она.-- Я очень устала.
ГЛАВА XXX
На следующее утро Джекоб Уэлз, обладатель многих миллионов, самолично
наколол дневную порцию дров и, закурив сигару, отправился в глубь острова
искать барона Курбертена. Фрона после завтрака развесила проветриваться
одежду и накормила собак. Затем, достав из чемодана растрепанный томик
Уордсворта, она устроилась поближе к берегу на двух вырванных с корнем
соснах. Но она только открыла книгу, а не читала ее. Глаза Фроны вновь и
вновь обращались к Юкону, задерживаясь при виде водоворота под утесами,
пристально вглядываясь в излучину реки и песчаную отмель на ее середине.
Дикая гонка на лодке и чудесное опасение все еще были свежи в ее памяти. Но
не все оставило столь яркий след. Борьба у расщелины казалась ей
бесконечной, она не могла бы определить, как долго все это продолжалось, а
гонка от Острова Распутья до Острова Рубо окончательно стерлась из ее
памяти, хотя разум не переставал твердить о ней.
Фроне пришла фантазия вспомнить все, что делал Корлисс в эти три
знаменательных дня. Образ же другого человека, которого ей даже не хотелось
называть по имени, она умышленно отстранила от себя. С ним было
связано нечто страшное, что ей рано или поздно предстояло пережить. Она
всячески отдаляла эту минуту. Она была надломлена духовно, все тело ее ныло,
и любое напряжение воли казалось ей сейчас чем-то ужасным. Приятнее было
думать даже о Томми, о Томми с языком змеи и сердцем зайца. И она дала себе
слово, что вдова и дети в Торонто не останутся забытыми, когда Север будет
выплачивать дивиденды Уэлзам.
Сухая ветка ивы треснула под чьей-то ногой. Глаза Фроны встретились с
глазами Сент-Винсента.
-- Вы не поздравили меня с чудесным спасением,-- начал он весело.--Но
вчера вечером вы, вероятно, чувствовали себя смертельно усталой. Я знаю это
по себе. А вы еще, кроме того, перенесли это ужасное путешествие в лодке.
Он украдкой наблюдал за ней, стараясь угадать ее настроение и отношение
к нему.
-- Вы героиня, Фрона! -- пылко сказал он.-- Вы спасли не только
почтальона, но и меня, добившись перерыва в заседании суда. Если бы в первый
день был допрошен еще один свидетель, я был бы повешен задолго до появления
Гоу. Славный малый, этот Гоу! Жаль, что он умрет.
-- Я очень рада, что могла вам помочь,-- ответила она, раздумывая над
тем, что бы еще сказать. -- И меня, конечно, следует поздравить... -- С этой
историей вас вряд ли стоит поздравлять,-- быстро сказала она, глядя ему
прямо в глаза.-- Я рада, что это так кончилось. Но неужели же вы ждете от
меня поздравлений?
-- А-а!--протяжно сказал он.--Я вижу, куда вы клоните.-- Он добродушно
улыбнулся и приготовился сесть рядом с ней, но она не подвинулась, чтобы
уступить ему место, и он остался стоять.-- Я все могу объяснить. Если вы
насчет женщин...
Фрона, нервно сжимавшая свои руки, при этих словах расхохоталась.
-- Женщин?--спросила она.--Женщин? Не будьте смешным, Грегори!
-- По тому, как вы защищали меня на суде,-- начал он с упреком,-- я
думал...
-- Ax, вы ничего не понимаете! -- сказала она безнадежным тоном.-- Вы
ничего не понимаете. Посмотрите на меня, Грегори. Может быть, вы поймете.
Ваше присутствие тяготит меня. Ваши поцелуи меня оскорбляют. Память о них
заставляет меня краснеть, и мои губы кажутся мне нечистыми. Почему? Вы
думаете, из-за женщин, о которых говорилось на суде? Как вы меня плохо
знаете! Сказать вам, почему?
С берега донеслись мужские голоса и плеск воды. Она быстро взглянула
туда и увидела, что Дэл Бишоп ведет плот против течения, а Корлисс на берегу
трудится над буксирным канатом.
-- Сказать вам, почему, Грегори Сент-Винсент? -- повторила она.--
Сказать вам, почему ваши поцелуи унизили меня? Потому что вы нарушили веру в
пищу и кров. Потому что вы пользовались гостеприимством человека, а потом
смотрели, как он погибает в неравной борьбе, и не шевельнули пальцем. Я
предпочла бы, чтобы вы умерли, защищая его; тогда о вас осталась бы добрая
память. Я даже предпочла бы, чтобы вы сами убили его. Это было бы
доказательством того, что в ваших жилах течет кровь.
-- И это вы называете любовью? -- воскликнул он насмешливо; в нем начал
пробуждаться его бес.-- Хороша любовь! Нечего сказать! Боже, чему только
нам, мужчинам, не приходится учиться!
-- А я думала, что вы уже научились всему,-- ответила она,-- что вас
научили другие женщины.
-- Что вы собираетесь делать? -- спросил он, не обращая внимания на ее
слова.-- Вам придется считаться со мной. Я не позволю вам безнаказанно
бросить меня. Я этого не допущу, предупреждаю вас. Вы совершили несколько
очень смелых поступков, которые погубят вашу репутацию, если они станут
известны. У меня есть уши. Я не спал. Вам нелегко будет объяснить факты,
которые вы считаете невинными.
Она посмотрела на него с холодной улыбкой, в которой были жалость и
насмешка. Это окончательно взбесило его.
-- Я лежу на обеих лопатках, надо мной можно глумиться, меня можно
жалеть! Но я обещаю вам, что потяну вас за собой. Мои поцелуи вас унизили,
да? А что же вы тогда испытали в Счастливом Лагере, по дороге от реки Дайи?
Как бы в ответ на его слова к ним подошел Корлисс, размахивая буксирным
канатом. Фрона приветственно протянула ему руку. -- Вэнс,--сказала
она,--почтальон доставил отцу важные известия, настолько важные, что он
должен уехать обратно. Он отплывает после обеда с бароном Курбертеном на
"Бижу". Не отвезете ли вы и меня в Доусон? Я хочу уехать туда немедленно,
сегодня же.
-- Он... он... навел меня на мысль о вас...-- робко добавила она,
указывая на Сент-Винсента.