ничего не понимает, есть повод призадуматься. Пришел туда новый
человек, может, не дерево резать, а о жизни разговаривать. Нет бы
помочь мне освоиться, сразу сказали, что по дереву резать я не умею.
А я и не претендовал, честно сказал, не учился я еще этому. И сразу
услышал много интересного: талант нельзя приобрести, с ним надо
родиться, настоящий художник в необструганной доске уже видит
будущую картину, руки должны сами все делать, и даже, прямой поток
сознания на доску. Сознание, кстати, куда только не течет. И все это с
помпой, с чувством, с расстановкой. Я терпеливый и терпимый, я все
бы стерпел, но каждый считал своим долгом повторять мне это с
частотой раз в пять минут. Я ждал, не первый раз новичок, думал, со
временем все придет в норму, ко мне привыкнут... Привыкнуть то они
привыкли, да вот только, оказалось, что у них в принципе там такое
общение исповедуется, споры без аргументов о том, кто самый лучший
резчик на планете. Походил я туда и бросил.
Бросил. Далеко полетел. Я окурок лет десять уже тренируюсь
выбрасывать, с тех пор, как переехали сюда. Тлеющая искорка
разрезает пространство темного коридора, ударяется о стекло и падает
в банку из-под кофе. Также какая-то невидимая преграда удерживает
мир от ядерного апокалипсиса, и если вдруг стеклянная стена
окажется вымыслом, и американские ракеты вместе с почвой Ирака
заденут честь России, я уже не буду сожалеть о том, что не вижу
Мишку с Артуром, зато каждая пойманная крыса будет казаться мне
невероятной удачей.
Пора возвращаться, Нинка сейчас ужин начинает готовить,
помогу ей овощи нарезать для салата, а через пару часов снова пойду в
подъезд за рассветом.
-==Откуда что берется==-
- А еще я читал, что в нашем правительстве уже одни инопланетяне, а
настоящих всех давно уже подменили, - сказал Семенов, бережно снимая с полочки
перед окошком четыре кружки благоухающего пива.
- Да, не инопланетяне, - возразил ему Бабышев, - евреи одни. Точно,
смотри,
Чубайс, Черномырдин, Гайдар...
- И этот тоже еврей? - поразился Зорин и отрыгнул всем своим
стодвадцатикилограммовым телом.
- Точно, еврей, - отрезал Бабышев, - посмотри на его морду. И губами он
все
время чмокает.
- А евреи все так чмокают? - с опаской спросил Зорин. Он очень уважал
своих
приятелей за эрудицию и боялся ставить их слова под сомнение.
- Не все, но он точно еврей.
Семенов сдул пену на летний столик, уже давно потерявший свою белизну, и с
чувством сказал:
- А по-моему - инопланетяне. Так в одной газете написали, зачем им врать?
Бабышев уже начал огромными глотками вливать в себя пиво и был настолько
затянут этим процессом, что не мог от него оторваться, но и оставить слова
своего
наивного друга без ответа он тоже не мог, и поэтому начал гневно мотать
головой.
Зорин пил неторопливо и с интересом ждал продолжения дискуссии. А
Семенов вообще обходился без глотков и втягивал в себя пиво непрерывным
потоком, за что пользовался в своей среде особым уважением - нетривиальные
умения ценились.
Первую кружку раньше всех осушил Бабышев и сразу же ринулся в бой:
- Ты же на них посмотри. Они же все друг за дружку держаться. Только в их
среду попадешь, так они тебя враз сожрут. И хитрые. Говорит с тобой, улыбается,
вроде, друг-товарищ, а сам только и думает, как бы тебя обжулить и к себе в
Израиль
с деньгами рвануть. Мне вот скрывать нечего, у меня широкая русская душа
нараспашку. Вот он весь я! - Бабышев развел руки в стороны, открывая взорам
товарищей заляпанный и потертый пиджак с одной оторванной пуговицей, - мне
нечего скрывать, - повторил он, - и стыдится нечего. А все потому что... -
Бабышев
начал вспоминать, почему же это ему нечего стыдиться.
- Инопланетяне тоже все друг за дружку, - вставил Семенов, а Зорин
согласно
кивнул.
