стремя, всем своим видом показывая, что довольно, мол, прохлаждаться,
пора двигаться дальше.
- Ах, черт тебя возьми совсем! - восхитился Харниш. - Ни злобы, ни
обиды, хоть бы что! А ведь досталось тебе на орехи. Да ты просто золото,
а не конь!
И опять Боб обманул бдительность своего седока. Целый час он вел себя
примерно, а потом, так же внезапно, как всегда, повернул и поскакал об-
ратно. Харниш снова при помощи шпор и хлыста прогнал его галопом нес-
колько миль, прежде чем повернуть. Но тут Бобу пришла новая фантазия: он
начал пугаться деревьев, коров, кустарника. Волка, собственной тени -
словом, любого пустяка. Каждый раз, как Боб шарахался в сторону. Волк
ложился в тень и ждал, когда Харниш справится с конем.
Так прошел день. У Боба в запасе оказался еще один фокус: он делал
вид, что сейчас повернет обратно, но не поворачивал. Это было так же
утомительно, как сам поворот, потому что Харниш каждый раз понапрасну
сжимал шенкеля и напрягал все мышцы. А после нескольких мнимых поворо-
тов, усыпив подозрения своего седока. Боб и в самом деле поворачивал, и
Харниш опять, едва удержавшись в седле, хватался за его шею. До самого
вечера Боб не прекращал своих выходок; спокойно пропустив десяток машин
на дороге в Окленд, он вдруг вздумал разыграть панический страх перед
каким-то миниатюрным автомобильчиком. И уже под конец, возвращаясь в ко-
нюшню, он достойно закончил день, так круто повернув и так высоко задрав
передние ноги, что мартингал лопнул. Боб встал во весь рост на задних
ногах, ремень стремени разорвался, и Харниш чудом удержался в седле.
Но конь полюбился ему, и он не сожалел о покупке. Он видел, что в Бо-
бе нет ни злобы, ни коварства, - просто энергия его бьет через край; и
вдобавок у него больше ума, чем у обыкновенных лошадей. Живость, сметка
и редкая проказливость - вот его отличительные свойства. Для того чтобы
подчинить его своей воле, нужна твердая рука, неуклонная строгость, а
время от времени и суровое наказание.
- Увидим, кто кого. Боб, - неоднократно повторял Харниш своему норо-
вистому коню.
А вечером он сказал конюху:
- Ну и мошенник! Видели вы что-нибудь подобное? Лучшего конского мяса
мне не попадалось, а я на своем веку перепробовал его немало.
Потом он добавил, обращаясь к Бобу, который, по своему обыкновению,
нагнул голову и тыкался мордой ему в плечо:
- До свиданья, золотко мое! Увидимся в воскресенье утром. Не забудь
прихватить с собой все свои фокусы, разбойник ты этакий!
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Всю неделю Харниш думал о Бобе чуть ли не столько же, сколько о Дид;
а так как в эти дни особенно крупных операций не проводилось, то мысли
его, вероятно, были заняты ими обоими в гораздо большей степени, чем фи-
нансовой игрой. Привычка Боба на всем скаку поворачивать обратно сильно
тревожила Харниша. Как отучить его от этого? Вдруг он встретит в горах
Дид и вдруг ему повезет и так выйдет, что они поедут рядом, а Боб
возьмет и завертится волчком, - вот будет некстати! Ему вовсе не улыба-
ется, чтобы она видела, как он валится вперед и цепляется за шею лошади.
Да и не очень красиво получится, если ему придется ускакать от своей
спутницы, обрабатывая жеребца хлыстом и шпорами.
Нужно придумать средство предупреждать эти молниеносные повороты, ос-
танавливать Боба прежде, чем он повернет. Поводьями тут ничего не сдела-
ешь. И шпоры не помогут. Остается хлыст. Но как остановить Боба хлыстом?
В эту неделю было много минут, когда Харниш, сидя в кресле за письменным
столом, забывал, где он, и, мысленно оседлав своего чудесного гнедого
жеребца, пытался помешать ему повернуть обратно. Одна из таких минут
наступила в конце недели, во время делового совещания с Хиганом. Адво-
кат, который излагал какой-то новый умопомрачительный проект, пленивший
его воображение, вдруг заметил, что патрон не слушает. Глаза Харниша
глядели куда-то в пространство - у него тоже разыгралось воображение.
