можно найти; но меня накормили и заставили работать. Когда шхуна глубоко
осела в воде, капитан дал мне денег и отпустил. Но я спросил его, куда он
держит путь, и он указал на юг. Я объяснил ему знаками, что хочу ехать с
ним; сначала он рассмеялся, но потом оставил меня на шхуне, так как у него
не хватало матросов. Там я научился говорить на их языке, и тянуть канаты,
и брать рифы на парусах во время шквала, и стоять на вахте. И в этом не
было ничего удивительного, ибо в жилах моих отцов текла кровь
мореплавателей.
Я думал, что теперь, когда я живу среди белых людей, мне будет легко
найти того, кого я искал. Когда мы достигли земли и вошли через пролив в
порт, я ждал, что вот сейчас увижу много шхун - ну, столько, сколько у
меня пальцев на руках. Но их оказалось гораздо больше, - как рыб в стае, и
они растянулись на много миль вдоль берега. Я ходил с одного корабля на
другой и всюду спрашивал о человеке с львиной гривой, но надо мной
смеялись и отвечали мне на языках многих народов. И я узнал, что эти
корабли пришли сюда со всех концов света.
Тогда я отправился в город и стал заглядывать в лицо каждому
встречному. Но людей в городе было не счесть, - как трески, когда она
густо идет вдоль берега. Шум оглушил меня, и я уже ничего не слышал, и
голова моя кружилась от сутолоки. Но я продолжал свой путь - через страны,
звеневшие песней под горячим солнцем, страны, где на полях созревал
богатый урожай, где большие города были полны мужчин, изнеженных, как
женщины, лживых и жадных до золота. А тем временем на Акатане мой народ
охотился, ловил рыбу и думал, что мир мал, и был счастлив в своем
неведении.
Но взгляд, который бросила Унга, возвращаясь с рыбной ловли,
преследовал меня, и я знал, что найду ее, когда настанет час. Она шла по
тихим переулкам в вечерние сумерки и следовала за мной по тучным полям,
влажным от утренней росы, и глаза ее обещали то, что могла дать только
Унга.
Я прошел тысячи городов. И люди, жившие в этих городах, то жалели
меня и давали пищу, то смеялись, а некоторые встречали бранью. Но я,
стиснув зубы, жил по чужим обычаям и видел многое, что было чуждо мне.
Часто я, вождь и сын вождя, работал на людей грубых и жестких, как железо,
- людей, которые добывали золото потом и кровью своих братьев. Но нигде я
не получил ответа на свой вопрос о людях, которых искал, до тех пор, пока
не вернулся к морю, как морж на лежбище. Это было уже в другом порту, в
другой стране, которая лежит на Севере. И там я услышал рассказы о
желтоволосом морском бродяге и узнал, что сейчас он в океане охотится за
тюленями.
Я сел на охотничье судно с ленивыми сивашами, и мы пустились по пути,
не оставляющему следов, на север, где в то время шла охота на тюленей. Мы
провели не один томительный месяц на море и всюду расспрашивали о том,
кого я искал, и слышали многое о нем, но самого его не встретили нигде.
Мы отправились дальше на север, к островам Прибылова, и били тюленей
стадами на берегу, и приносили их еще теплыми на борт; и наконец на палубе
стало так скользко от жира и крови, что нельзя было удержаться на ногах.
За нами погнался корабль, который обстрелял нас из больших пушек. Мы
подняли все паруса, так что наша шхуна стала зарываться носом в волны, и
быстро скрылись в тумане.
Потом я слышал, что, пока мы в страхе спасались от преследования,
желтоволосый бродяга высадился на островах Прибылова, пришел в факторию, и
в то время, как часть его команды держала служащих взаперти, остальные
вытащили из склада десять тысяч сырых шкур и погрузили на свой корабль.
Это слухи, но я им верю. В своих скитаниях я никогда не встречал этого
человека, но слава о нем и о его жестокости и отваге гремела по северным
морям, так что, наконец, три народа, владевшие землями в тех краях,
снарядили корабли в погоню за ним. Я слышал и об Унге, многие капитаны
пели ей хвалу, прославляя ее в своих рассказах. Она была всегда с ним.
