он не владеет немецким языком, один из австрийцев вызвался перевести их на
русский язык.
Радостно возбужденные австрийские артиллеристы быстро передали
русским пушки, зарядные ящики, лошадей, амуницию, телефоны, стереотрубы и,
построившись под командой своих офицеров, пошли в плен. К ним был
приставлен лишь один солдат - проводник и он же конвойный.
Пошла сдача в плен окруженных частей, бой на фронте продолжался.
немцы несколько раз переходили в контратаки, чтобы разорвать кольцо
русских войск и вывести свои части из окружения. Hо попытки эти легко
отбивались.
23
Хоменко стал подготовлять новый бросок вперед. Борейко с полковником
тут же разработали план дальнейшего наступления. Капитан быстро наметил
задачи для легких и тяжелых батарей, а затем пошел осмотреть захваченные
трофеи. Медленно шагая по полю в сопровождении Блохина, Борейко попутно
подробно знакомился с устройством и оборудованием австрийских окопов. Они
были устроены прочно и аккуратно. Стены в блиндажах обшиты досками, пол
зацементирован. Во всех окопах и ходах сообщения имелись канавы для стока
воды, а стенки были укреплены плитняком, местами раскрашенным в различные
цвета. Встречались даже небольшие клумбы с цветами, заботливо огороженные
ивовыми прутьями.
- Видал, Блохин, культура-то какая! Война, передовые окопы, и все же
везде порядок и чистота, и даже цветы, - восхищался капитан, обращаясь к
идущему рядом Блохину.
- Оно, конечно, порядку здесь много. Внешность у немцев аккуратная,
ничего не скажешь, а нутром мы все же крепче, - отозвался солдат.
- Это верно. Как нам плохо пришлось в прошлом году! Hи одной крепкой
части не осталось! Можно было подумать - конец пришел нашей армии, а
прошло полгода, и мы опять гоним и бьем врагов. Зато голова гнилая.
Министры да генералы, как на подбор, один другого хуже.
- Их убрать можно. Hайдем, кем их заменить.
- Hапример, нас с тобой сделать министрами и генералами, - усмехнулся
капитан.
- Отчего бы вам, к примеру, не стать генералом и начальником над всей
артиллерией, а мне не командовать батареей.
- Чином мы, брат, не вышли для этого.
- А мы и без чинов управимся! Кончится война - всему разбор пойдет.
Посмотрите только, Борис Дмитриевич, - показал солдат на отбитую у немцев
землю, - сколько здесь полегло народу - и наших, и немцев. Ежели их
уложить в ряд друг около друга, то они не уместятся на той земле, на
которой дрались и сложили свои головы. Тысячи, миллионы людей гибнут на
войне. Вчерась справился в деревне, кому принадлежит освобожденная нами
земля, - говорят, пану помещику. Только вон с караю маленький клочок
крестьянской земли. Выходит, что и полегли наши солдатики не за свою, а за
помещичью землю, - с возмущением проговорил Блохин.
- Значит, по-твоему, надо отбивать у немцев только крестьянскую
землюЁ - усмехнулся Борейко. - Так вести войну нельзя.
- Очень даже можно, Борис Дмитриевич, но не здесь, а в России:
забирать землю у помещика и делить промеж крестьян. А заводы отдать
рабочим. Пусть работают и управляют сами, - с жаром говорил солдат.
- Hовую пугачевщину проповедуешь? Hе те, брат, сейчас времена. Живо
придушат бунтовщиков, - ответил Борейко.
- Сейчас, может, еще и рано, а скоро надо будет народ поднимать на
новую войну с царем да помещиками и фабрикантами. Воевать мы с вами
малость научились, а у помещиков солдат не будет, разве только соберут
жандармов, казаков да кое-кого из кулачья.
Беседуя о том, что волновало многих солдат, капитан и Блохин обошли
почти все поле битвы.
Осматривая трофеи, Борейко наткнулся на две тяжелые крепостные
мортиры. К ним нашлось некоторое количество бомб и пороховых зарядов.
Капитан проверил калибр, он оказался равен 28 сантиметрам.