- Нашел! - вдруг закричал Харниш. - Хиган, поздравьте меня! Это же
проще простого. Надо стукнуть его по носу, и стукнуть крепко - только и
всего.
Объяснив изумленному Хигану, в чем дело, Харниш опять стал внима-
тельно слушать, хотя и не мог удержаться, чтобы время от времени не ус-
мехнуться про себя, предвкушая воскресную прогулку. Теперь он знает, что
делать. Боб всегда поворачивает вправо. Отлично. Он перегнет хлыст попо-
лам и будет держать его наготове, и в ту секунду, когда Боб начнет пово-
рачивать, он ударит его сдвоенным хлыстом по носу. Ни одна лошадь не
станет поворачивать, если уразумеет, что за это она больно получит по
носу.
Никогда еще Харниш так сильно не жалел о том, что не может просто,
по-человечески, заговорить с Дид. Даже такой безобидный, казалось бы,
вопрос: поедет ли она верхом в воскресенье? - и то немыслим для него.
Тяжкое и доселе не изведанное им испытание - быть хозяином - красивой
девушки. Часто в часы занятий в конторе он взглядывал на нее, и с языка
готов был сорваться вопрос: поедет ли она верхом в воскресенье? Но он
молчал и, глядя на нее, думал о том, сколько ей может быть лет и много
ли у нее было романов с этими молокососами, с которыми, по словам Морри-
сона, она водит компанию и танцует на студенческих вечерах. Все шесть
дней, от воскресенья до воскресенья, Дид не выходила у него из головы, и
одно он понял очень хорошо: его влекло к ней. И так сильно влекло, что
его давний страх очутиться во власти женщины рассеялся, как дым. Он, ко-
торый всю жизнь спасался бегством от преследовавших его женщин, теперь
сам отваживался на преследование. В какое-то воскресенье, рано или позд-
но, он встретится с ней вне стен конторы, гденибудь в окрестных горах, и
если уж тогда они не разговорятся, значит, она его знать не хочет.
Так Харниш обнаружил новую карту, сданную ему безумным божеством. Ему
и не снилось, какое значение в его жизни она приобретет, но он решил,
что карта неплохая. Однако сомнения осаждали его. Что, если Счастью
вздумалось сыграть с ним злую шутку и его ждет погибель? Вдруг Дид от-
вергнет его, а он будет любить ее все больше, все сильнее? Ужас, который
всегда внушала ему любовь, с новой силой овладевал им. Память воскрешала
любовные драмы между мужчинами и женщинами, которых он когда-то знавал.
Он вспомнил и Берту Дулитл, дочь старика Дулитла, которая влюбилась в
Дартуорти, разбогатевшего на Бонанзе; а тот и не глядел на Берту, зато
влюбился в жену полковника Уодтстона и бежал с ней вниз по Юкону; пол-
ковник, до безумия любивший свою жену, пустился в погоню за беглецами. И
что же получилось? Берта, конечно, очень страдала от своей несчастной
любви, а остальным пришлось еще хуже. Полковник догнал влюбленных пониже
Минука, и там спор решило оружие. Дартуорти был убит наповал. У полков-
ника оказалось прострелено легкое, и весной он умер от пневмонии. А у
жены его не осталось на земле ни одного близкого существа.
Вспомнилась ему и Фреда, которая хотела утопиться в ледяной каше
из-за кого-то на другом краю света и возненавидела его, Харииша, за то,
что он, случайно проезжая мимо, спас ей жизнь, втащив ее в лодку. А Ма-
донна... От этих воспоминаний Харнишу становилось страшно. Если он схва-
тит любовную горячку, а Дид отвергнет его, это будет ничуть не лучше,
чем лишиться всего своего состояния по милости Даусета, Леттона и Гуген-
хаммера. Будь его увлечение Дид менее глубоко, страх одержал бы верх и
он отказался бы от всякой мысли о ней. Но отказываться ему не хотелось,
и он успокаивал себя тем, что не всегда же любовь кончается трагедией.
Кто знает? Быть может, Счастье так стасовало карты, что выигрыш доста-
нется ему. Есть же люди, которые родятся счастливыми, живут счастливо
всю жизнь и счастливыми умирают. Почему бы ему не оказаться таким счаст-
ливцем, которому всегда и во всем везет?
