Алая кровь и серебряный луч,
Яблони белый цвет, яблони белый цвет
Нежный рождают шелк,
Нежнее, чем ветер ночной
И ласковый шелест травы.
А над лесом птица Горюн поет, вещая черное горе.
Ткачиха пела тихо и монотонно. Только она смолкла, как в лесу раздалась
другая песня, которую я тотчас узнал. Правду сказала ткачиха: над лесом пела
птица Горюн, вещая горе. Сидя на самой макушке дерева, она пела так, что
тоска сжимала сердце.
- Почему так поет птица Горюн? - спросил я ткачиху.
Женщина заплакала, слезы ее скатывались на полотно, оборачиваясь
маленькими прозрачными жемчужинами, и ткань становилась краше прежнего.
- Почему так поет птица Горюн? - снова спросил я.
- Она поет о моей маленькой дочке, - ответила ткачиха и горько
зарыдала. - Она поет о моей маленькой дочке, которую похитил разбойник.
- Какой же разбойник похитил твою маленькую дочку? - спросил я, хотя
уже понял, о ком идет речь и кто этот разбойник. - Не надо, не упоминай его
имени, - добавил я немного погодя.
- Не буду, - ответила ткачиха, - не то угаснет свет луны, а белоснежные
лошади заплачут кровавыми слезами.
- Почему они заплачут кровавыми слезами? - спросил я.
- Им жаль своих маленьких жеребят, которых тоже похитил разбойник, -
сказала ткачиха. - Слушай, как поет над лесом птица Горюн.
Я стоял посреди комнаты и слушал, как на воле поет птица Горюн.
Вечерами она часто пела мне в отцовском саду, но тогда я не понимал, о чем
она поет. Теперь я знал: она пела о маленькой дочке ткачихи, о братьях
нашего друга Нонно, о сестренке мальчика Йри и еще о многих-многих других,
кого схватил и увез в свой замок злой рыцарь Като.
Вот почему горевали люди в маленьких домиках на Острове Зеленых Лугов,
в Стране Заморской, по ту сторону фьорда и в Стране Загорной. Они горевали о
детях, своих детях. Даже лошадям в Дремучем Лесу было о ком горевать, и они
плакали кровавыми слезами, когда слышали имя разбойника.
Рыцарь Като! Как я боялся его! Как боялся! Но, стоя здесь, в этой
комнате, и слушая песню птицы Горюн, я вдруг понял, зачем скакал Дремучим
Лесом нынче ночью. За Дремучим Лесом начинались земли Страны Чужедальней.
Туда-то мне и надо. Туда-то мне и надо, чтобы сразиться с рыцарем Като, хотя
я так боялся его, так боялся! Глаза мои наполнялись слезами, лишь только я
представлял, что меня ждет.
Женщина снова принялась ткать. Не обращая внимания ни на Юм-Юма, ни на
меня, она вполголоса напевала под стук станка все ту же монотонную песню:
Месяца бледного луч,
Месяца бледного луч, сердца алая кровь...
- Юм-Юм, - сказал я. И голос мой как-то странно. - Юм-Юм, я отправляюсь
Чужедальнюю.
- Знаю, - ответил Юм-Юм. Ну и удивился же я!
- Как ты узнал? - спросил я.
- Ты так мало знаешь, Мио! - сказал Юм-Юм.
- А ты, ты знаешь, верно, все? - спросил я.
- Да, знаю, - ответил Юм-Юм. - Я уже давно знаю, что тебе предназначено
отправиться в Страну Чужедальнюю. Все это знают.
- Все это знают?
- Да, - сказал Юм-Юм. - Птица Горюн знает. Ткачиха знает. Белоснежные
лошади знают. Весь Дремучий Лес знает: деревья шепчут про это, и травы, и
цветущие яблони - все это знают.
- Да ну! - удивился я.
- Каждый пастух на Острове Зеленых Лугов знает, и по ночам его флейта
поет об этом. Нонно знает. Его бабушка знает, Йри с братьями и сестрами тоже
знают. Колодец, который нашептывает по вечерам сказки, тоже знает. Говорю
тебе, все это знают.
- А мой отец?.. - прошептал я. - Твой отец всегда знал,
- сказал Юм-Юм.
- И он хочет, чтоб я отправился туда? - спросил я, не в силах сдержать
легкую дрожь в голосе.
- Да, хочет! - ответил Юм-Юм. - Он страдает, но хочет, чтоб ты
отправился туда.
