железной лесенке под люком. Мою неспокойную дремоту прервало эхо
взрыва, более сильного, чем все предыдущие. Я огляделся в
полутьме (все фонарики, кроме одного, были предусмотрительно
выключены). На бетонную дорожку вылезали громадные, толстые
крысы. Удивительно было, что передвигались они гуськом и на
задних лапах. Я ущипнул себя -- вроде не сон. Разбудив профессора
Троттельрайнера, я указал ему на этот странный феномен; он тоже
опешил. Крысы ходили парами, вовсе не обращая на нас внимания; во
всяком случае, они не собирались лизать нас, что профессор счел
благоприятным симптомом -- воздух, скорее всего, был чист.
Мы осторожно сняли маски. Оба репортера справа от нас спали
как убитые, крысы по-прежнему прохаживались на задних лапах. Мы с
профессором расчихались -- защекотало в носу. Сперва я решил, что
это из-за канализационных запахов, и тут увидел первые корешки.
Нагнулся -- об ошибке не могло быть и речи. Я пускал корешки чуть
пониже коленей, а выше зазеленел. Теперь и руки покрывались
почками. Почки росли на глазах, набухали и распускались, белесые,
правда, как и положено подвальной растительности; я чувствовал:
еще немного -- и я начну плодоносить. Хотел обратиться за
разъяснениями к Троттельрайнеру, но пришлось повысить голос, так
громко я шелестел. Спящие тоже походили на подстриженную живую
изгородь, усыпанную цветами, лиловыми и пурпурными. Крысы
пощипывали листочки, поглаживали усы лапками и росли. Еще
немного, подумал я, и можно будет их оседлать; как дерево, я
тосковал по солнцу. Откуда-то издалека доносились мерные
сотрясения, что-то осыпалось, гудело, эхо прокатывалось по
коридорам, я покраснел, потом зазолотился и, наконец, стал ронять
листья. Что, уже осень, удивился я, так скоро?
Но тогда пора собираться в поход; я вырвал корни из почвы и
на всякий случай прислушался. Так и есть -- труба зовет! Крыса с
поводьями и под седлом -- экземпляр исключительный даже для
породистого скакуна -- повернула голову и посмотрела из-под
скошенных ресниц печальным взглядом профессора Троттельрайнера.
Мне стало как-то не по себе: если это профессор, похожий на
крысу, седлать его не годится, но если это всего лишь крыса,
похожая на профессора, стесняться нечего. А труба звала! Я
прыгнул на спину скакуна и свалился в канал. Зловонная ванна
отрезвила меня.
Содрогаясь от омерзения, я вылез на бетонированную дорожку.
Крысы нехотя потеснились. Они по-прежнему прогуливались на задних
лапах. Ну конечно, мелькнуло у меня, галлюциногены! Если я считал
себя деревом, почему бы им не принять себя за людей! Я вслепую
искал кислородный аппарат: побыстрей бы надеть его! Нащупав
маску, натянул ее на лицо, но все же вдыхал кислород с тревогой:
откуда мне знать, настоящая это маска или только фантом?
В подвале вдруг посветлело. Я поднял голову и в открытом
люке увидел сержанта американской армии -- он протягивал мне руку.
-- Скорее! -- кричал он. -- Скорее!
-- Что, вертолеты прислали?! -- вскочил я.
-- Наверх, поторапливайся! -- надсаживался он.
Остальные вскочили тоже. Я взобрался по лесенке.
-- Наконец-то! -- пыхтел подо мною Стэнтор.
Снаружи было светло от пожара. Я огляделся -- никаких
вертолетов, только несколько солдат в боевых шлемах десантных
частей подавали нам какую-то упряжь.
-- Что это? -- в недоумении спросил я.
-- Живее, живее! -- торопил сержант.
Солдаты начали меня запрягать. "Галлюцинация!" -- решил я.
-- Ничего подобного, -- отозвался сержант, -- это десантное
снаряжение, индивидуальные мини-ракеты. Резервуар горючего в
ранце. Держись за эту штуковину. -- Он сунул мне какую-то
рукоятку, а стоявший за моей спиной десантник уже затягивал
лямку. -- Пошел!
Сержант хлопнул меня по спине и дотронулся до какой-то
кнопки на моем ранце. Раздался резкий, протяжный свист, мои ноги
окутал пар, а может быть, дым -- он вырвался из сопла в ранце, --
и я взлетел, словно перышко.
-- Но мне же не справиться с управлением! -- кричал я,
свечой взмывая в черное небо, объятое грозным заревом.
-- Разберешься! Азимут на По-ляр-ну-ю!! -- орал снизу
сержант.
