книги нужны! А книги... из города?.." - так напрасно барахтается в тине
полусонных мыслей своих Семен.
Бессилье родит злобу. Был бессилен Семен выпутаться из собственной
тины.
"...собрать милльон, да с косами, с кольем... Мы, мол, есть! Может
думаете, что нет нас? А мы есть! Мы даем хлеб, кровь, опору. Забыли?
Евграф на досуге подсчитывал по календарю: нас если по десять тысяч в
сутки крошить, да и приплод всякий воспретить кстати, так поболе тридца-
ти годов понадобится, чтобы всех извести. Забыли?.. Так бей его, неисто-
вого Калафата, и дубьем, и бесхлебьем, и заразой. Милльоном скрипучих
сох запашем городское место. Пусть хлебушко там колосится и девки глупые
свои песни поют. Как муравьи, растащим камни от башни по сторонам. Нас
нельзя забыть, нас много. Мы - все. Мы - самая земля. Ведите и нас Кала-
фатовым путем... Коли согласно нам петь, может и не плохая песня вый-
дет!.." - разволновавшееся сознанье снова умиряет дремота.
"...а город не спит, тысячи глаз на длинных нитках, видят. Вот и ря-
дом - глаз. Не любит пота нашего, не знает, не понимает души нашей, чу-
жая..." - уже про Настю, сидящую рядом, думает Семен. Точно ощутив тече-
ние Семеновых мыслей, зашевелилась Настя.
- Семен!.. - почему-то с виноватостью спрашивает она. - Там, на
взгорьи, не Гусаки ли?..
- Ну... а что тебе?
- Да нет, я только так спросила... - шепчет она и отворачивается.
Теперь ехали уже Голиковой пустошью, - высокое место и ветреное, на
правом Мочиловском берегу. Дорога поднималась. В белесости левого края
неба еле-еле выявились очертанья изб и приземистого храма. Все это ис-
кусно пряталось в круглых купах деревьев, в темной пене непогодного не-
ба. То и были Гусаки, крохотная точка новой власти среди необозримых Во-
ровских равнин.
- Гусаки... - вздохнул протяжно Васька Рублев и пошевелился.
Ехали еще три минуты, умножались кусты. Вдруг круглый куст направо от
дороги сказал "стой". Из-за куста вышел человек и подошел к остановив-
шейся подводе.
- Юда?.. - тихо спросил Семен, прищуриваясь в темень. - Ну, как?
- Он самый и есь! - деланно отвечал тот. - Оружье у них сложено в
подвале у старой попадьи... Они нарочно туда запрятали, чтоб и не поду-
мать. Против исполкома живет...
- А Мишка?.. - спросил Семен. - Ты видался с ним?
- Он у Щербы ночует...
- Чего ж смеешься-то?
- Да смешно! Он утром на исполкоме листок наклеил, что придем!
- Зачем?.. - нахмурился Семен.
- Да так... для смеху! - Юда удивился, что Семену непонятен такой вид
удальства.
Люди вылезали с подвод и собирались вкруг Семена. Тот давал последние
указания.
- Ты, Митрий, сядешь с пулеметом в концу улицы...
- Дай, я сяду... - просительно сказал Гурей, брат Жибанды.
- Ладно... ты садись, - мельком согласился Семен, но вдруг с неопре-
деленным чувством взглянул на нее. Глаз ее не было видно. Он взял ее за
руку и крепко сдавил, силясь выдавать крик. Рука хрустнула, но Настя
промолчала. Оба были почти ненавистны друг другу в ту минуту. Семен отб-
росил ее руку. - Сигнал, когда уходить, дам зажигалкой. Главное, помни-
те, чтоб напугом взять! Стрелять только вверх... Ну, еще что?.. - Он по-
лез за зажигалкой и жестом выразил досаду. - Чорт, - выругался он, - все
карманы дырявые. Ладно, по свистку тогда. Расходись.
Люди с лихорадочной поспешностью побежали в сторону села. Очевидно,
имелся у них обдуманный план ночного нападения. Только один кто-то, не-
осторожный, щелкнул затвором винтовки.
Скоро около лошадей, привязанных к растяпой ивке, не осталось никого.
Лошади грызли подброшенное сено, быстро увлажняемое тонкой изморосью.
Вдруг они вздыбили уши и перестали жевать. В мокрое посвистыванье ветра
влился, подобный острому буравчику, настойчивый и тихий свист. Он повто-
рился еще раз, более коротко и глухо.
