Можно подумать, что вы зарабатывали себе кусок хлеба тяжелым трудом.
-- О, я умею метать копье, боксировать и фехтовать!--воскликнула она,
встав в соответствующую позицию.--И плавать, и нырять, и прыгать через
веревку двадцать раз подряд, и ходить на руках. Вот!
-- Это то, чему вас научили? А я-то думал, что вы уехали заниматься
науками,-- сухо заметил он.
-- Теперь существуют новые методы обучения, Мэт. И вас уже не
отправляют домой, когда вы нахватаетесь одних лишь знаний.
-- И с такими слабыми ногами, что они не в состоянии поддержать вашу
голову! Ладно, прощаю вам ваши мускулы.
-- А как ваши дела, Мэт? -- спросила Фрона.-- Что вам дали эти
двенадцать лет?
-- Посмотрите на меня.-- Он широко расставил ноги, закинул голову и
выпятил грудь.--Перед вами стоит мистер Мэт Маккарти, один из королей
благородной династии Эльдорадо. И всем этим он обязан своим собственным
рукам. Мои богатства неисчислимы. У меня добывается в одну минуту больше
золотого песку, чем я видел за всю свою жизнь прежде. Теперь я еду в Штаты,
чтобы поискать своих наследников. Я твердо верю, что у меня таковые имеются.
В Клондайке можно найти любое количество самородков, но хорошего виски вы
тут не найдете. И я решил во что бы то ни стало выпить хоть раз настоящего
виски до того, как я умру. А потом я вернусь в Клондайк, чтобы управлять
своими владениями. Честное слово, я один из королей Эльдорадо; и если вам
когда-нибудь понадобится что-нибудь этакое, то я дам вам взаймы.
-- Все тот же старый Мэт! Никакой перемены! -- рассмеялась Фрона.
-- А вы все та же настоящая Уэлз, хотя у вас мускулы призового борца и
мозги философа. Ну, давайте догоним Луи и Свифтуотера. Говорят, Энди все еще
заведует складом. Посмотрим, не забыл ли он меня.
-- И меня тоже.-- Фрона схватила его за руку. У нее была дурная
привычка хватать за руку тех, кто ей нравился.-- Уже десять лет прошло с тех
пор, как я уехала.
Ирландец прокладывал себе дорогу сквозь толпу, точно машина для забивки
свай, и Фрона легко пробиралась вслед за ним. Новички почтительно наблюдали
за этими божествами Севера. В толпе снова поднялся гул.
-- Кто эта девушка? -- спросил кто-то. И Фрона, переступая порог
склада, услыхала первую часть фразы:
-- Это дочь Джекоба Уэлза. Ничего не знаете о Джекобе Уэлзе? Где же вы
были все эти, годы?..
ГЛАВА II
Она вышла из березовой рощи, сверкающей своей белизной, и с первыми
лучами солнца, позолотившими ее распущенные волосы, легко побежала по
покрытому росой лугу. Земля, жирная от избытка влаги, казалась ей мягким
ковром, а росистые травы били ее по коленям, рассыпая вокруг сверкающие
брызги, похожие на жидкие бриллианты. На щеках ее играл утренний румянец,
глаза сияли молодостью и любовью. Рано оставшись без матери, она выросла на
лоне природы и любила страстною любовью старые деревья и ползучие зеленые
растения. Глухой ропот пробуждающейся жизни радовал ее слух, и влажные
запахи земли были для нее сладостны и желанны.
В конце луга, где начиналась темная роща, среди одуванчиков с голыми
стеблями и ярких лютиков она нашла пучок крупных аляскинских фиалок.
Бросившись на землю, она зарылась лицом в пахучие прохладные цветы и руками
прижала пурпурные венчики к своей голове. Ей не было стыдно. Она долго
блуждала среди трудностей, грязи и лихорадочных страстей большого мира, а
вернувшись обратно, осталась все такой же простой, чистой и здоровой. И она
была рада этому, лежа здесь и вспоминая те дни, когда весь мир для нее
ограничивался линией горизонта и когда, перебравшись через Ущелье, она
надеялась увидеть "край света".
