потому смеялся над ее незрелыми убеждениями.
-- Всем людям свойственно считать себя высшей расой,-- продолжал он.--
Наивный, естественный эгоизм, очень здоровый и очень полезный, но тем не
менее в корне неправильный. Евреи смотрели и до сих пор продолжают смотреть
на себя как на избранный богом народ...
-- Потому-то они и оставили такой глубокий след в истории,-- перебила
его Фрона.
-- Но время не подтвердило их убеждений. Обратите внимание и на
оборотную сторону медали. Наци-. считающая себя высшей, смотрит на все
остальные нации как на низшие. Это вам понятно. Быть римлянином в свое время
считалось более почетным, чем быть королем, и когда римляне встретились с
вашими дикими предками в германских лесах, они только удивленно подняли
брови и сказали: "Это низшая раса, варвары".
-- Но мы продолжали существовать и по сей день. Мы существуем, а
римляне исчезли. Все проверяется временем. До сих пор мы выдерживали это
испытание. Кое-какие благоприятные признаки того что том, что так будет и
впредь. Мы приспособлены лучше других. -- Самомнение. -- Подождите. Сначала
проверьте. Фрона порывисто сжала ему руку. Его сердце забилось, кровь
бросилась в лицо, и в висках застучало. Смешно, но восхитительно, подумал
он. Сейчас готов был спорить с ней хоть всю ночь напролет.
-- О, я полагаю, что слишком возбуждаюсь и дохожу до абсурда
--воскликнула Фрона.--Но в конце концов одна из причин того, что мы--соль
земли, и кроется в том, что мы имеем смелость высказывать это.
-- И я уверен, что ваша горячность заразительна,-- ответил он.-- Вы
видите, она начинает действовать на меня. Мы--народ, избранный не богом, а
природой. Мы англы и саксы, норманны и викинги, и земля -- наше наследие.
Так идем же все дальше вперед
-- Теперь вы издеваетесь надо мной. А кроме того, мы и так с вами
оказались далеко впереди. Для чего же вы отправились на Север, как не для
того, чтобы приложить руку к наследию вашей расы?
Услышав шаги, она повернула голову к крикнула вместо приветствия:
-- Я взываю к вам, капитан Александр! Будьте свидетелем!
Как всегда, весело улыбаясь, капитан полиции поздоровался с Фроной и
Корлиссом.
-- Приглашаете в свидетели? -- переспросил он.-- О, да! Команду не
могли бы вы отыскать смелей. Веслу мы были слуги, но властители морей,--
торжественно процитировал он. Его слова и вся обстановка так увлекли Фрону,
что она порывисто сжала его руки. При виде этого Корлисс вздрогнул. Ему
стало как-то не по себе от такой несдержанности в выражении своих чувств.
Неужели она так благосклонна ко всем, кто восхищается ее словами или
поступками? Он ничего не имел против того, чтобы она сжала его руки, но по
отношению к первому встречному это показалось ему непростительной
вольностью.
Мороз и вялость несовместимы. Север вызывает в человеке ту смелость и
решительность, которые никак не проявляются в более теплом климате. Поэтому
вполне естественно, что между Фроной и Корлиссом сразу возникла большая
дружба. Они постоянно виделись в доме ее отца, а также посещали различные
места. Их тянуло друг к другу. Их встречи доставляли им большое
удовольствие, которое не могли испортить даже споры и разногласия. Фроне
нравился этот человек, потому что он был настоящим мужчиной. При всей своей
фантазии она не могла представить себе, что будет когда-нибудь связана с
человеком, обладающим высоким интеллектом, но лишенным мужественности. Она с
удовольствием смотрела на сильных мужчин, представителей ее расы, чьи тела
были прекрасны, а мускулы выпуклы и приспособлены к борьбе и работе. В ее
глазах мужчина прежде всего был борцом. Она верила в естественный и половой
отбор и была убеждена, что если в результате этого отбора появляется
сильный, мужественный человек, то он должен пользоваться всеми благами,
которые может предоставить ему жизнь и его положение в ней. То же самое, по
ее мнению, относилось и к инстинктам. Если ей нравился какой-нибудь человек
или какая-нибудь вещь, то это было хорошо и могло принести ей только пользу.