Настало воскресенье, и Боб, носясь по Пиедмонтским горам, вел себя
примерно. Правда, иногда он начинал приплясывать и подпрыгивать, но во-
обще был кроток и послушен, как агнец. Харниш, держа в правой руке сог-
нутый пополам хлыст, с нетерпением ждал, чтобы Боб поворотил обратно
хоть один разочек, но Боб, явно издеваясь над своим седоком, и не думал
поворачивать. Дид Мэсон, однако, нигде не было видно. Тщетно рыскал Хар-
ниш по горным дорогам и наконец уже на исходе дня, взяв крутой подъем,
перевалил через вторую гряду. Едва он спустился в долину Марога, как ус-
лышал дробный стук копыт. Стук раздавался впереди - лошадь шла ему
навстречу. А вдруг это Дид? Он повернул коня и шагом поехал обратно. Ес-
ли это она, решил он, значит, он рожден для счастья, ибо встреча не мог-
ла произойти при более благоприятных обстоятельствах. Они поедут одной
дорогой, в том же направлении, лошадь ее идет таким аллюром, что она на-
гонит его как раз в том месте, где крутой подъем заставит обоих ехать
шагом. И хочешь не хочешь, а ей придется конь о конь с ним подняться в
гору; а по ту сторону перевала такой же крутой спуск - и опять они пое-
дут шагом.
Стук копыт приближался, но Харниш не поворачивал головы, пока не ус-
лышал, что лошадь пошла шагом. Тогда он глянул через плечо. Это была
Дид. Они мгновенно узнали друг друга, и на ее лице отразилось удивление.
Он слегка повернул Боба и подождал, пока она поравняется с ним. Что мог-
ло быть естественней этого? А потом, когда они съехались, разве само со-
бой не разумелось, что они вместе начнут взбираться наверх!
Харниш с трудом подавил вздох облегчения. Дело сделано, и как просто
все вышло: они поздоровались и поехали рядом, а впереди у них еще мили и
мили пути.
От него не укрылось, что Дид сначала посмотрела на его лошадь и
только потом на него.
- Какой красавец! - воскликнула она, бросив взгляд на Боба; глаза ее
вспыхнули, лицо просияло, и Харнишу с трудом верилось, что перед ним та
же женщина, которую он привык видеть сдержанной, со строго официальным
выражением лица.
- Вот не знала, что вы ездите верхом, - с первых же слов заметила
она. - Я думала, вы признаете только автомобиль.
- Я совсем недавно начал ездить, - ответил он. - В последнее время я
стал полнеть, надо как-то сгонять жир.
Она посмотрела на него сбоку, одним взглядом охватив его с головы до
пят, включая седло и поводья.
- Но вы и раньше ездили верхом, - сказала она.
"Глаз у нее наметанный на лошадей и на все, что их касается", - поду-
мал он.
- Ездил, но это было очень давно. Мальчишкой, в Восточном Орегоне, я,
бывало, удирал из лагеря и загонял скот, объезжал лошадей. Тогда я счи-
тал себя первоклассным наездником.
Так, к величайшей радости Харниша, между ними завязалась беседа по
интересующему обоих предмету. Он рассказал ей про фокусы Боба и какой он
придумал способ, чтобы вымуштровать его; она подтвердила, что лошадь
нужно держать в строгости, даже если очень любишь ее. Вот ее кобыла,
Маб, - она уже восемь лет у нее - вначале пришлось отучать ее от дурной
привычки бить ногой в перегородку стойла. Бедной Маб очень доставалось,
но она излечилась от этого.
- Вы-то много ездили верхом, - заметил Харниш.
- Знаете, я даже не помню, когда я в первый раз села на лошадь, -
сказала Дид. - Я выросла на ранчо, и меня никак нельзя было оторвать от
лошадей. Должно быть, я от рождения любила их. В шесть лет у меня был
собственный пони, а в восемь я уже могла целый день не слезать с седла,
наравне с папой. Когда мне минуло одиннадцать, папа взял меня с собой на
охоту, бить оленей. Я просто не знаю, что бы я делала без лошади. Я тер-
петь не могу сидеть в четырех стенах; и "не будь Маб, я давно бы заболе-
ла и умерла.
- Вы любите деревню? - спросил он и впервые заметил, что глаза у нее
не всегда только серые.
- И ненавижу город, - ответила она. - Но в деревне женщина не может