Простая жизнь, окружавшая Фрону в детстве, зиждилась на немногих, но
весьма суровых обычаях. Они заключались в словах, которые она где-то
вычитала позже: "вера в пищу и кров". То была вера ее отца, думала она,
вспоминая, с каким уважением произносилось его имя окружающими. Этой верой
она прониклась, эту веру она унесла с собой в мир по ту сторону "края
света", где люди отдалились от старых истин и создали себе эгоистические
догмы, призвав на помощь казуистику. С этой верой она возвратилась обратно,
по-прежнему чистая, молодая и радостная. "И все это так просто,-- думала
она.--Почему же эти люди, живущие в большом мире, не верят в то же, во что
верит она,-- в пищу и кров? Почему же им не дано обладать верой в долгие
скитания и в охотничьи стоянки, той верой, с которой сильные, честные люди
смотрели прямо в лицо внезапной опасности и смерти на море и на суше?
Почему? Верой Джекоба Уэлза, Мэта Маккарти, индейских мальчиков, с которыми
она играла, индейских девочек, с которыми она устраивала сражения, и верой
волкодавов, тянувших сани и бегавших с ней по снегу. Это была здоровая вера,
жизненная, хорошая вера",--думала она, чувствуя себя счастливой.
Звонкое пение малиновки, раздавшееся из березовой рощи, вернуло Фрону к
действительности. Где-то далеко в лесу кричала куропатка; белка, вереща,
перепрыгивала с ветки на ветку и с дерева на дерево над ее головой. С реки
доносились возгласы с трудом тащившихся искателей счастья, которые уже
проснулись и прокладывали путь на Север.
Фрона поднялась, откинула волосы и инстинктивно пошла по старой дороге
между деревьями, по направлению к лагерю вождя племени Дайя--Джорджа. Она
встретила голого, как бронзовый бог, мальчика, с куском материи на бедрах.
Он собирал сучья и пристально окинул ее взглядом через плечо. Она весело
пожелала ему доброго утра на языке Дайя. Но он замотал головой,
оскорбительно рассмеялся и, прекратив свое занятие, бросил ей вслед
непристойные слова. Она не поняла его поступка -- в прежнее время этого не
бывало,-- и, проходя мимо рослого, мрачного парня из племени Ситха, она уже
ничего не сказала.
Поселок был расположен на опушке. Увидев его, она остановилась
пораженная. Это был не прежний поселок с дюжиной хижин, как бы за компанию
сбившихся в кучу на открытом месте. Это был внушительный городок, Он
начинался у самого леса, растекался между разбросанными по равнине группами
деревьев и тянулся вдоль берега реки, где в десять и двенадцать рядов были
причалены длинные каноэ. Это было невиданное в прежние времена сборище
племен. Берег был занят ими на протяжении тысячи миль. Тут были индейцы из
незнакомых ей племен, с женами, имуществом и собаками. Ей попадались люди с
островов у Джуно и Врангеля, индейцы племени Стикс, жившие на той стороне
Ущелья и глядевшие не нее недоумевающе, свирепые чилкеты и пришельцы с
островов Королевы Шарлотты. Одни окидывали ее мрачными, угрожающими
взглядами, другие--что было еще хуже -- глядели на нее с веселым, вызывающим
и покровительственным видом, смеялись и говорили гнусности.
Их наглость не испугала, а раздосадовала, огорчила ее и отравила
радость возвращения домой. Фрона быстро осознала положение вещей: старые,
патриархальные нравы времен ее отца отошли в вечность, уступив место
уничтожающему и пагубному влиянию цивилизации.
Заглянув под поднятое полотнище одной из палаток, она увидела несколько
молодцов свирепого вида, сидящих полукругом на корточках. У входа в палатку
гора бутылок свидетельствовала о том, что они не спали всю ночь. Какой-то
белый, с лицом, отмеченным печатью порока и хитрости, сдавал карты, а на
одеяле, заменявшем стол, были навалены кучами золотые и серебряные монеты.
Пройдя еще несколько шагов, она услышала шум вращающегося лотерейного колеса
и увидела индейцев, мужчин и женщин, с увлечением рискующих своими в поте
лица заработанными деньгами ради разноцветных безделушек. Из некоторых хижин
раздавались надтреснутые и слабые звуки шарманки.
Старуха, обдиравшая кору с ивового прута у входа в палатку, подняла
голову и вскрикнула.