Если она радовалась при виде красивого тела и крепких мускулов, то зачем ей
было отворачиваться? Почему она должна была стыдиться этого? История ее расы
и вообще всех рас говорила о правильности подобной точки зрения. Во все
времена слабые и из неженные мужчины исчезали с арены жизни. Только сильные
становились победителями. Она сама родилась сильной и твердо решила связать
свою судьбу только с сильным мужчиной.
Однако духовный мир человека интересовал ее не меньше. Она не только
требовала, чтобы это был человек сильный, духом. Никаких остановок и
колебаний, никаких тревожных ожиданий и детских жалоб! Разум и душа, подобно
телу, должны быть быстрыми, твердыми и уверенными в себе. Душа создана не
только для вечных мечтаний. Подобно телу, она должна работать и бороться. У
нее должны быть одинаково и рабочие дни и дни отдыха. Фрона могла понять
существо, слабое телом, но обладающее возвышенной душой. Она могла бы даже
полюбить его. Но ее любовь стала бы гораздо полнее, если бы это был человек
сильный телом. Она была уверена в своей правоте, потому что отдавала должное
и тому и другому. Но превыше всего был ее собственный выбор, ее собственный
идеал. Она хотела, чтобы тело и дух гармонировали между собой. Светлый ум в
сочетании с дурным пищеварением казался ей чем-то ужасным. Атлет-дикарь и
хилый поэт! В одном она восхищалась мускулами, в другом--вдохновенными
песнями. Но она предпочла бы соединить их в одном лице.
Вернемся к Вэнсу Корлиссу. Во-первых, и это важнее всего, между ними
существовала та физиологическая созвучность, благодаря которой прикосновение
его руки доставляло ей удовольствие. Если души стремятся друг к другу, но
одно тело не выносит прикосновения другого, то счастье окажется построенным
на песке и возведенное здание всегда будет непрочным и шатким. Далее,
Корлисс обладал физической силой героя, но без примеси животной грубости. Он
был физически всесторонне развит, а в этом, как известно, заключается
красота форм. Можно быть гигантом и не обладать совершенством форм;
пропорциональные мускулы не должны быть массивными.
И наконец, что не менее важно, Вэнс Корлисс не был ни духовно
опустошенным человеком, ни декадентом. Он казался ей свежим, здоровым и
сильным, он как бы возвышался над окружающим миром, но не презирал его,
Конечно, эти мысли жили в ней подсознательно. Ее выводы были основаны
на чувствах, а не на разуме.
Хотя они ссорились и спорили почти беспрерывно, где-то в глубине их
существ царило полное единение. Спасительная сила его юмора и какая-то
суровая трезвость суждений покоряли ее. Подшучивание и серьезность отлично
уживались в нем. Ей нравилась его учтивость, которая была частью его
существа, а не только маской, и она с удовольствием вспоминала великодушие,
побудившее его в Счастливом Лагере предложить ей индейца-проводника и деньги
на обратный проезд в Соединенные Штаты. Слово у него не расходилось с делом.
Ей нравилась его манера смотреть на вещи и широта его взглядов, которую она
чувствовала, хотя он иногда и не умел высказать этого. По ее мнению, ум
Корлисса, несколько академический и отмеченный печатью новейшей схоластики,
ставил его в ряды высокоинтеллектуальных людей. Он твердо определял границу
между порывом чувства и велением рассудка и, постоянно учитывая все факторы,
умел не ошибаться. И вот в этом она находила его основной недостаток.
