиться и не
спутать с каким-нибудь ни в чем не повинным человеком.
- Это... лекарь, - поспешно пояснила государыня, и взор Фонтанеля
смягчился. Теперь в нем сквозило сожаление. "Твое счастье, что лекарь, -
отчетливо читалось в нем. - Будь ты дворянин..."
- Да вы хоть знаете, что такое "фонтанель"? - тихо и весело спросил
пришелец, когда они вдвоем с государыней выбрались из зала.
- Не знаю и знать не хочу! - отрезала она.
Лабиринт сводчатых переходов вновь натолкнул его на мысль о темнице,
где должна была по идее томиться сварливая женщина без особых примет,
однако от вопроса он решил тактично воздержаться.
Вскоре они пересекли ту неуловимую грань, за которой начинается
реальность, и остановились в пустом прокуренном коридоре. Дверь отдела
была прикрыта неплотно.
- Слышите? - шепнул он. - Это о вас...
- Интересное дело! - вещал за дверью раздраженный женский голос. -
Мечтает она! Вот пускай дома бы и мечтала! Она тут, понимаешь, мечтает, а
мне за нее ишачить?..
- Так а что ей еще остается, Зоя? - вмешался женский голос подобрее.
- Страшненькая, замуж никто не берет...
- Интересное дело! Замуж! Пускай вон объявление в газету дает -
дураков много... Интересное дело - страшненькая! Нет сейчас страшненьких!
В джинсы влезла - вот и фигура. Очки фирменные нацепила - вот и морда... А
то взяла манеру: сидит-сидит - и на тебе, нет ее!..
Государыня слушала все это, закусив губу.
- Знаете, - мягко сказал он, - а ведь в чем-то они правы. Если бы
время, потраченное вами в мире грез, использовать в реальной жизни... Мне
кажется, вы бы достигли желаемого.
- Чего? - хмуро спросила она. - Чего желаемого?
Он вздохнул.
- Прошу вас, государыня, - сказал он и толкнул дверь кончиками
пальцев.
В отделе стало тихо. Ни на кого не глядя, государыня прошла меж
уткнувшимися в бумаги сотрудницами и села за свой стол.
С горьким чувством выполненного долга он прикрыл дверь и двинулся
прочь, размышляя о хрупких, беззащитных мирах грез, куда по роду службы
ему приходилось столь грубо вторгаться.
Свернув к лестничной площадке, он услышал сзади два стремительных
бряцающих шага, и, чья-то крепкая рука рванула его за плечо. Полутемная
лестничная клетка провернулась перед глазами, его бросило об стену спиной
и затылком, а в следующий миг он понял, что в яремную ямку ему упирается
острие широкой, похожей на меч шпаги.
- Вы с ума сошли!.. - вскричал было он, но осекся. Потому что если
кто и сошел здесь с ума, так это он сам. На грязноватом кафеле площадки,
чуть расставив ботфорты и откинув за плечо потертый бархат плаща, перед
ним стоял Фонтанель.
- Как вы сюда попали?.. - От прикосновения отточенного клинка у него
перехватило горло.
- Шел за вами. - Зеленоглазый пришелец из мира грез выговорил это с
любезностью, от которой по спине бежали мурашки. - Сразу ты мне, лекарь,
не понравился... А теперь, если тебе дорога твоя шкура, ты пойдешь и
вернешься сюда с государыней!..
Любовь ЛУКИНА
Евгений ЛУКИН
ДУРНАЯ ПРИВЫЧКА
Как трудно найти настоящего друга и как легко его потерять! И ведь
говорил я себе: бросай ты свои дурные привычки. Чего стоит, например, твоя
манера крутить пуговицу собеседника!
...Едва я прикоснулся к пуговице, его начали сотрясать судороги.
Затем он принялся разительно меняться.
У него вырос горб. Потом пропал. Зато укоротилась левая нога, а лицо
обрело негритянские черты.
Совершенно обалдев, я по инерции крутил пуговицу до тех пор, пока мой
новый друг не превратился в лохматого бульдога тигровой масти.
Кошмар! Он оказался биороботом, вдобавок способным к трансформациям.
А я, выходит, крутил регулятор!..
Обидно, что дар речи он утратил. И, боюсь, не только его: более тупой
собаки мне в жизни не попадалось.
А самое страшное то, что я теперь не знаю, во что превратился
регулятор-пуговица. Что я ему только ни крутил, пытаясь вернуть
первоначальный облик! Бесполезно.
А что делать? Не собачникам же сдавать. Все-таки друг. Так и держу на
цепи, а то мигом скатерть со стола сжует. Он может.
Любовь ЛУКИНА
Евгений ЛУКИН
КАНИКУЛЫ И ФОТОГРАФ
1
За "Асахи Пентакс" оставалось выплатить немногим больше сотни. Стоя
над огромной кюветой, Мосин метал в проявитель листы фотобумаги. Руки его
в рубиновом свете лабораторного фонаря казались окровавленными.
Тридцать копеек, шестьдесят копеек, девяносто, рубль двадцать...
На семи рублях пятидесяти копейках в дверь позвонили. Мосин не
отреагировал. И только когда тяжелая деревянная крышка опустилась на