Говорили, что она переняла обычаи его народа и теперь счастлива. Но я
знал, что это не так, - я знал, что сердце Унги рвется назад к ее народу,
к песчаным берегам Акатана.
Прошло много времени, и я вернулся в гавань, которая служит воротами
в океан, и там я узнал, что желтоволосый ушел охотиться на котиков к
берегам теплой страны, которая лежит южнее русских морей. И я, ставший к
тому времени настоящим моряком, сел на корабль вместе с людьми его крови и
понесся следом за ним на охоту за котиками.
Немногие корабли отправлялись туда, но мы напали на большое стадо
котиков и всю весну гнали его на север. И когда брюхатые самки повернули в
русские воды, наши матросы испугались и стали роптать, потому что стоял
сильный туман и шлюпки гибли каждый день. Они отказались работать, и
капитану пришлось повернуть судно обратно. Но я знал, что желтоволосый
бродяга ничего не боится и будет преследовать стадо вплоть до русских
островов, куда не многие решаются заходить. И вот темной ночью я взял
шлюпку, воспользовавшись тем, что вахтенный задремал, и поплыл один в
теплую страну. Я держал курс на юг и вскоре очутился в бухте Иеддо, где
встретил много непокорных и отважных людей. Девушки Иошивары были
маленькие, красивые и быстрые, как ртуть. Но я не мог там оставаться,
зная, что Унга несется по бурным волнам к берегам Севера.
В бухте Иеддо собрались люди со всех концов света; у них не было
родины, они не поклонялись никаким богам и плавали под японским флагом. И
я отправился с ними к богатым берегам Медного острова, где наши трюмы
доверху наполнились шкурами. В этом безлюдном море мы никого не встретили,
пока не повернули обратно. Однажды сильный ветер рассеял туман, и мы
увидели позади нас шхуну, а в ее кильватере дымящиеся трубы русского
военного судна. Мы понеслись вперед на всех парусах, а шхуна нагоняла нас,
делая три фута, пока мы делали два. И на корме шхуны стоял человек с
львиной гривой и, схватившись за поручни, смеялся, гордясь своей силой. И
Унга была с ним - я тотчас же узнал ее, - но когда пушки русских открыли
огонь, он послал ее вниз. Как я уже сказал, шхуна делала три фута на два
наших, и, когда налетала волна, можно было видеть ее днище. Я с
проклятиями ворочал штурвалом, не оглядываясь на грохочущие пушки русских.
Мы понимали, что он хочет обогнать наше судно и уйти от погони, пока
русские будут возиться с нами. У нас сбили мачты, и мы неслись по ветру,
как раненая чайка, а он исчез на горизонте - он и Унга.
Что нам было делать? Свежие шкуры говорили сами за себя. Нас отвели в
русскую гавань, а оттуда послали в пустынную страну, где заставили
работать в соляных копях. И некоторые умерли там, а некоторые... остались
жить.
Наас сбросил одеяло с плеч и обнажил тело, исполосованное страшными
рубцами. То были, несомненно, следы кнута. Принс торопливо прикрыл его
вновь: зрелище было не из приятных.
- Долго мы томились там. Иногда люди убегали на юг, но их неизменно
возвращали назад. И вот однажды ночью мы - те, кто был из бухты Иеддо, -
отняли ружья у стражи и двинулись на север. Кругом тянулись непроходимые
болота и дремучие леса, и конца им не было видно. Настали холода, земля
покрылась снегом, а куда нам идти, никто не знал. Долгие месяцы бродили мы
по необъятным лесам - я всего не помню, потому что у нас было мало пищи, и
часто мы ложились и ждали смерти. Наконец трое из нас достигли холодного
моря. Один из троих был капитан из Иеддо. Он знал, где лежат большие
страны, и помнил место, где можно перейти по льду из одной страны в
другую. И капитан повел нас туда. Сколько мы шли, не знаю, но это было
очень долго, и под конец нас осталось двое. Мы дошли до места, о котором
он говорил, и встретили там пятерых людей из того народа, что живет в этой
стране; и у них были собаки и шкуры, а у нас не было ничего. Мы бились с
ними на снегу, и ни один не остался в живых, и капитан тоже был убит, а
собаки и шкуры достались мне. Тогда я пошел по льду, покрытому трещинами,
и меня унесло на льдине и носило до тех пор, пока западный ветер не прибил
ее к берегу. Потом была бухта Головина, Пастилик и священник. Потом - на
юг, на юг, в теплые страны, где я уже был раньше.
