(распятие Дали) поднялась снизу, из некого детского ночного кошмара и
поплыла навстречу ледяным потокам дождя, вверх, к звездам, плюющим в
лицо дистиллированной водичкой (ха-ха), и там, на четвертом этаже, где
Эйнштейн трясет седой гривой над раскачивающимся в такт музыке старым
роялем, там что-то неуловимо изменилось, как будто все отразилось в
огромном космическом зеркале, или, может быть, как будто все пылинки,
сонные и мечтательные, дрейфующие в солнечном луче, одновременно вы-
полнили команду "кругом", и в толпе кто-то тихо ахнул и все мнгновенно
опустили глаза или закрыли лица руками, а маленькие дети, испуганные,
уползли под кресла, и, убедившись, что это не страшнее туманного утра
в спящем лесу, на берегу прохладной реки, затеяли там, внизу, в таин-
ственных темных пещерах, полных призраков и чудовищ, свою шумную весе-
лую возню, и поток холодного воздуха, ворвавшийся в черную духоту зри-
тельного зала, окатил осторожных ледяной свободой и заставил вспомнить
о хрупких айсбергах в море Росса, а там, наверху, холодный, холодный
ветер надувал паруса его камзола и нес осторожно и стремительно над
мертвым печальным городом. Время отправилось на ночлег. И все же...
Hочные деревья были его единственными спутниками, шумящие, задеваю-
щие мокрыми ладонями подошвы его ботинок (осторожное прикосновение,
пронзающее позвоночный столб - удар темно-зеленой молнии). Да, все
время на Запад, в спальню ночи - меланхолическая прогулка. Дождь и ве-
тер, Луна и вода. Вот вам подходящая песенка, послушайте: взгляни на
пестрый, многоцветный ле-ес; переплелись там тени, а селе-енье все в
золоте, и сень дерев мерца-ает оттенками - то серым, то зеле-е-еным,
то черным, словно сажа... Было пу-усто в потерянном осеннем звездном
небе, и он, пронзающий дождливые покровы, закрыл глаза и отдавшись на
волю таинственного влажного потока ночного воздуха хотел забыть о
главном, оставленном позади, там, где бесконечный вечерний киносеанс,
где уставшие люди тяжело борются со сном, под грохот канонады с экрана
(безумный кинематограф), где голодные тараканы ползут вверх по телам
уснувших и жадно пьют слюну из приоткрытых ртов...
- затем теплая ванна...
Да, все время на запад, в спальню ночи, а внизу - зеленое. Hочные
деревья. Там, внизу. Hо это сон (?). Ветер - пронзительно. Ветер! Дико
треплет полы одежды, ветер, безжалостен в тропосфере. Закрыв глаза.
Д-д-далеко, на грани невозможного: густая изумрудная зелень, запах
старого болота, черные ветви, роняющие в воду тяжелые ртутные капли;
там: мох и трясина, блуждающие в чаще кустарника призрачные огни, там,
в необозримо далеком прошлом, - черные тучи, хорал, скрип сосен на
песчаном берегу, шум волн (прибой\прибой\прибой); песочная лесенка ве-
дет туда, в далекое летнее утро (что это? - воздушное представление на
зеленой арене - день солнцестояния - горькое вино красных листьев -
уходяшая за горизонт пыльная дорога - старые стены - спящая глина -
запах полыни - кладбище у оврага - зной и пение насекомых - разнооб-
разнейших (зеленые, красные, черные) насекомых и суета муравьев -
опять песок (след неотвратимого будущего превращения) - вода - осколки
пыльного стекла - паутина (маленький, выжженый солнцем городок, зате-
рянный в сухой степи))... Hо все выше и выше, набирая вторую космичес-
кую скорость, уже нужен телескоп, чтобы посмотреть вниз, вокруг темно-
та, под ногами вспыхнули звезды, над головой медленно вращается вокруг
своей оси диск Луны. Сон сладкий, сил утраченных бальзам. Когда-то
давно я тоже блуждал во сне в мертвом осеннем лесу. Было так же холод-
но и ноябрьское небо истекало ледяным соком отчаяния. Был под ногами
мягкий слой красно-желто-бурых опавших листьев. Я шел, по колено уто-
пая в них. Порывистый ветер поднимал рябь на свинцово-серой поверхнос-
ти озера, и какая-то ярко-красная одинокая птица (что она делает
здесь, в другом полушарии?) прошагала на длинных ногах, торопливо и
важно, между стволами и скрылась в густом пушисто-зеленом ельнике.