IX. Второе событие осенней ночи.
В непогоду крепче спится. Только двое в Гусаках и слышали свист пос-
реди ночи: пегий щенок Тимофеевского дома и сам старый Василий Щерба.
Первый был непонятлив, молод и глуп, знал одно: на чужой звук - лаять,
на хозяйский - подлизаться, подвильнуть хвостом. Огорчившись своим нез-
нанием, пегий подвыл.
Щерба же быстро, не по-старчески, свесил ноги с печки и протянул руку
в угол, где, под кульком, стояла винтовка. Рука нашарила пустое место.
Не теряя духа, Щерба пошарил по печке. Ничего там не было, кроме пары
старых его, мокрых сапог. Это он сделал во-время. Нищий, ночевавший на
лавке, пошевелился, и вот мрак тесной избы раздался по сторонам. Чиркну-
ла спичка, и свет ее замерцал желтым слепящим кружком. Василий не знал
еще о нападеньи, хотя смутные шорохи наполнили ночь. Василий еще не
знал, что нищий и есть Жибанда. За кружком света видел Василий одно:
вместо нищего сидел на лавке коренастый молодой мужик, и кривой его глаз
искал чего-то по стенам не хуже любого зрячего. Винтовка Васильева сына,
Гусаковского председателя, ночевавшего в исполкоме ту ночь, лежала возле
нищего на лавке.
Все, что происходило потом, происходило решительно и смело. Василий
пригнулся и метнул сапог в мерцающий желтый круг. Тот мгновенно померк.
Сапог, видимо, попал в цель: нищий охнул, но вслед затем чихнул. Однов-
ременно на улице прозвучал первый выстрел, не гулкий, словно доской
хлопнули по воде. Щерба, замахнувшийся вторым сапогом, ждал шорохов с
закрытыми глазами: все равно ничего нельзя было видеть в кромешном мраке
избы. Больше доверяясь слуху, надеялся Щерба по шорохам угадать действия
нищего, но ничего не было. Тут кто-то тихим шарящим движеньем коснулся
босой Васильевой ноги. Щерба вскрикнул и ударил сапогом по темноте. И
опять удар не пропал, еще раз охнул Жибанда. Но тем крепче и яростней
дернул Жибанда Василья за ногу. Щерба отчаянно брыкнулся... Но Щерба был
стар, а Жибанда только притворялся немощным.
- Ну-ка, старый... давай сюда сапоги! Всею харю обил... Еще убьешь
невзначай! - говорил Жибанда, стаскивая с койки, подминая под себя Ва-
силья и тут же скручивая ему руки назад.
- Не больно крути, - кряхтел Щерба. - Все руки ты мне выломаешь,
дьявол!
- А ты не ворчи, папаша, не буянь, не кричи. Твое дело старое, молча-
ливое. А то и кляп вставлю, - уговаривал Мишка, оставляя связанного на
полу и забирая с лавки винтовку.
- ... приехали-те зачем? - Щерба напрасно двигал плечами, неодолимы
были крепкие Жибандины узлы. - Барсуки, что ли?
- Барсуки, папаша, барсуки... и волки. Исполком поверять приехали, -
утвердительно отвечал Жибанда, щупая подбитый нос. - Кстати уж, и пушки
ваши заберем... Ишь, нос-то распух как! Чорт тебя угораздил... - Сказав
так, Жибанда зажег спичку, отворил дверь и тотчас наткнулся на бабу.
Разбуженная шумом и напуганная, она подслушивала у дверей.
- Эге! - спокойно усмехнулся Мишка и тыкнул пальцем в полуголую. -
Эге, штука штуке весть подает! - и повторил непристойность.
То была невестка Щербы, - она визгнула и, натыкаясь на стены, замета-
лась по сенцам. Жибанда уже вышел на крыльцо.
Теперь ночь наполнилась криками и руготней. Кто-то проскакал вдоль
улицы, таща за собой на коротких обротях четырех, но, может быть, и
больше лошадей. Лошади теснились и фыркали, задирая шеи. В немногих ок-
нах горел свет. Окна исполкома были темны. Все смешалось. Кто-то вдалеке
редко и одиночно стрелял. Нельзя было понять, кто нападал. Хлестала из-
морось по черноте. Мимо пробежала ватага людей, кажется, пятеро. Чавкала
под ними грязная растоптанная трава. Они бежали молча, но один из них
упирался, - его тащили под руки, и задний тузил упиравшегося в спину.
- ...кто? - окликнули они Жибанду, задерживаясь на минуту.
- Тащите кого? - вместо ответа опросил Жибанда, узнав по голосам сво-
их.