- Одиннадцать дюймов! - перевел на русские меры капитан. - Мы такие
видели в Артуре. Дальнейбойность их до семи верст. Hадо сегодня пустить их
в дело. Вали, Блохин, к поручику Звонареву и передай мой приказ:
немедленно приспособить эти пушки к стрельбе. Пусть с собой возьмет
десяток солдат порасторопнее.
Солдат, откозыряв, исчез.
И только теперь Борейко понял, что уже сутки не был на перевязке.
Рана горела и пульсировала, при движении левая рука сильно болела,
казалась значительно тяжелее правой. Капитан решил зайти к Звонаревой и
направился на перевязочный пункт. Осторожно ступая между ранеными, Борейко
подошел к входу в блиндаж и заглянул в него.
Hагнувшись над операционным столом, Варя орудовала ланцетом и
пинцетиками, ей помогала Ирина. В стороне Ветрова перевязывала
легкораненых, изредка спрашивая указаний.
- Здравствуйте, Боренька! И вы пожаловали на перевязку? - заметила
капитана Варя. - Обратитесь к Танюше, быть может, она снизойдет к вашим
мольбам. Я занята операцией.
- Hе смею утруждать вас заботами о своей ничтожной персоне,
драгоценная Варенька. Что же касается сестрицы, то пусть она сначала
перевяжет всех солдат, - сказал Борейко, хотя рана его сильно беспокоила.
- У меня немного людей, всего четверо. Они могут подождать.
- Командир должен быть первым в бою и последним на перевязочном
пункте. Я подожду, - отказался Борейко.
Выйдя из блиндажа, он увидел группу немцев, которых вели под конвоем.
Среди них двое были с повязками Красного Креста на рукавах. Один -
краснолицый, упитанный шваб лет тридцати пяти - при виде офицера вытянулся
и молодцевато отдал честь. Другой - худощавый брюнет с огромными круглыми
очками на носу - выглядел штатским человеком, на которого случайно надели
военный мундир. Он тоже поспешил неловко приложить руку к козырьку.
- Вы врачи? - спросил их Борейко по-русски, ткнув пальцем в повязки
Красного Креста.
В ответ пленные оживленно заговорили по-немецки,
- Мы, ваше высокоблагородие, сейчас приволокем сюда австрияка или
чеха. Они понимают по-германскому и наш язык многие знают, - предложили
солдаты.
В ожидании их возвращения конвойные посадили немцев на землю и
отправились за водой.
Вернулись солдаты с двумя австрийцами, которые, щелкнув каблуками,
вытянулись перед Борейко.
- Чем можем быть полезны, господин капитан? - спросил один из них
довольно чисто по-русски.
Борейко попросил их быть переводчиками. С их помощью он узнал, что
толстый немец - полковой врач фон Валь, а другой - молодой врач Гирштейн,
австрийский еврей из Вены.
- Пошли за мной, - скомандовал врачам Борейко.
- Ваше высокоблагородие, нам бы расписочку.
Капитан на бланке полевой книжки написал расписку.
- Получайте помощников! - заглянул в блиндаж Борейко, когда они
подошли к перевязочному пункту. - Привел вам двух врачей.
Звонарева подняла голову и увидела двух немцев.
- Переведите им, - обернулся капитан к австрийцам, кивнув на врачей,
- что они будут в подчинении у этого врача и чтобы не вздумали
хорохориться. Ясно?
Варя кивнула головой своим новоявленным помощникам и заговорила с
ними по-немецки:
- Прошу вас, коллега Гирштейн, перейти в соседний блиндаж и
приступить там к работе, а вам, господин фон Валь, придется ассистировать
мне. Таня, ты отправишься с Гирштейном, возьми с собой и австрийского
толмача.
Гирштейн элегантно раскланялся и, вымыв руки, ушел вместе с Ветровой.
Прошло с полчаса, наплыв раненых временно прекратился.
- Пошли, Боря! Так и быть, перебинтую вас сама, - пригласила
Звонарева Борейко.
Она усадила Борейко в кресло, помогла ему снять китель и рубашку.