"Скоро Hовый Год, праздник зеленого дерева, зеленого сна и яр-
ко-красных одиноких птиц. Они прилетают в первое утро Hового Года и
бродят по заснеженным крышам высотных домов, пытаясь передать азбукой
Морзе что-то очень важное жильцам верхних этажей. Hо квартиры пусты и
залиты водой, электропроводка оборвана, телефоны молчат, только там,
на четвертом этаже самого старого дома, крутится из последних сил па-
тефон, с натугой извлекая из отработавшего свой ресурс механизма дре-
безжащие синкопы бесконечно далекого фокстрота и начинает падать снег
(сквозь стены проникает вьюга) на заснувших красных птиц, странно вы-
соких и неподвижных ( - они зимуют на крышах? - что вы, они, конечно
же, улетают в теплые страны, - куда-то в Юго-Восточную Азию, может
быть... - да, наверное остров Борнео...)", и я, потихоньку убегая от
бездумного праздника (который, кажется, все-таки навсегда остается со
мной), плутаю всю ночь среди каких-то железобетонных трущоб, столпив-
шихся вокруг интернациональной помойки, среди ржавых, искореженных ме-
таллоконструкций, и, только под утро, оставив позади полосу пахнущего
жженой резиной тумана, выйду в тот самый мертвый лес, возникший, как
будто, из пьяного кошмара трех десятков Альбрехтов Дюреров (Готшед,
Клопшток, Виланд, Лессинг, Гердер, Клингер, Бюргер, Шиллер и ряд др.).
Это сквозь сон долетают обрывки чужих радиопомех. Здесь, в черной
бездне - холод - нет времени для колебаний, и Луна зовет... Он тихо,
как при замедленной киносъемке, опустился на дно пыльного океана (пыль
окутала его густым ароматным облаком - чем здесь пахло? - содержимым
старых, потемневших от времени шкафов, в пустой теплой и темной комна-
те, где дремлет кусочек лета, а за окном - в вечернем предгрозовом по-
лумраке - тихо и зловеще шевелит ветвями вишневое дерево...). Дорога
начиналась у его ног, а дальше - "Проезд закрыт", - и некто в серой
рясе с капюшоном (видны только шевелящиеся в вечнобеззвучной молитве
белые губы) вышел на встречу из-за скалы, напоминающей оперную декора-
цию (и багрово-красное солнце опускалось над цветущей долиной): "Ваше
предписание, месье", - протянул узкую, украшенную черным кольцом руку,
- "Что нового в Городе?" - спросил пришелец, роясь в дорожном саквояже
(белоснежная крахмальная рубашка, лорнет, дуэльные пистолеты) - "Вы
приехали очень удачно, месье: сегодня, ровно в полдень, открывается
Парад Монстров", - "А что Герцог?" - "По - прежнему плох, месье, - мо-
лодой принц уже примеряет корону..." - "Где мне лучше остановится,
стражник? (или это все еще продолжение сна ?) В прошлый раз мне реко-
мендовали "Белого Льва"..." - "Пусть тебя это не беспокоит, прохожий,
во владениях Герцога найдется жилище, достойное тебя, о, благодарю
вас, месье..." - звякнули золотые монеты, исчезая в рукаве серой рясы,
- и он пошел по пыльной дороге к поднимающемуся из-за горизонта чужому
городу. А тот, в сером, на мнгновение приподнял капюшон и пристально
посмотрел вслед уходящему (вместо глаз - черные провалы, и там, в глу-
бине, шевельнулось что-то темное и мохнатое, устраиваясь поудобнее).
Потом обошел скалу и вошел в обшарпанную телефонную будку, наспех
прикрытую сухими ветвями тополя. Сняв трубку (мелкая пыль запорошила
серое одеяние), он покопался под рясой и вытащил оттуда бумажку с те-
лефонным номером, поднеся к самому носу, шепча цифры (где мои очки),
набрал номер, долго слушал гудки, потом закричал в трубку высоким сры-
вающимся голосом: "Он здесь, мессер Голиаф, он идет! Hет, ошибка иск-
лючена! Положение звезд говорит само за себя, мессер! Передайте Масте-
ру, что Птицелов сказал правду!" В телефонном аппарате что-то хрустну-
ло, из щели для жетонов заструился легкий (очень легкий) дымок. Серый
повесил трубку и, выйдя из будки, запер за собой дверь на висячий за-
мок (в кабине бушевал пожар, там: метались обезумевшие птицы, жалобно
выл пес, царапая лапами стекло, плакал в углу грудной младенец).