- Но я так боюсь! - признался я, плача. Только сейчас я по-настоящему
понял, как боюсь. - Юм-Юм, я не отважусь на это, - сказал я, обнимая своего
друга. - Почему мой отец-король хочет, чтоб именно я совершил этот подвиг?
- Мальчик королевского рода - единственный, кому суждено свершить этот
подвиг.
- А если я погибну? - спросил я, крепко ухватившись за руку Юм-Юма. Он
не ответил.
- И мой отец хочет, чтоб я все равно отправился туда?
Женщина перестала ткать - в комнате стало тихо. Смолкла птица Горюн.
Замерли листья на деревьях, не слышно было ни малейшего шелеста. Стояла
мертвая тишина.
Юм-Юм кивнул и едва слышно сказал:
- Да, твой отец все равно хочет, чтоб ты отправился туда.
- Я не отважусь на это! - закричал я. - Не отважусь! Не отважусь!
Юм-Юм молчал. Он только смотрел на меня, не произнося ни слова. Снова
запела птица Горюн, и от ее песни сердце замерло у меня в груди.
- Она поет о моей маленькой дочке, - сказала ткачиха, и слезы ее
жемчужинками покатились по полотну. Я сжал кулаки.
- Юм-Юм! - сказал я. - Я еду в Страну Чужедальнюю!
При этих словах за окном пронесся ветер. Дремучий Лес зашумел, а птица
Горюн залилась песней, такой звонкой, какой не слыхал еще ни один лес в
мире.
- Я знал это! - сказал Юм-Юм.
- Прощай, Юм-Юм! - сказал я, чувствуя, что вот-вот зареву. - Прощай,
дорогой Юм-Юм.
Юм-Юм посмотрел на меня, посмотрел почему-то глазами Бенки и,
улыбнувшись, сказал:
- Я пойду с тобой!
Вот это друг! Юм-Юм - настоящий друг. Я так обрадовался, когда он
сказал, что пойдет со мной! Но я не хотел подвергать его жизнь опасности.
- Нет, Юм-Юм! - сказал я. - Ты не пойдешь со мной, ты не можешь идти со
мной!
- Нет пойду! - возразил Юм-Юм. - "Мальчик королевского рода, верхом на
белоснежной лошади, в сопровождении единственного друга" - так было
предсказано. И не тебе менять то, что было предначертано много-много тысяч
лет назад.
- Много-много тысяч лет назад, - повторила ткачиха. - Помнится, ветры
пели про это в тот самый вечер, когда я сажала свои яблони, а было это
давным-давно. Много-много тысяч лет назад. Подойди ко мне, Мио! - позвала
она. - Я залатаю твой плащ.
Взяв чудодейную ткань, она отрезала лоскуток и залатала прореху в моем
плаще. Но это еще не все. Она подбила мой плащ сверкающей тканью и набросила
его мне на плечи.
- Мое лучшее полотно я отдаю тому, кто спасет мою маленькую дочку, -
сказала ткачиха. - А еще ты получишь хлеб, хлеб насущный. Береги его! Ты еще
узнаешь голод!
Она дала мне хлеб, и я поблагодарил ее. Потом, обернувшись к Юм-Юму,
спросил:
- Готовы мы в путь?
- Да, готовы! - ответил Юм-Юм. Выйдя из домика, мы пошли по тропинке
меж яблонь. Только мы уселись верхом на Мирамис, как птица Горюн расправила
свои черные крылья и взмыла к горным вершинам.
Сотня белоснежных лошадей глядела нам вслед, когда мы скакали меж
деревьев. Они нас не провожали. Цветущие яблони белели, как снег, при свете
луны. Они белели, как снег... Может, я никогда больше не увижу таких
прекрасных яблонь в белом цвету...
Заколдованные птицы
Может, я никогда больше не увижу яблонь в цвету, не услышу шелеста
зеленых деревьев и шелковистых трав. Потому что мы едем в страну, где нет
цветов, где не растут ни деревья, ни травы.
Мы скачем в ночи. Все вперед и вперед. Освещенный светом луны
приветливый лес остался далеко позади. Впереди сгущается мрак. Свет луны
меркнет, земля становится сухой и каменистой, вокруг отвесной стеной
вздымаются голые скалы. Они надвигаются все ближе и ближе. И вот мы уже
скачем меж высоких черных стен по тесной глухой тропинке на самом дне
ущелья.
- Была бы тропинка не так глуха, - сказал Юм-Юм, - горы не так черны, а
мы не так малы и беззащитны!
