рос. - Скажите мне прямо, в чем дело, так же, как сказал я. Почему вы не
поехали в Пиедмонтские горы? Я повсюду искал вас.
- Вот именно потому. - Она с улыбкой посмотрела ему прямо в глаза,
потом потупилась. - Вы же сами понимаете, мистер Харниш.
Он уныло покачал головой.
- И понимаю и нет. Не привык я еще ко всяким городским выкрутасам. Я
знаю, что есть вещи, которых делать нельзя. Ну и пусть, пока мне не хо-
чется их делать.
- А когда хочется? - быстро спросила она.
- Тогда я их делаю. - На его лице с плотно сжатыми губами мелькнуло
жесткое, упрямое выражение, но он тут же поспешил оговориться: - Не
всегда, конечно. Но если ничего плохого не делаешь, никому не вредишь -
вот как наши прогулки, - то это уж просто чепуха.
Она медлила с ответом, вертя в руках карандаш, видимо, обдумывая, что
ему сказать. Он молча ждал.
- Наши прогулки, - начала она, - могут вызвать нарекания. Подумайте
сами. Вы же знаете, как люди рассуждают. Вы - мистер Харниш, миллио-
нер...
- Биржевой игрок, - с горечью добавил он.
Она кивнула, соглашаясь с этим нелестным определением, и продолжала:
- Я стенографистка в вашей конторе...
- Вы в тысячу раз лучше меня, - попытался он прервать ее, но она не
дала ему договорить.
- Я не это хочу сказать. Все очень просто и ясно, и таких случаев
сколько угодно. Я ваша служащая. И дело не в том, что думаете вы или я,
а в том, что подумают о нас. И мне незачем объяснять вам. Вы сами отлич-
но это понимаете.
Она говорила бесстрастным, деловитым тоном, но от Харниша не укры-
лось, что щеки у нее горят лихорадочным румянцем и что она немного зады-
хается от волнения.
- Очень сожалею, что напугал вас и вы из-за меня бросили любимые мес-
та для прогулок, - невпопад проговорил он.
- Вовсе вы меня не напугали, - с живостью возразила она. - Я не
школьница. Я давно уже сама о себе забочусь и никакого страха не испыты-
ваю. Мы с вами провели два воскресенья, и могу вас заверить, что я не
боялась ни вас, ни Боба. Не об этом речь. Я отлично могу сама о себе по-
заботиться. Но люди непременно тоже хотят проявить заботу, вот в чем бе-
да! Что скажут люди обо мне, если я каждое воскресенье буду кататься по
горам с моим патроном? Это нелепо - и все же это так. Никто слова бы не
сказал, если бы я ездила с кем-нибудь из сослуживцев, а с вами - нельзя.
- Но никто не знает и знать не должен! - воскликнул он.
- Тем хуже. Не чувствовать за собой никакой вины и прятаться на глу-
хих дорогах, будто у тебя совесть нечиста. Тогда уж лучше прямо и откры-
то...
- Позавтракать со мной в будний день, - докончил он, угадав ход ее
мыслей.
Она кивнула.
- Это не совсем то, что я хотела сказать, но более или менее. Я пред-
почла бы действовать в открытую, и пусть все об этом знают, чем пря-
таться с риском быть уличенной. Вы только не подумайте, что я жду приг-
лашения на завтрак, - добавила она с улыбкой, - но вы понимаете, что я
имею в виду.
- Тогда почему же вы не хотите ездить со мной в горы, не скрываясь? -
спросил он.
Она покачала головой, и Харнишу показалось, что на ее лице мелькнула
едва уловимая тень сожаления. Внезапно его охватил панический страх по-
терять ее.
- Послушайте, мисс Мэсон. Я знаю, вы не любите разговоров о личных
делах в конторе. И я не люблю. Это все то же: не полагается говорить со
своей стенографисткой ми о чем, кроме как о работе. Давайте встретимся в
воскресенье, переговорим как следует и что-нибудь придумаем. В горах мы
можем разговаривать не только о делах конторы. Вы, надеюсь, достаточно
хорошо знаете меня. Я человек прямой. Я всей душой уважаю вас и... и все
такое... я... - Он умолк, и рука, которой он опирался на письменный
стол, заметно дрожала. С трудом овладев собой, он продолжал: - Я очень
хочу этой встречи, больше всего на свете. Я... я не знаю, как вам объяс-
нить, но это так, вот и все. Согласны? Встретимся в воскресенье? Завтра?