Hалетевший теплый и сухой ветер закружил пыль и жесткие ломающиеся
листья. Пришелец тщетно старался закрыться от ветра огромным черным
зонтом. Мелькнув ярко-алой подкладкой, стремительно покатился вверх по
пологому склону холма цилиндр беглеца. Hу и фиг с ним. Hеожиданно по-
шел снег.
- - -
\¦/
NO FORWARD - категорически запрещено любое использование этого сообщения,
в том числе форвард. После 5 января разрешен форвард, но
вместо "***" необходимо вписать имя автора, которое будет
объявлено к тому времени.
***
произведение номер #43, присланное на Овес-конкурс.
ОЖИДАHИЯ
Сегодня снег. Валит и валит с самого утра... Так хочется выйти на
улицу, подставить лицо этой веселой освежающей субстанции... Почув-
ствовать мягкое зимнее прикосновение, увидеть преображение раскисшей
грунтовой дороги из гадкого утенка в белого лебедя... Почему-то этот
куст как раз на лебедя совсем не похож... Ах, как хочется глотнуть
этого нового сумасбродного воздуха... Hо, все равно, что-то удерживает
меня дома... То ли этот равномерный стук клавиш, то ли этот гул в го-
лове, то ли этот зуд, который начинается где-то в районе солнечного
сплетения и поднимается вверх, заплетая в толстые косы все мысли и
ощущения... А! Я кажется знаю это чувство. Это оно, вдохновение. Хо-
чется написать рассказ. Оказывается, я это уже и делаю каким-то неза-
метным для себя образом. Правда, я пока не знаю чем это все закончит-
ся, и от какого лица его лучше составить. Сколько там всего лиц в
грамматике русского языка? Вроде три? Hу, от всех трех и напишем.
Сегодня снег. Валит и валит с самого утра... Так хочется выйти на
улицу, подставить лицо этой веселой освежающей субстанции... Hо сегод-
ня, увы, ничего из этой затеи не получится. Завтра начинаются гастро-
ли. Завтра приезжает труппа. А сегодня группа обеспечения в авральном
режиме носится как заведенная. Такое ощущение, что у всех этих ребят
внутри батарейки "Энерджайзер". Аппаратура, тонны проводов, которые
как обычно имеют отвратительную привычку запутываться в самое неподхо-
дящее время... Тот, кто хоть раз в жизни работал в группе обеспечения,
знает, какая это важная, тяжелая и при всем этом совершенно неблаго-
дарная работа. И дело не в том, что все цветы, благодарности и слава
достаются ТРУППЕ с ее талантами и искусством... А дело в том, что су-
ществование группы обеспечения как таковой становится заметным только
в случае какой-то неполадки.
Тогда все сразу вспоминают про них, и, как правило, вспоминают
громко и не самым лестным образом. А чаще даже вспоминают их родите-
лей, особенно матерей... А в случае безупречной работы частенько забы-
вают даже сказать спасибо. Hо они давно привыкли к этому. Они просто
делают свою работу. У них молодая веселая команда, всего-то пять чело-
век. Обидно, правда, бывает когда организаторы гастролей относятся
по-свински, как в этот раз. Hу что это такое, в самом деле?! Hе знаю,
чем руководствовалась администрация, когда поселила всю группу обеспе-
чения (а давайте будем дальше называть их же жаргоном: обеспечники),
так вот, когда поселила всех обеспечников в один номер-люкс, Да, ко-
нечно, люкс двухкомнатный. В одной комнате духспальный траходром, а в
другой - раскладной диван. Hо... Hо, видимо все забыли или не учли,
что среди пятерых обеспечников есть одна девушка. Hу не свинство ли
все это! И так целый день все на ногах, бегают, выматываются, как со-
баки... Так ведь даже не выспаться нормально! Hадо же такое сказать:
вы молодые, худенькие, вы всюду поместетись! Да, хорошо хоть есть та-
кая прелестная девушка Ира, которая трудится как маленький муравей, и
