никакая не столовая, а просто небольшой зал, в котором находится окно
раздачи. Здесь выдают полагающуюся порцию, а кушать изволь отправиться
домой. Выдача еды производится раз в день. В традиционное меню входит одно
горячее блюдо, по их мнению, призванное составить наш обед и насытить.
Кроме того есть еще и сухой паек, типа того, что мы получили в первый
день. Вся эта еда может и не эталон для моих наклонностей к полноценной
пище. Но, если путь к этой чертовой зеленой бумажке должен быть вымощен
сухими пайками, то пусть будет так.
Сейчас в столовой собралась большая толпа. Всего в лагере человек
двести, и в обеденное время большая часть концентрируется именно здесь.
Живая масса формировала более или менее упорядоченную очередь. Если
какой-нибудь шустрый пытался пролезть вперед, его почти наверняка
отгоняли. Люди выглядели весело. Они радовались наступающему очередному
беззаботному дню, радовались тому, что им сейчас дадут еду, радовались
просто всему. В зале стоит громкий шум тарабарщины, на которой изьясняются
присутствующие.
Наконец, окно открылось. К нему с этой стороны продошел Наиф - турок,
работающий в администрации лагеря. Его обязанности как администратора
заключаются в первую очередь, естественно, в администрировании. Но
конкретная задача выражается в контроле за раздачей пищи, точнее, за тем,
кто и сколько ее получит. Всем известно, что, если вдруг какой-нибудь
шустрый азюлянт умудрится ухватить лишний кусок мяса, то
обороноспособности и благосостоянию Германии будет нанесен серьезный урон.
Неупотребленные остатки пищи и ряд других материальных средств помощи
беженцам по окончании рабочего дня смогут взять себе честные труженики -
местные служащие, ибо в этом случае ограбление государства иметьместа не
будет. Ведь работники - немцы, и самих себя, как известно, ограбить
невозможно.
Каждый же из нас - людей пятого сорта, имел магнитную карточку,
служившую пропуском и талоном на еду. Наиф, вне зависимости от личных
симпатий брал эту карточку у стоящего по очереди и проверял ее подлинность
на специальном автомате: предусмотрительное правительство учло
возможность, что хитрый на выдумку азюлянт придумает способ их
тиражирования. После проверки он кивал головой: "Можно!" Счастливый
обладатель долгожданного обеда получал причитающееся и отправлялся
восвояси. Очередь медленно двигалась.
Еду раздавали двое. Одна - молодая девушка лет двадцати восьми -
типичный кухонный работник. Она не просто толстушка, а откровенно говоря
толстая. Лицо ее светится благодушием. Она явно очень довольна тем, что
может сделать счастливыми стольких людей, оделяя их порциями рыбы с рисом.
Второй работник - высокий, седой мужчина, лет пятьдесяти. Этот только
помогает и делает это нехотя. В его взгляде горит злоба и ненависть. Он
прожил здесь, в своей стране всю жизнь и тяжело работал, но не смог даже
скопить себе денег на старость, так как надо было кормить семью. А теперь
стоит и раздает еду бездельникам, которые ничего не делают, а только
воруют...
Получив причитающееся рыбное филе с гарниром в виде кучи полусырого
отварного риса я, лавируя между толпами разноцветных детей, с громким
криком носящимися по коридору, и пробрался мало-помалу к нам на второй
этаж.
Еда принесла одни огорчения. Рис оказался ко всему прочему еще и
пресным до безобразия. Моя щепитильность в еде усиливается по мере
увеличения часов безделия. Здесь, в лагере, у меня возникли заочные
разногласия с местным поваром. Сейчас, мрачно ковыряя вилкой в
импровизированной тарелке, я оживлял в памяти свои познания по разделу
"Приготовление рыбного филе", чтобы поделиться ими с поваром. Вдруг мои
глубокие и несомненно ценные для общества размышления были прерваны
появлением двух молодых людей.
- Ну, что делаем? - спросил Леня.
- Скушали рыбу, теперь философствуем, - я потер живот, урчавший под
грузом только что принятого на переработку обеда, хоть и не очень сытного.