-- Хи-хи! Тенас Хи-Хи!--бормотала она взволнованно, шамкая беззубыми
деснами.
Фрона вздрогнула от ее возгласа. Тенас Хи-Хи! Крошка-Смех! Ее
собственное индейское прозвище былых времен! Она повернулась и подошла к
старухе.
-- Неужели ты забыла меня, Тенас Хи-Хи? -- пробормотала та.-- А ведь у
тебя молодые и быстрые глаза! Нипоза не забывает так скоро.
-- Так это ты, Нипоза? -- воскликнула Фрона, с трудом подыскивая слова.
Она так давно не говорила по-индейски!
-- Да, я--Нипоза,--ответила старуха, уводя ее внутрь палатки и отсылая
быстроногого мальчугана с каким-то поручением. Обе женщины уселись на землю,
и старуха любовно погладила руку Фроны, заглядывая ей в лицо тусклым,
затуманенным взором.
-- Да, я -- Нипоза. Я рано состарилась, как все наши женщины. Та самая
Нипоза, которая нянчила тебя на своих руках, когда ты была маленьким
ребенком. Та Нипоза, которая прозвала тебя Тенас Хи-Хи. Та Нипоза, которая
боролась за твою жизнь, когда ты бывала больна, собирала в лесу растения и
травы, заваривала их и давала тебе пить. Ты мало изменилась, и я сразу
узнала тебя. Я подняла голову, как только увидела на земле твою тень. Хотя,
может быть, кое-какая небольшая перемена в тебе и произошла. Ты выросла
большая и стройная, как ива, и солнце меньше целует твои щеки, чем раньше;
но волосы у тебя все такие же непокорные, и цвет у них тот же -- как у
морской травы, несущейся по течению,-- и тот же рот, всегда готовый
улыбнуться и никогда не плачущий. И глаза твои такие же ясные, правдивые,
как в те дни, когда Нипоза бранила тебя за шалости, а твой язык не хотел
произносить лживых слов. Ай! Ай! Другие женщины, которые теперь приезжают
сюда, не такие, как ты.
-- Почему вы больше не уважаете белых женщин?-- спросила Фрона.-- Когда
я шла по поселку, ваши мужчины говорили мне гадости, то же самое говорили и
мальчики в лесу. Этого не было раньше,--в те давно прошедшие дни, когда я
играла с ними.
-- Ай, ай! -- ответила Нипоза.-- Теперь это так. Но не осуждай их. Не
сердись на них. Говорю тебе, в этом виноваты ваши женщины, которые приезжают
сюда. Они не могут указать ни на одного мужчину и сказать: "Это мой муж".
Это нехорошо, что женщины стали такими. Они смотрят на всех мужчин наглыми и
бесстыдными глазами и произносят непристойные слова, и сердца у них
нехорошие. Вот почему у нас не уважают ваших женщин. Что же до мальчиков,
так ведь на то они и мальчики. А мужчины? Откуда же им знать?
Полотнище палатки откинулось, и вошел старик. Он заворчал при виде
Фроны и уселся на землю. Только какая-то нетерпеливая живость его движений
указывала на радость, которую ему доставляло ее присутствие. -- Так, значит,
Тенас Хи-Хи вернулась к нам в эти скверные дни? --произнес он наконец
резким, срывающимся голосом.
-- Почему скверные, Муским? -- спросила Фрона.-- Разве ваши женщины не
лучше одеты теперь? Разве в желудках ваших теперь не больше муки, копченой
грудинки и другой пищи белого человека? Разве ваша молодежь не богатеет от
переноски клади и гребли? Разве прекратились жертвоприношения мясом, рыбой и
шерстяными одеялами? Почему же ты говоришь, что настали плохие времена,
Муским?
-- Все это верно,-- ответил он торжественным тоном жреца, и в глазах
его вспыхнуло пламя старых воспоминаний.--Все это совершенно верно. Наши
женщины носят более яркую одежду. Но они обратили на себя внимание белых
мужчин и уже не хотят смотреть на юношей из своего племени. И поэтому племя
не увеличивается, а маленькие дети не бегают больше за нами по пятам. Вот
как обстоит дело. Желудки наполнены пищей белого человека, но они также
наполнены еще скверным виски. Конечно, юноши богатеют, но они проводят ночи
