большой глоток прозрачно-белого Мартини. "Сказать честно, кальмар, если
его поджарить без приправ, совершенно безвкусный. Он хорош лишь в
оболочке, в которой его следует варить в масле с достаточным количеством
соли и перца. Потом обмакнуть жареную бестию в соус с лимонным соком и
есть. Но вкус будет просто не полным, если не запить его рюмкой белого.
Впрочем, можно и Мартини, но это - лишь мое капризное извращение. Или
можно поступить и проще: взять много пива из лучших сортов и просто
закусывать его кльмарами", - вот единственные мысли, занимавшие мою голову
в этот час. Я им искренне предавался, не беспокоя ни себя ни других ничем
более низменным.
Потом кальмары наскучили, потому что все без исключения переместились
с тарелки в желудок. Можно было переключить внимание на Катю. Она
оживленно разговаривала с Сергеем - моим другом, не забывая, правда,
отдавать должное и роскошно сервированному столу.
Мы прилетели в двенадцать дня по местному, и яркое солнце
приветствовало наше авантюрное появление. Меня поразила громада
Франкфуртского аэропорта, огромная масса людей, собравшихся здесь по пути
во все страны мира. Даже сложно сравнить свои впечатления. Один друг,
бывший в Нью-Йорке, как-то описал вокзал Гранд Централь, назвав его
большим Киевским вокзалом в Москве, только увеличенным в пять раз и ужасно
грязным. Но я бы не сказал, что здешний аэропорт - это просто пять
"Шереметьевых". Весь комплекс - это город. Тут и магазины и рестораны и
кинотеатры и дискотека и многое другое, причем на свежий взгляд совершенно
не нужное утомленным долгим перелетом пассажирам.
Сережа нас встретил и отвез в один небольшой отель, хотя, говоря
откровенно, небольшой лишь отель, а цена вполне не маленькая. Самого
Сергея я знаю лет с шестнадцати. Он уже шесть лет в Германии и, несмотря
на это выглядит вполне сносно.
- Скажи мне Сережа, пожалуйста, что-то! - я оторвался от ленивого
созерцания и решил придумать и ему вопрос на доставание. - Когда мы
сегодня прилетели, то после пограничников попали сразу в общий зал
совстречающими и провожающими. Так? И только потом я спустился куда-то
получать свои чемоданы, и там уже и была таможня. То есть все, что через
таможню перенести нельзя, я оставлю в главном зале?
- Паша, если ты будешь в Германии задавать себе и другим вопросы типа
"почему", то тебя надолго не хватит, - он хитро улыбнулся. - Это вы в
вашей перестройке или что там у вас, ко всем пристаете "Почему?". У немцев
раз сказали, значит так надо, - его указательный палец подчеркнул
безапелляционность этого совета.
- Ты уже опытный немец, тебе виднее... - я лениво откинулся наспинку
стула.
- Не морочь мозги шайзем! - Тут мне впервые довелось услышать слово,
употребляемое в этой стране через каждую фразу, а означающую всего-навсего
"дерьмо". - Расскажи, лучше, что ты делал все это время.
- А что я делал? Один шайз, как ты говоришь... - рука махнула на все,
что я делал. - Поступил, вот, в институт. Женился на Кате, своей
сокурснице. Через год бросил этот... шайз (слово сходу пришлось по вкусу)
с учебой к чертовой матери.
Я нудно и вызывающе пояснил вводную часть и глотнул вина, чтобы не
дать себе заснуть из-за одолевавшей скуки от бесполезного перечисления
совершенных за последнее время глупостей.
- Понимаешь, наше время рождало события, успеть за которыми можно
было лишь думая, как компьютер, принимая решения на месте и постоянно
везде и во всем дерясь, не останавливая хода мыслей на ерунде. Как
паровоз: включился и попер, впере-е-ед! Все это, если хочешь, то, о чем я
мечтал: делать деньги, - очертив пальцем в воздухе доллар, объяснил, о
каких именно деньгах речь. - Чистые, грязные, заработанные, украденные -
не важно! Кооператив - шили майки. Потом возили из Турции и Польши партии
всякого дерьма, которое в нормальном мире стоит доллар за тонну. Затем
переключились на медь и руду. Я снимал шикарную квартиру у метро
"Маяковская". Денег не считал. Врагов приобрел еще больше, чем потерял
друзей. И когда однажды ошибся, то все на этом и закончилось. Пуф!...