- И на какой предмет?
- В области способов приготовления жареного рыбного филе азюлянтом в
тяжелых условиях немецкой иммиграции.
- Лично я знаю один способ! - бодро заявил Юра. - Берешь вилку и
кладешь ею рыбу в рот. Впрочем, способ годится и для мяса и для других
блюд, если они есть.
- Спасибо, я пополню свою кулинарную коллекцию еще одним рецептом, -
поблагодарил я его без особого энтузиазма.
- Что вы собираетесь делать? - этаким безразличным голоском влез в
разговор все тот же Юра. При этом он пытался всеми силами своей души
сделать вид, что дальше не будет никакого подвоха.
- Снимем штаны и будем бегать, пока не надоест.
- Скоро дают деньги... - таинственным голосом сообщил Леня,
выдерживая совершенно глупое выражение лица, которое, в силу его природных
качеств, даже не нужно строить.
- По мне лучше удостоверение личности, - я на него внимательно
посмотрел и почувствовал этот подвох.
- Да, через недельку-полторы, - вторил ему Юра.
- Хорошо будет, - пришлось и мне их поддержать, но для нейтральности
сладко потянуться, вроде и далеко еще до того.
- У нас к тебе абгемахт есть! - Леня пошел в наступление.
- Тогда давай его сюда! - примирительно согласился я.
- Ха-ха! Абгемахт - это слово такое. Договорились, мол.
- Ну и о чем вы со мной договорились?
- Значит так! - Юра изобразил физиономию начальника, но тут же ее
заменил на подобострастную. - Ты даешь взаймы пять марок на сигареты, а мы
тебе с карманных денег вернем.
Я почесал лоб, крякнул, но деваться некуда. Нам с ними еще рядом
толкаться долго, да и я уверен, что отдадут (если и не отдадут, то не
велика беда).
- Ну давай абгемахт твой.
- Ну давай пять марок! - Юра заметно повеселел и стряхнул со лба
капли пота облегчения.
Я выдал монету. Леня отправился к югам, потом вернулся с пачкой
Мальборо.
- Дурак! - закричал Юра страшным голосом, будто Леня вместо сигарет
принес ему леденцы. - Зачем брал Мальборо? В нем только двадцать штук!
Почеу не взял Гольден Американ? Там в пачке аж двадцать пять!
- Не было его, - виновато оправдывался тот.
- Так пошел бы к вьетнаму! Дурак! - видно, что школу хороших манер
человек прошел в армии.
- У них тоже нету.
- Ладно! - Юра, хоть и остался недоволен, но нетерпелось покурить и
дебаты он отложил. - Все сигареты пополам, и деньги пополам. Но ты мне две
должен, так что тебе восемь.
- Почему я тебе должен? - надув губы, по-детски, обиделся Леня.
- Я для тебя у Филиппа стрелял, - Юра был безаппеляционен.
- Ну и что?
- А то, что должен!
Эта история повторялась каждый день. Они постоянно считают, кто кому
и что должен, и тому нет конца.
- Ладно, - я встал, прискученный темой раздела моих денег. - Покатим
в деревню! Кто покажет путь?
Товарищи мои по несчастью, а может и по будущему счастью, тут же
согласились ехать, за неимением лучших предложений.
Напротив нашего лагеря светлеет белой стеной небольшая гостиница,
закрытая на зиму. Рядом с ней стоянка машин. Вокруг томится зимний лес,
сбросивший с себя траву и листву. Здесь же, гремя проносящимися в разные
стороны машинами, пролегает шоссе, соединяющее два центральных пункта
местного значения. Наш путь лежит в один из них. Вдоль дороги каждые пять
метров стоят, ходят, прыгают, мерзнут от холода человек десять, таких же,
как и мы, искателей сами не знаем чего. Все они ловят попутки, выставив
большой палец наружу из зажатого кулака. Здесь - традиционное место
автостопа. Пешком до деревни мало кто пойдет в такой холод. Азюлянт - тоже
человек! Воровать и водку покупать только на чужом Мерседесе покатит. А
коли не поймает, так и Бог с ними, с выпивкой и кражами.