Харнишу и во сне не снилось, что вполголоса произнесенному "да", ко-
торым она ответила на его просьбу, он больше всего обязан каплям пота,
выступившим у него на лбу, дрожанию руки и мучительной тревоге, написан-
ной на его лице.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Все горе в том, что из слов никогда нельзя узнать точно, для чего они
сказаны. - Харниш задумчиво потер хлыстом правое ухо Боба и, мысленно
повторив свои собственные слова, остался недоволен: совсем не это он хо-
тел сказать. - Послушайте, вы говорите, что не будете больше встречаться
со мной, и объясняете почему. А если у вас другие причины? Может, вам
просто не хочется видеть меня, а вы только так говорите, чтобы я не оби-
делся. Понимаете? Не в моих привычках навязываться. Будь я уверен, что
вам наплевать на меня, я тут же исчез бы - только вы меня и видели.
Дид ничего не сказала, но улыбнулась в ответ, и Харниш подумал, что
более изумительной улыбки он еще никогда в жизни не видел. Он уверял се-
бя, что эта улыбка особенная, так она еще ни разу не улыбалась ему. Она
дала понять, что он ей не чужой, что она немного знает его. Конечно, тут
же поправил он себя, это у нее вышло нечаянно и ничего необыкновенного
тут нет. Любой мало-мальски знакомый человек, будь то делец или конторс-
кий служащий - все равно кто, - после нескольких даже мимолетных встреч
проявляет известное дружелюбие. Это в порядке вещей... Но все-таки Дид
не кто-нибудь. И как чудесно она улыбается! Что ни одна женщина из тех,
которых он видел на своем веку, не умела так улыбаться, в этом Харниш ни
секунды не сомневался.
Воскресенье прошло весело и беззаботно. Они съехались на дороге в
Беркли и почти весь день провели вместе. Только теперь, с приближением
вечера, когда вдали уже показались ворота, где им предстояло расстаться,
Харниш приступил к серьезному разговору.
Она быстро перебила его, и он весь обратился в слух.
- Ну, а если у меня нет других причин, если дело не в том, что я не
хочу вас видеть?
- Тогда я от вас не отстану, - сказал он. - Я уже давно приметил, что
если людям чего-нибудь хочется, то их легко уговорить. А будь у вас дру-
гая причина... ну, скажем, вы меня знать не хотите, а скрываете это от
меня, боитесь обидеть, потому что дорожите местом в моей конторе... -
Тут ему пришло в голову, что соображение, которое он привел в качестве
примера, быть может, и есть истинная причина ее отказа встречаться с
ним, и эта мысль так испугала его, что он потерял нить своих рассужде-
нии. - В общем, скажите одно только слово, и я исчезну. И никакой обиды
не будет. Просто мне, значит, не повезло. Ответьте мне прямо, мисс Мэ-
сон, так это или нет. Чует мое сердце, что я верно угадал.
Она взглянула на него, и в ее вдруг увлажнившихся глазах он прочел и
гнев и боль.
- Это нечестно! - вскричала она. - Вы предлагаете мне на выбор: либо
солгать вам и причинить вам боль, чтобы отделаться от вас и оградить се-
бя, либо сказать вам правду и не иметь против вас никакой защиты, потому
что вы сами говорите, что не отстанете от меня.
Щеки ее покрылись румянцем, губы дрожали, но она смотрела ему прямо в
глаза.
Харниш удовлетворенно усмехнулся.
- Меня очень радуют ваши слова, мисс Мэсон.
- Не радуйтесь, - поспешила она ответить, - мои слова ничего не меня-
ют. Я этого не допущу. Больше воскресных прогулок не будет и... А вот и
ворота.
Поставив кобылу боком к изгороди, она наклонилась, подняла щеколду и
въехала в отворяющиеся ворота.
- Нет, нет, пожалуйста, - сказала она Харнишу, увидев, что он хочет
последовать за ней.
Он покорно осадил Боба, и ворота захлопнулись. Но она не поехала
дальше, и разговор продолжался.
- Послушайте, мисс Мэсон, - начал он тихим, срывающимся от волнения
голосом. - Я хочу, чтобы вы твердо знали одно: я не просто от скуки во-
лочусь за вами. Вы мне нравитесь, я к вам привязался, и для меня это не
шутка. Ничего дурного в моих намерениях нет. Я честно хочу...