Через пару часов Бабышев, Зорин и Семенов распевали нестройным трио "... и
за борт ее бросает... ". Пятнадцать кружек пива уже находились между гаражами в
десяти метрах от пивной, это место играло роль общественного туалета для
завсегдатаев палатки, а еще пять-шесть кружек покоились в их желудках, но на
волю
пока не просились. Жизнь била ключом.
На следующее утро Семенов проснулся в своем обычном состоянии, с
дурным настроением и больной головой. Отработанным за многие годы жестом, он
свесил руку с кровати, нащупал заранее подготовленную бутылку пива, открыл ее
об
металлическую спинку и вылил ее содержимое себе в рот. Настроение не
улучшилось, но головная боль начала стихать. Полежав несколько минут, Семенов
решил, что уже готов вставать. Это ему удалось, хотя и не без труда, он
поплелся в
ванную с целью совершить ежедневный ритуал неаккуратного сбривания
растительности с лица.
В ванной он немного постоял перед зеркалом и потянулся к бритве, при этом
немилосердно скребя гениталии. От гениталий он плавно перешел к животу и вдруг
какое-то непривычное чувство заставило его оторвать взгляд от зеркала.
Взглянув на
живот, Семенов выронил бритву из рук и издал звук, напоминающий попытки
повешенного закричать. Весь живот был черным. Граница почернения проходила в
нескольких сантиметрах от сосков, дальше чернота спускалась вниз, исчезая под
трусами, с боков она заканчивалась в районе подмышек. Семенов в ужасе сдернул
трусы, опасаясь за свое мужское достоинство. Там было все в порядке, если не
считать черноты, которая, впрочем, не доходила даже до середины тазовой кости.
Однако, после минутного размышления, Семенов подумал, что уже и этого
достаточно, чтобы впасть в панику. По этому поводу он выпил успокоительного,
которое он держал на крайний случай (деревенский, 76 градусов), и направился в
поликлинику.
Всю дорогу в автобусе его била мелкая противная дрожь, и преследовала
мысль, что инопланетяне, видно, перепутали его с кем-то из правительства, или,
того
хуже, начали вторжение на Землю. Когда он вышел из автобуса, его посетила
мысль,
что, может быть, инопланетяне тут не причем, а просто он болен какой-то редкой
болезнью. Семенов начал вспоминать, не говорили ли по телевизору чего-нибудь об
эпидемиях с похожими симптомами. Вроде, не говорили. В очереди он подумал, что,
может, он чем-нибудь испачкался. Но расстегнуть рубашку, чтобы проверить это,
он
не решился. Поэтому он просто сидел и думал, что выйдет очень неловко, если
врач
ехидно спросит его: "а вы мыться не пробовали".
Наконец, пришла его очередь. Врач производил впечатление интеллигентного и
знающего человека, каких Семенов очень уважал. Он даже подумал, что зря он так
долго не ходил в поликлинику и не познакомился с этим человеком раньше.
- Фамилия? - вежливо спросил врач.
В ответ Семенов протянул ему талончик.
- Чего они тут написали? - пробормотал под нос врач, - Симонов? Семенов?
- Семенов, - сказал Семенов, не решаясь начать разговор.
- Подойдите поближе, чего вы в дверях то стоите. Вот стул, специально для
пациентов поставлен, садитесь, пожалуйста, - врач указал рукой на стул, и
Семенов
послушно сел на него.
- На что жалуетесь? - продолжил врач безо всякой паузы.
- У меня что-то с животом.
- Боли? Стул жидкий?
- Нет, он - черный, - сказал Семенов, и заметив, что врач начал бледнеть,
уточнил, - живот черный.
- Снимите рубашку, - сказал врач.
Семенов послушно снял рубашку и показал врачу живот.
- Болит? - еще раз спросил врач.
- Нет, - ответил ему Семенов.
Врач подошел к Семенову и начал ощупывать его живот, постоянно
спрашивая:
- А так? Нет. А вот здесь?
Вдруг он принюхался:
- Вы пьяны?!!
- Только чтобы успокоиться, - промямлил Семенов.
- Чтобы успокоиться, пейте валерьянку! - врач не на шутку разволновался, -
как вас зовут?
- Семенов, - ответил Семенов.
- Это я уже знаю. Как ваши имя и отчество?
- Василий Петрович.
- Так вот, Василий Петрович, вы кем работаете?