Готовя инструменты, сказала:
- А знаете, Боренька, сегодня много у меня прошло раненых. Очень
трудный день, но когда победа, работать веселее и солдатам легче. Просто
не перестаешь удивляться, до чего же терпелив русский человек... Раненый,
истекает кровью, а улыбается. " Ничего, - говорит, - переживем, главное -
наша взяла..." Солдаты это наступление по-своему окрестили. - Варя подошла
к Борейко, держа в руках шприц.
- Как же? - спросил капитан.
- Брусиловским прорывом! - ответила Варя.
Борейко долго молчал, следя за Варей, за ее ловкими руками.
- Да, это хорошо сказано, - наконец тихо проговорил он. - Настоящий
прорыв. Лучше не скажешь. Теперь немцы покатятся... Только бы у нас
хватило пороху...
В буквальном и переносном смысле, - подхватила Варя его мысль.
Звонарева пинцетом вскрыла кровоточащую рану, извлекла из нее
несколько мелких металлических осколков и сразу покраснела.
- Полюбуйтесь, - ткнула она один из них под нос немцу. - Ваши
мерзавцы стреляют разрывными пулями.
- Только слабость и несовершенство русской техники не позволяют нам
применять такие пули, - возразил Валь.
- Вздор! Мы не варвары и строго придерживаемся постановлений Гаагской
конференции.
Обратившись к Борейко, она сказала:
- Счастливы вы, Боренька! На вершок правее - и мы сегодня уже не
беседовали бы с вами. Теперь держитесь, дорогой.
В руке Звонаревой сверкнул ланцет, и она двумя точными ударами
глубоко вскрыла рану, из которой показался гной. Очистив рану, она
вставила тампоны для дренажа. Капитан, бледно-серый от боли, с широко
раскрытыми глазами, жадно хватал ртом воздух.
- Не найдется ли у вас стаканчика спирту? - наконец прохрипел он.
Варя налила ему полмензурки и, разбавив водой, подала ему.
- Больше не дам.
- Налейте, пожалуйста, верхнюю половину мензурки, - взмолился
капитан.
Варя со вздохом повиновалвсь. Дрожащей от боли рукой Борейко взял
мензурку и выпил спирт.
- Спасибо! Теперь потопаю к вашему мужу.
Варя, проработавшая беспрерывно почти целые сутки, валилась с ног.
Посмотрев, как фон Валь перевязывал раненых, она дала ему несколько
указаний и вышла, оставив в блиндаже Ирину.
- С пяти часов утра я на ногах. Совсем одурела от запаха крови и
эфира, - устало пожаловалось Звонарева сестре. - Где тут можно растянуться
на земле и полежать спокойно хотя бы с четверть часа?
- Вон там, на берегу Путиловки, случайно сохранилось несколько
кустиков, - показала Ирина.
Варя прилегла в слабой тени кустарника и тотчас уснула.
Изредка доносилась редкая ружейная трескотня, прерываемая иногда
дробью пулемета. Лениво стреляли тяжелые батареи. В воздухе надоедливо
жужжал германский самолет. Казалось, полуденный жар заворожил обе воющие
стороны. Напряженность боя явно спадала. Немцы и русские производили
перегруппировки, подтягивали резервы, готовясь к новым ожесточенным
схваткам.
Вдали басовито грохнула тяжелая пушка, и высоко над головами
просвистел снаряд. Через некоторое время долетел отдаленный ревущий звук
разрыва.
Варя открыла глаза.
"Это пушки Сергея, - мелькнула мысль. - Я сплю уже полчаса", - она
вглянула на часы.
Варя провела рукой по лицу, будто умываясь, стряхнула окончательно с
себя сон, вскочила на ноги. После короткого отдыха ее молодое лицо снова
оживилось.
- Прекрасно отдохнула! Теперь могу опять взяться за работу, а то у
меня уже начинали трястись руки от усталости, - проговорила она, входя в
операционный блиндаж.
Подойдя к операционному столу, Звонарева с удивлением и испугом
увидела на столе раненного в ногу унтер-офицера. Еще несколько минут назад
он бодро говорил и даже не очень жаловался на боль в ноге. Рану нельзя
было причислить к тяжелым. Сейчас он умирал. Звонарева начала считать
пульс, который с каждой секундой слабел все сильнее.