Продал все, что мог, и решил начать заново, но не там, в Москве, а здесь.
И начать с нуля, так как кроме него ничего не имею.
- И что ты хочешь делать сейчас? - мне кажется он и вправду стал мне
сочувствовать... Терпеть не могу.
- Не знаю... Это - главная проблема! Остаться, выучить язык, понять
обстановку.
- Короче, пришел, тепреь надо увидеть - может победишь. Так, что ли?
Бог знает, что ему сказать. Тут и себе ответить не просто. Я
медленно, со знанием дела, намечаю глазом, как разрезать свиную отбивную,
и в глубине рта уже ощущаю вкус, представляю, как рюмка коньяка последует
за первым куском, отрезанным так, чтобы на нем было и немного сала.
Подношу к носу вожделенное мясо. Важно почувствовать запах блюда - это не
только улучшает пищеварение, но и придает пище вид ритуала, превращая ее
из обычного пожирания в осознанный процесс.
- Знаешь, я как всегда, не помню кто, но один умный человек сказал,
что Бог не требует от тебя побеждать, он лишь ждет от тебя попыток.
- Ну что ж, тогда нужно делать попытки, - мой друг одобрительно
посмотрел на мою рожу. - Когда ты хочешь просить азюль, в смысле убежище?
Я некультурно зевнул, расслабленный обедом.
- Как только, так сразу. Завтра - воскресенье, понедельник - день
тяжелый, вторник в самый раз.
- И ты уверен, что стоит рисковать всем, что ты можешь иметь у себя
там, ради этой бумажки, о которой ты грезишь наяву и во сне? - вопрос на
всякий случай. Наверно чтобы потом его не обвиняли, что он затащил.
- Хорошо называть немецкий паспорт бумажкой, когда он лежит у тебя в
кармане! - не в обиду ему сказал я. - Вот когда в кармане лежитсерп с
молотом - считай что фига, так тут подобная мелочь вырастает до
невероятных размеров. Я, знаешь, дорогой мой, свободы хочу. Не свободы
выйти на Красную площадь и сказать, что Ельцин - дурак. А свободы по
первому желанию левой ноги положить в карман ту презренную зеленую бумажку
и лететь, куда вздумается. Не помнить о визах, не помнить, что это стоит
столько, что не могу себе позволить...
- Здесь это тоже денег стоит...
- Здесь есть возможность их заработать! А у нас, чтобы кто-то мог на
Майорку слетать, до него должно пару-тройку поколений его предков
трудиться и во всем себе отказывать.
- Ну Бог с тобой. Я думал, что тебе паспорт нужен, а ты на Майорку
хочешь...
Мы чокнулись.
По центральной улице Франкфурта - Циель шли развязной походкой
отдыхающих бездельников Юра и Леня. Уже неделя прошла с тех пор, как они
приехали в Берлин, имея в кармане целое состояние: сто марок и бутылку
водки в сумке с немногочисленным багажом. Там же, не купив билет, потому
что не хотели они сели на поезд до Франкфурта на Майне. Признаться честно,
если бы и хотели, денег бы все равно не хватило. Им повезло, и
путешественники докатили до самого Касселя, четыреста километров, пока не
пришел контролер, точнее контролерша. Их судъба была предопределена с
полицией, штрафом и скандалом. В Германии с безбилетниками, если их ловят,
то долго не разговаривают, а просто предлагают провести милую беседу с
полицейским. Но контролерша попалась молодая, может и неопытная, но, что
точно, ее купил своим видом Леня - высокий и статный красавчик, мило
улыбавшийся. Отделались, короче, ребята ста марками штрафа, и высадили их
на маленькой станции.
Провели ночь под вышкой высоковольтки. Не была их ночевка ни теплой
ни сухой. Еды осталась лишь бутылка водки, ее и пили, ею и закусывали.