Мимо проносились десятки легковушек. Иногда водитель пожалеет
стоявших на холоде и остановит, подбросит до деревни. Мы тоже
пристроиллись к искателям удачи.
- Прохладно! - поежился я. Стоявший на дворе декабрь напоминал о
себе, хоть было и гораздо теплее, чем в России, а снега, вообще, не было.
Другие тоже ежились, но продолжали ждать. Уже несколько человек
уехали, а группа толпившихся в стороне пакистанцев не выдержала и ушла,
сдав позиции. Остались мы, еще два негра и турки. Я, Юра и Леня усердно
махали руками и кулаками пред и вслед уходящим машинам, но результата это
не приносило, те не реагировали. Наконец, очередной Опель, точнее его
хозяин, начал сбавлять скорость. Юра бросился, что-то возбужденно
показывая ему, но тот деликатно объехал нас, словно не замечая, и
притормозил у двух негров.
- Вот сволочи! - злобно выругался Юра требовательным голосом, всем
телом показывая, что его гордость только что ущемлена поганой немецкой
машиной и ее водителем. - Они всегда неграм останавливают! Немцы, вообще,
негров любят! - он сплюнул, давая понять, что он думает о немцах и о
неграх тоже. - Как можно любить негров? Они черные и тупые, как бараны!
Вытаращат глаза и смотрят. Ух! Неневижу негров!
- А мне на негров по фигу, - Леня зевнул.
- Ну и дурак.
- Ты, Юра, неправ, - я стал успокаивать его. Негры - они хорошие. И,
вообще, я люблю негров, когда они в Африке, а я здесь.
- А! Нельзя любить негров и немцев тоже! Немцы неграм даже паспорта
быстрее дают.
- А тебе чего, ты что паспорт уже хочешь? (Вчера он уверял всех, что
ему паспорт ни на кой не нужен.)
- Да я тут подумал. Мне кажется, что нужно здесь оставаться!
Рядом с нами резко тормознул двухдверный Гольф. Мы бросились к нему
раньше турок и победно улыбаясь, залезли вовнутрь.
Среднего возраста водитель скривил взгляд и спросил почему-то весело:
- Югославишь?
- Ноу! Руссишь! - честно признались мы, не задумываясь о возможных
последствиях.
- Аха! Руссланд! Откуда? - это мы уже догадались.
- Москва. Товарищи из Латвии.
- Да! Твой друг - настоящий латыш, - заявил он, указывая на Юру. - Я
латышей тоже люблю, и русские тоже хорошие, - английский, на котором он
пытался все это воспроизводить, был столь же плох, сколь и мой немецкий,
потому воспринимался достаточно хорошо. - Сколько времени вы в Германии?
- Месяц с небольшим.
- Хорошо тут? - лукаво подзадел он нас.
- Да, очень! Отчего ж нет. Германия - красивая страна.
- Хотите здесь остаться?
- Конечно хотим!
- Хорошо! - в нем звенела почти готовность поделиться своим пасортом.
- Азюлянты - хорошо! Я люблю азюлянтов.
- Твоими бы устами да мед пить, - добавил я по-русски.
Он высадил нас у стоявшей при въезде в деревне автозаправки, и мы
медленно пошли по главной улице.
- Немец сказал, что ты - типичный латыш, Юра! - всегда приятно
сказать человеку что-то, что его порадует.
- Ну и идиот!
- Почему? Он тебе добра желал...
- Они все, гансы - идиоты! - сообщил он. И, решив, что дальше
пояснять свои умозаключения не надо, замолчал.
Мы искали магазин и по пути рассматривали деревню. Она оказалась не
малой. Некоторые дома выглядели богатыми, что вызвало справедливое
восхищения у меня с Леней и зависть у Юры.
- Здесь немцы только живут, - пояснил "генерал", оскалившись
по-волчьи на эти сверкающие благосостоянием терема. Он играл роль ходячей
испорченной энциклопедии, которой никто не интересуется. - Работают они
все во Франкфурте. Немцы все богатые и все идиоты.
- Я согласен быть богатым идиотом, если меня здесь оставят! -