Но море уже не давало большой добычи, и те, кто отправлялся на охоту
за котиками, многим рисковали, а выгоды получали мало. Суда попадались
редко, и ни капитаны, ни матросы ничего не могли сказать мне о тех, кого я
искал. Тогда я ушел от беспокойного океана и пустился в путь по суше, где
растут деревья, стоят дома и горы и ничто не меняет своих мест. Я много
где побывал и научился многому, даже читать книги и писать. И это было
хорошо, ибо я думал, что Унга тоже, верно, научилась этому и что
когда-нибудь, когда придет наш час, мы... вы понимаете?.. когда придет наш
час...
Так я скитался по свету, словно маленькая рыбачья лодка, которая,
поднимая парус, оказывается во власти ветров. Но глаза и уши мои были
всегда открыты, и я держался поближе к людям, которые много
путешествовали, ибо, думалось мне, нельзя забывать тех, кого я искал.
Наконец, я встретил человека, только что спустившегося с гор. Он принес с
собой камни, в которых блестели кусочки золота - большие, как горошины. Он
слышал о них, он встречал их, он знал их. Они богаты, рассказывал этот
человек, и живут там, где добывают золото.
Это была далекая дикая страна, но я добрался и туда и увидел лагерь в
горах, где люди работали день и ночь, не видя солнца. Но час мой еще не
настал. Я прислушивался к тому, что говорят люди. Он уехал - они оба
уехали в Англию, говорили кругом, и будут искать там богатых людей, чтобы
образовать компанию. Я видел дом, в котором они жили; он был похож на те
дворцы, какие бывают в Старом Свете. Ночью я забрался в дом через окно:
мне хотелось посмотреть, что тот человек дал ей. Я бродил из комнаты в
комнату и думал, что так, должно быть, живут только короли и королевы, -
так хорошо там было! И все говорили, что он обращался с ней, как с
королевой, хотя и недоумевали, откуда эта женщина родом, - в ней всегда
чувствовалась чужая кровь, и она не была похожа на женщин Акатана. Да, она
была королева. Но я был вождь и сын вождя, и я дал за нее неслыханный
выкуп мехами, лодками и бусами.
Но зачем так много слов? Я стал моряком, и мне были ведомы пути
кораблей. И я отправился в Англию, а потом в другие страны. Мне часто
приходилось слышать рассказы о тех, кого я искал, и читать о них в
газетах, но догнать их я не мог, потому что они были богаты и быстро
переезжали с места на место, а я был беден. Но вот их настигла беда, и
богатство рассеялось, как дым. Сначала газеты много писали об этом, а
потом перестали; и я понял, что они вернулись обратно, туда, где много
золота в земле.
Обеднев, они скрылись куда-то, и я скитался из поселка в поселок и,
наконец, добрался до Кутнэя, где напал на их след. Они были здесь и ушли,
но куда? Мне называли то одно место, то другое, а некоторые говорили, что
они отправились на Юкон. И я побывал во всех этих местах и под конец
почувствовал великую усталость оттого, что мир так велик.
В Кутнэе мне пришлось долго идти по тяжелой тропе, пришлось и
голодать, и мой проводник - метис с Северо-запада - не вынес голода. Этот
метис незадолго до того побывал на Юконе, пробравшись туда никому не
ведомым путем, через горы, и теперь, почувствовав, что час его близок, он
дал мне карту и рассказал о некоем тайном месте, поклявшись своими богами,
что там много золота.