Он умолк, увидев выражение ее лица. Дид явно сердилась, но в то же
время едва удерживалась от смеха.
- Хуже этого вы ничего не могли придумать! - воскликнула она. - В
точности, как объявление в брачной газете: "Самые честные намерения;
цель знакомства - брак". Но поделом мне. Очевидно, именно это вы и имели
в виду, когда сказали, что не отстанете от меня.
С тех пор, как Харниш поселился под городскими крышами, его загоре-
лая, обветренная кожа побелела: поэтому лицо его стало ярко-пунцовым,
когда краска залила ему щеки и даже шею. Он был слишком смущен и присты-
жен, чтобы заметить, что Дид смотрит на его побагровевшее лицо таким
ласковым взглядом, каким ни разу не подарила его за весь день. Ей еще не
приходилось видеть взрослых мужчин, которые краснели бы, как мальчишки,
и она уже сожалела о невольно вырвавшихся у нее резких словах.
- Послушайте меня, мисс Мэсон, - заговорил он, сначала медленно и за-
пинаясь, потом быстрее и под конец так заспешил, что речь его стала поч-
ти бессвязной. - Я человек грубый, неотесанный, я сам это знаю, я знаю,
что мне не хватает воспитания. Никаким этим тонкостям я не обучен. Я еще
никогда не ухаживал за женщинами, никогда не влюблялся, и в таких делах
я просто дурак дураком. Ну пусть я глупо говорю, вы не обращайте внима-
ния, ведь дело не в словах, а в том, каков человек. Вот я, например, я
хочу только хорошего, хоть и не умею за это взяться.
Отличительной чертой Дид Мэсон была мгновенная смена настроений; иск-
реннее раскаяние звучало в ее голосе, когда она сказала:
- Простите меня, я совсем не хотела посмеяться над вами. Вы меня зас-
тали врасплох, и слова ваши показались мне обидными. Видите ли, мистер
Харниш, я не привыкла...
Она умолкла, вдруг испугавшись, что под влиянием минуты скажет лиш-
нее.
- Вы хотите сказать, - подхватил Харниш, - что не привыкли к таким
скоропалительным объяснениям: "Здравствуйте, очень приятно, предлагаю
руку и сердце".
Она кивнула, и они оба весело рассмеялись. Смех разрядил атмосферу, и
Харниш, приободрившись, продолжал уже спокойнее:
- Вы сами видите, что я прав. Конечно, у вас есть опыт. Небось, вам
уже сто раз предложение делали. Но я-то еще не пробовал и вот барахта-
юсь, как рыба, вынутая из воды. Впрочем, это вовсе и не предложение.
Получается все очень нескладно. Я, можно сказать, попал в тупик. На
столько-то у меня хватает ума, чтобы понять, что, ежели хочешь подру-
житься с девушкой, нельзя начинать с того, что, мол, выходи за меня за-
муж. Вот тут-то и загвоздка. Раз - я не могу разговаривать с вами в кон-
торе. Два - встречаться со мной, кроме как в конторе, вы не желаете. Три
- вы говорите, пойдут сплетни, потому что вы у меня служите. Четыре -
мне необходимо поближе сойтись с вами и необходимо объяснить вам, что я
хочу только хорошего и ничего такого у меня и в мыслях нет. Пять - вот
вы уже за воротами и сейчас ускачете, а я перед воротами, и душа у меня
болит, и я не знаю, что вам такое сказать, чтобы вы передумали. Шесть -
я вам сказал все, что мог. А теперь я вас очень прошу еще раз подумать.
Дид с невольным участием глядела в огорченное, взволнованное лицо
Харниша и слушала его признания; оттого, что он облекал их в такие прос-
тые, немудреные слова, они звучали особенно искренне и чистосердечно.
Как мало он походил на тех мужчин, с которыми ей доводилось встречаться
до сих пор! Под конец, углубившись в свои мысли, она почти перестала
слушать его. Любовь человека сильного, властного всегда влечет к себе
женщину, и никогда еще Дид так полно не отдавалась этому влечению, как
сейчас, глядя сквозь решетчатые ворота на Время-не-ждет. Конечно, она и
не думает о том, чтобы выйти за него замуж - против этого слишком много
серьезных доводов; но почему бы ей не встречаться с ним? Он ей нисколько