- Я в армии в морпехе был - продолжал свой монолог Юра. - Сержантская
школа, потом сразу отделение дали. Было хорошо, подходишь к молодому и
говоришь что-нибудь. Он идет и делает. А если нет, то дам в скворечник.
Леня молча покачал головой. Воспитанный в городе, где жили одни
латыши, он привык больше слушать, чем говорить. Пока же все больше
хмурился, пытаясь собрать в голове полезные мысли, но они все куда-то
подевались.
- У меня со всеми лейтенантами были лады - продолжал повесть про
былинные геройские подвиги своей жизни Юра. - Один только козлом оказался.
Я строй поставил, а он ко мне с сапогами пристал, что не чистил. Ну я ему,
мол "иди ты..." Ну а он мне: "Сержант, к прапору за колом бегом марш! "Я
бегу, а в голове глупые мысли: "На фиг ему кол? Что он им будет: по голове
лупить? "Я принес, а он мне: "Копай колом от забора до полудня! "Дурак! -
Юра плюнул в сердцах.
Потом потянулся, пошел к дереву, спас его от засыхания, оправившись,
и продолжил.
- Я перед армией в Голландии слесарем работал. Я у хозяина важным
был. У него часто русские трейлеры чинились. Я по ним все знал, а
голландцы ничего. Он мне много платил - голосом бывалого человека
похвастался он своему безмолвному слушателю.
Леня ухмыльнулся. Он уже все это в пятый раз слышал. Ему надоело, но
других собеседников не было, и лучше такой, чем никакого.
На следующий день они дошли до автобана, к большой заправке и там
стали ловить попутную машину. Автостоп на немецких шоссе распространен, и
четыре часа усилий увенчались успехом. Еще через четыре часа их ссадили на
северной окраине долгожданного города, предоставив брать свою судьбу за ее
рога. Если получится...
- Ну! - Юра с нетерпением посмотрел на своего спутника.
- Что - ну? - добродушно ответил тот.
- Куда идем? - "бывалый" мелко дрожал и подергивал поочередно разными
частями тела от напряжения встречи с обещанным светлым будущим.
- Ну я не знаю...
- Где твои знакомые?
- А! Я забыл. Сейчас - Леня полез в карман за кошельком, где лежал
адрес. В куртке его не оказалось, в штанах тоже, не было его и в рубашке.
Стоял вечер. Они шли по улицам незнакомого города, к которому так
стремились. Его можно было пощупать, но совершенно определенно нельзя было
положить в рот, чтобы наполнить пустой желудок. Серые дома мрачными
гигантами наступали со всех сторон. Далеко осталась Рига. В Берлине и
Касселе, когда их ссадили с поезда, они знали, куда едут, а сейчас?
- Как ты мог? Как ты думал? Почему не записал на второй бумаге? -
истерично кричал срывающимся басом Юра.
- Я записал.
- И где она?
- В кошельке.
- Ну идиот! Ну идиот! Мы два дня не ели и, когда будем, не известно.
Ну идиот! - десять раз повторил Юра и в отчаянии стукнул кулаком по
ближайшей стенке. Это не помогло. - Ну идиот!
В этот момент его голову осенила идея и голос заметно отвердел,
вспомнив армейское прошлое.
- Все! Я иду в полицию! Виза у меня все равно закончилась. Я не имею
права здесь быть! Они должны нас из Германии выгнать, а сегодня нас в
камеру посадят и дадут поесть. Я иду в полицию, пусть они меня назад
отправляют.
Идея действительно казалась заманчивой, а главное, единственной.
Навстречу показался человек. Юра к нему подбежал, схватил за руку и на
ломаном подобии английского спросил:
- Ну, где тут полиция, полиция где тут?
Прохожий долго вникал, а потом, догадавшись, кивнул в правую сторону.
Участок оказался в трех минутах ходьбы. Они постучались и вошли вовнутрь.
- Извините - начал браво Юра, с общего согласия вызвавшийся быть
переводчиком.
- Подождите минутку - ответил офицер и пошел наливать себе кофе.
Зазвонил телефон, он ответил. В эту минуту вошел другой.
- Можно я... - опять принялся Юра.
- Сейчас.