- Пленного взяли... В заложники! - взбудораженно объяснил голос Анд-
рея Подпрятова. - Председатель ихний. Прямо с койки взяли, тепленький!
- Туда, к подводам... - приказал Жибанда, перестав улыбаться и рывком
опуская руку.
- Слушаю-с! - и Барыков подпихнул коленом пленного.
Все четверо побежали молча вниз, и нельзя было подумать, что средний
не по своей воле так прытко бежит.
Вдруг кто-то налетел на Мишку из темноты:
- ... Щерба тута? - полоумно спросил этот.
- А зачем тебе Щерба?.. - неуверенный в том, что узнал Брыкина, Жи-
банда приблизил лицо, но тот уже исчез.
Тотчас же забыв про это, все еще потирая подбитый нос, Мишка шел
вверх по селу. У дома попадьи стояла уже подвода, и вкруг нее копошились
барсуки.
- Семен?.. - спросил Жибанда.
- Там Семен... - отвечал кто-то. - В подвале, а мы грузим вот...
В выломанные окна поповского дома подавали винтовки, а трое укладыва-
ли их в подводу, рядом с патронными ящиками, уже погруженными. Жибанда
пришел к самому концу погрузки. Скоро он увидел Семена, всего в поту,
вытиравшего пот прямо рукавом рубахи. Сермяга его валялась теперь поверх
подводы.
- Взмок... - сказал Семен. - Вот спешка была! Тридцать две винтовки
зато. Теперь ехать надо...
- Сейчас встретил, председателя протащили... пленный! - засмеялся Жи-
банда, но вдруг насторожился.
С верхнего, правого, края села слышался топот многих бегущих.
- Мужики бегут. Это с Выселок прослышали! - вслух догадался Семен и
вскочил в подводу, где уже сидели остальные.
- Дело гниль, - сообразил Жибанда, уже на ходу взбираясь в подводу. -
Проехать-то успеем мимо них?
Семен не ответил. Лошадь рвала, и телега бултыхалась на неровностях
сельской поляны. Семен свистел, давая знак отступленья. - Они уже прос-
кочили значительную часть села, но бег мужиков становился громче. Тут
стала видна боковая улица, широкий ее рукав.
Мужики бежали молча, пыхтя и сопя, полуодетые. Передний бежал с бан-
кой горящей смолы, подвязанной на палку. Смоляной огонь слепил. Мужики
приближались быстро. Можно стало различить их. Они вооружились тем, что
первым попалось на глаза в минуту тревоги. Бежавший сбоку держал высоко
над головой поблескивавшую косу. А какой-то шустрый старичонок с большой
бородой и в рваных подштаниках, несся почти впереди всех, прискакивая на
буграх, и махал кнутом, свистом разрезая темноту.
Именно к нему приковался взгляд Семена, - к старикову кнуту, которым
надеялся отбиться от барсуковских цепких лап. Жалость к старику, несуще-
му смерть на ребячьем кнутике, охватила Семена. И именно в эту минуту по
мужикам прострокотал пулемет. Это было недолго: как если бы палку вста-
вить в спицы развертевшегося колеса. Семен, уже соскакивая с подводы,
видел, как, взмахнув в последний раз кнутом, осел прямо в грязь старичо-
нок, - как кувыркнулся со всего разбега тот, который нес на палке слепи-
тельный вихор огня. Горящая смола огненными струпьями растекалась по
грязи, грязь сопротивлялась им с шипеньем, огонь стал страшней. Точно
боясь перескочить через огневую лужу, мужики остановились. И тогда вто-
рично застучал пулемет, уже не останавливаясь, как в первый раз, уже
смертоносно.
- ... Настька, сволочь! - надрывно и хрипло кричал Семен и бежал к
пулемету, размахивая Половинкинским наганом, который держал за ствол. -
Не стреляй... Зарежу, Настька!!
Не было иного ответа, кроме как отстукиванье пулемета. Подвода с ору-
жием унеслась вниз, а Семен все бежал, задыхаясь криком и сквернос-
ловьем, спотыкаясь в грязи, ошалелый от убийства. Распаленные глаза его
одного искали: ненавистного Настина лица, по которому ударить.
Вдруг пулемет замолчал. Несколько мгновений, съежившаяся, насторожив-
шаяся, стояла тишина над поверженными во прах Гусаками. И уже приближал-
ся Семен к Насте, чтоб свершить свое правосудие, когда настиг его нега-
данный удар. - Щерба, освобожденный невесткой, с колом в руках тоже бе-
жал к Насте. Когда он услышал бегущего в темени барсука, он поднял кол и