Известная ограниченность исключала ту широту взглядов, которая, как она
хорошо знала, была ему присуща. Ей стало ясно, что этот недостаток исправим
и новый образ жизни может легко помочь ему в этом. Он был напичкан
культурой, и чего ему явно не хватало, так это более близкого знакомства с
реальной жизнью.
Но он ей нравился таким, каким он был, несмотря на его недостатки. И
это совсем не удивительно, ибо два слагаемых дают не только сумму их, но и
нечто третье, чего не было в каждом из них в отдельности. Это относилось и к
Корлиссу. Он ей нравился сам по себе за что-то такое, что нельзя было
определить как одну черту или сумму черт, за то неуловимое, что является
краеугольным камнем веры и что всегда побеждает философию и науку. И кроме
того, нравиться Фроне Уэлз еще не значило быть ею любимым.
Прежде всего Вэнса Корлисса толкал к Фроне Уэлз внутренний голее,
звавший его обратно к земле. Ему не могли нравиться женщины, лишенные
природной прелести и обаяния. Он встречал их не раз, и его сердце до сих пор
оставалось спокойным. Хотя в нем и жило все время инстинктивное стремление к
единению, то стремление, которое всегда предшествует любви между мужчиной и
женщиной, ни одна из встреченных им до сих пор дочерей Евы не могла пленить
его. Духовная созвучность, половая созвучность -- словом, то необъяснимое,
что зовется любовью, было еще ему незнакомо. Когда он встретил Фрону, голос
любви властно заговорил в нем. Но он не понял того, что случилось, и счел
это за притягательную силу нового и незнакомого ему явления.
Много хорошо воспитанных и респектабельных людей уступают этому зову
земли. И, заставляя близких сомневаться в их здравом рассудке и моральной
устойчивости, такие мужчины иногда женятся на крестьянских девушках и
трактирных служанках. Те, которых постигает неудача, склонны относиться с
недоверием к чувству, толкнувшему их на подобный шаг. Они забывают, что
природа всегда либо создает, либо разрушает. Во всех таких случаях импульс
был здоровым, только время и место оказались неподходящими и сыграли роковую
роль.
К счастью для Вэнса Корлисса, время и место благоприятствовали ему. Он
нашел во Фроне культуру, без которой он не мог бы обойтись, и тот
целомудренный и властный призыв земли, который был ему необходим. Что же до
ее воспитания и образования, то в этом отношении она была прямо чудом. Он не
раз встречал молодых женщин, поверхностно судящих обо всем, но с Фроной дело
обстояло далеко не так. Она, умела придавать новый смысл старым истинам, и
ее толкование самых обыкновенных вещей отличалось ясностью, убедительностью
и новизной. И хотя консерватор, сидевший в нем, зачастую пугался и
протестовал, он все же не мог оставаться равнодушным к ее философским
рассуждениям, в которых школьная наивность искупалась энтузиазмом. Не
соглашаясь со многим из того, что она страстно проповедовала, он все же
признавал обаяние ее неподдельной искренности и воодушевления.
Ее главный недостаток, по его мнению, заключался в полном нежелании
считаться с условностями. Женщина была для него божеством, и он совершенно
не мог видеть, как оно вступает на сомнительный путь. Как бы ни
была хороша женщина, но если она переступала рамки приличий и
игнорировала общественное мнение, она казалась ему безрассудной. А подобное
безрассудство было свойственно... право же, он не мог даже думать об этом,
когда дело касалось Фроны. А между тем она часто огорчала его своими
неразумными поступками. Положим, он испытывал огорчение только тогда, когда
не видел ее. Если же они бывали вместе, в их глазах светилась взаимная
симпатия. Когда же при встрече и расставании он пожимал ей руку, она
отвечала таким же крепким пожатием, и для него становилось очевидным, что в
ней нет ничего, кроме добра и правды.
Она нравилась ему еще и за многое другое. Так, ее порывы и страстные
увлечения всегда казались ему возвышенными. Подышав воздухом страны снегов,
он оценил Фрону за ее товарищеское обращение со всеми; а между тем вначале