Тропинка змеилась и извивалась; казалось, тысяча опасностей
подстерегает нас за каждым поворотом. Видно, Мирамис тоже чувствовала это.
Она дрожала всем телом и хотела повернуть назад. Но я крепко держал поводья.
Тропинка становилась все уже, черные скалы по сторонам все выше. Мрак
сгущался, и вот мы подъехали к какому-то подобию ворот. То была тесная
расщелина между скал. А там, за расщелиной, клубился ночной мрак, мрак,
чернее которого нет ничего в целом мире.
- Страна Чужедальняя, - прошептал Юм-Юм. - Это ворота в Страну
Чужедальнюю.
Мирамис яростно сопротивлялась. Она вставала на дыбы и дико ржала.
Только эти ужасные звуки нарушали тишину. Во мраке за воротами царило
гробовое молчание. Глухой мрак словно подстерегал нас - казалось, он
поглотит нас, как только мы окажемся по ту сторону ворот.
Я знал, что мне предстоит окунуться в этот мрак. И все-таки я больше не
боялся.
Теперь, когда я знал, что уже много-много тысяч лет назад мне на роду
было написано пройти сквозь эти мрачные ворота, я почувствовал себя смелее.
Я подумал: "Будь что будет, пусть я даже никогда не вернусь обратно, все
равно бояться я больше не стану".
Я погнал Мирамис во мрак. Когда лошадь поняла, что я вовсе не собираюсь
поворачивать назад, она с быстротой молнии проскочила сквозь тесную
расщелину и понеслась дальше по мрачным дорогам Страны Чужедальней. Мы
мчались в ночи, вокруг нас стояла черная мгла, и я не видел дороги.
Но со мной был Юм-Юм. Он сидел за моей спиной, изо всех сил держась за
меня, и я любил его как никогда. Я не был одинок, меня сопровождал друг, мой
единственный друг! Почти все, что было предсказано, сбывалось.
Не знаю, сколько времени мы мчались во мраке. Быть может, одно
мгновение, быть может, долгие-долгие часы. А может, много-много тысяч лет!
Во всяком случае, нам так казалось. Скачка наша напоминала дурной тяжелый
сон, от которого пробуждаешься с безумным криком и, лежа в постели, еще
долго испытываешь страх. Но от нашего сна пробуждения не было. Мы скакали и
скакали, не зная куда, не зная, сколько времени мы скачем. Мы просто скакали
в ночи.
И вдруг Мирамис остановилась. Мы подъехали к озеру. Ни один самый
страшный сон не сравнится с этим озером. Иной раз мне снятся глубокие черные
воды, которые разверзаются предо мной. Но ни мне, ни другим людям, ни одному
человеку в мире никогда и не снились такие черные .воды, какие открылись
моим глазам. То были самые угрюмые, самые страшные воды на свете. Озеро
замыкали черные утесы. И птицы, несметное множество птиц кружило над
мрачными водами. В темноте их не было видно, только слышались их крики. И
печальнее этих криков мне слышать ничего не доводилось. О, как я жалел этих
птиц! Казалось, будто они зовут на помощь, будто они в отчаянии плачут.
На другом берегу озера на самой высокой скале стоял высокий черный
замок. Там светилось одно-единственное окошко. Оно, это окошко, светилось,
словно злое человеческое око, жестокое и ужасное око, подстерегавшее нас в
ночи и желавшее нам зла.
- Замок рыцаря Като, - прошептал Юм-Юм.
Мирамис задрожала.
Замок рыцаря Като! Там, по другую сторону черных вод, был мой враг,
тот, с кем мне предстояло сразиться. Злое око над озером пугало меня, хотя я
твердо решил больше не бояться. Оно пугало меня и словно предостерегало:
тебе ли, малышу, победить такого грозного и опасного рыцаря, как Като. -
Тебе понадобится меч! - сказал Юм-Юм. Только он произнес эти слова, как
вблизи послышался чей-то стон.
- Ох... ох... ох! - стонал кто-то. - Я умираю с голоду, ох... ох... ох!
Я понимал, что идти на голос опасно. Нас могут заманить в ловушку. Но
все равно: кто бы ни был этот человек, надо во что бы то ни стало отыскать
его и узнать, может, и вправду ему нужна наша помощь.
- Я пойду с тобой! - отозвался на мои мысли Юм-Юм.
- А ты, Мирамис, останешься здесь! - потрепав лошадь по холке, приказал