- Электрик я на заводе.
- И часто вы на заводе пьяный?
- Бывает...
- А представляете, Василий Петрович, если я вас буду пьяный лечить? Вам
это
понравиться?
- Скажите доктор это от пьянства? - Семенов показал на живот.
- Так, гематома, - врач потерял нить своего воспитательного повествования
и
пытался ее вновь ухватить.
Поняв безнадежность этого занятия он вернулся к своим непосредственным
обязанностям.
- Вы не падали в ближайшее время?
Семенов покраснел. Трезвый то он не падал, а пьяный, разве ж вспомнишь.
- Нет, - на всякий случай сказал он.
Врач задумался.
- А током вас не било.
- Тоже нет.
- Ушиб. Правда сильный, я такого не видел: как будто на стол упали, края у
гематомы ровные.
- И что же делать?
- Если не беспокоит, идите домой, заболит - придете ко мне. Через неделю
не
пройдет, опять же, ко мне.
- Спасибо, доктор, - сказал Семенов, пятясь к дверям.
- Вот вам больничный, вы наверное не работу опоздаете. До двух нормально?
- Да, спасибо.
- Не за что.
За дверью Семенов достал из внутреннего кармана фляжку и сделал большой
глоток - пронесло. И он довольный отправился на работу.
Туда он приехал ровно к обеденному перерыву. Бабышев и Зорин как раз
готовились к принятию пищи и распаковывали, приготовленные им женами, свертки с
бутербродами.
- Ты где пропадал все утро? - спросил Бабышев Семенова.
- Ко врачу ходил, - гордо ответил Семенов.
- И с чем?
- Ща, покажу.
Семенов принялся расстегивать спецовку.
- Ты чего, не здесь, - испуганно сказал Зорин, но Семенов не
останавливался.
Перед тем как распахнуть полы, Семенов решил пощупать живот на предмет
болевых симптомов и сразу же заорал как резаный. Но не от боли. Весь живот был
покрыт одинаковыми почти круглыми пупырышками. Прикосновение руки не
ощущалось. Семенов сорвал с себя спецовку вместе с рубашкой и одновременно с
товарищами уставился на собственное тело.
- Кранты, - выдавил из себя Бабышев, - такого я еще не видел.
Семенова прошиб холодный пот. Теперь он был точно уверен, что
инопланетяне используют его для опытов: покров живота напоминал шкуру динозавра
из фильма "Парк Юрского периода", только пупырышки были гораздо чернее и
располагались ровными рядами.
- Доктора! - заорал Семенов.
- Он в отпуске, - прошептал Зорин, - поехали в больницу.
В этот момент друзья увидели нечто такое, отчего их глаза выкатились на
лоб:
некоторые пупырышки позеленели и из них сложились слова, которые потекли
бегущей строкой через живот Семенова.
"Сигма-банк - самый надежный банк в России. Господа и дамы, в магазине
"Санрайз" к вашим услугам широчайший выбор товаров необходимых вам в быту.
Приходите ежедневно с 9: 00 до 20: 00. Электропоезд до Лобни проследует с
измененным расписанием в 16: 01, вместо 15: 45. Московское время 15: 00.
Температура воздуха 19 градусов..."
У Семенова подкосились ноги, и Бабышев с Зориным подхватили его под руки.
От испуга они совершенно перестали понимать чего делают. Спортивным шагом они
дотащили его до проходной, оттуда почти бегом до метро, вызвать "скорую" или
доставить его в ближайшую больницу они не додумались, поэтому везли его в
районную поликлинику.
На станции "Савеловская" мирно сидевший Семенов вдруг вскочил и
оттолкнул приятелей, его глаза светились пассивным безумием. Еще до того, как
Бабышев и Зорин поняли что к чему, Семенов выпрыгнул из вагона и помчался вверх
по эскалатору. Его товарищи успели только бросить на него последний взгляд
через
закрывшиеся двери.
Пассажиры, стоящие в очередях у касс, не придали значения тому, что
человек
в спецовке стал взбираться на информационные табло, мало ли что там могло
сломаться, однако милиционер проявил интерес к происходящему. Когда он
протолкался через толпу, человек уже исчез, а тому, что стало на одно табло
больше,
он не придал значения, так как не помнил сколько их было раньше.