Я поглядел вниз. Подо мною проносилась гигантская груда
обломков -- еще недавно она была гостиницей "Хилтон". Рядом с нею
виднелась небольшая толпа, дальше огромным кольцом вздымались
кроваво-красные языки пламени; на огненном фоне появилось черное
круглое пятнышко -- это стартовал с открытым зонтом
Троттельрайнер. Я ощупал себя, проверяя, прочно ли держатся
постромки и ремни. Ранец булькал, пищал, свиристел, пар из сопла
все сильней обжигал икры, я поджал ноги как только мог, потерял
при этом устойчивость и целую минуту барахтался в воздухе, словно
большущий, тяжелый жук. Потом, случайно задев рукоятку, должно
быть, изменил угол выхлопа и сразу перешел на горизонтальный
курс. Ощущение было довольно приятное; оно было бы еще приятней,
знай я, куда лечу. Я поворачивал рукоятку, пытаясь окинуть
взглядом раскинувшийся подо мною простор. На огненном фоне
чернели зубчатые руины домов. Голубые, зеленые, красные нити огня
тянулись ко мне с земли, что-то просвистело возле ушей -- да ведь
это по мне стреляют! Ну, скорей же, скорей! Я рванул рукоятку.
Ранец харкнул, фыркнул, как неисправный паровоз, обжег мне
кипятком ноги и дал такого пинка, что я кувырком полетел в
черное, как деготь, пространство. Ветер свистел в ушах, я
чувствовал, как из карманов вываливаются перочинный нож, бумажник
и прочие мелочи, попытался нырнуть за ними, но потерял их из
виду. Я был совершенно один, под далекими спокойными звездами и,
не переставая шипеть, гудеть, свиристеть, -- летел. Попытался
найти Полярную, чтобы выправить курс; когда мне это наконец
удалось, ранец испустил дух, и я, набирая скорость, понесся к
земле. На мое счастье, в последний момент -- я уже различал ленту
шоссе в дымке тумана, тени деревьев, какие-то крыши -- ранец
выплюнул последнюю порцию пара; я сбавил скорость и упал на траву
довольно мягко.
Рядом, в канаве, кто-то стонал. Вот было бы удивительно,
подумал я, окажись там профессор! Действительно, это был он. Я
помог ему встать. Он ощупал себя в поисках очков; впрочем, сам он
был совершенно цел. Троттельрайнер попросил помочь ему отстегнуть
упряжь, потом уселся на ранце и достал что-то из бокового
отделения -- какие-то стальные трубки и колесо.
-- А теперь ваш...
Из моего ранца он тоже извлек колесо, к чему-то приладил его
и крикнул:
-- По местам! Едем.
-- Что такое? Куда? -- удивился я.
-- Тандемом. В Вашингтон, -- коротко объяснил профессор;
ногу он уже держал на педали.
"Галлюцинация!" -- промелькнуло у меня.
-- Вот еще! -- возмутился профессор. -- Обычное десантное
снаряжение.
-- Допустим. Но вам-то откуда все это известно? -- спросил
я, устраиваясь на заднем сиденьице.
Профессор оттолкнулся, мы покатили сначала по траве, потом
по асфальту.
-- Я работаю в US AF! [United States Air Force --
Военно-воздушные силы США (англ.).] -- выкрикнул он, энергично
перебирая ногами.
Насколько я помнил, между нами и Вашингтоном простирались
Перу и Мексика, не говоря уже о Панаме.
-- Мы не дотянем на велосипеде! -- заорал я против ветра.
-- Только до сборного пункта! -- крикнул в ответ профессор.
Неужели он не был обычным футурологом, за которого себя
выдавал? Ну и влип я в историю... И что мне там делать, в
Вашингтоне? Я притормозил.
-- Вы что? Шевелите ногами, коллега! -- отчитывал меня
Троттельрайнер, пригнувшись к рулю.
-- Нет! Остановка. Я выхожу! -- решительно возразил я.
Тандем вильнул и остановился. Профессор, упираясь ногой в
землю, издевательски указал на окружающую нас темноту:
-- Как хотите. Бог в помощь!
Он уже отъезжал.
-- Вашими молитвами! -- бросил я ему вслед.
Красная искорка сигнального фонаря исчезла во тьме, а я,
обескураженный, присел на дорожный столбик, чтобы обдумать
положение. Что-то кололо меня выше колен. Я машинально протянул
руку, нащупал какие-то ветки и начал обламывать их. Стало больно.
Если это мои побеги, сказал я себе, тогда, несомненно, я все еще
галлюцинирую! Я наклонился, чтобы проверить, -- и вдруг меня
ослепило. Из-за поворота блеснули серебряные фары, огромная тень
машины притормозила, открылись дверцы. На приборном щитке горели
зеленые, золотистые, синие огоньки индикаторов, матовый свет
обволакивал стройные женские ноги в нейлоновых чулках, золотые
туфельки-ящерицы покоились на педалях, темное лицо с пунцовыми
губами склонилось ко мне, на пальцах, сжимавших баранку,
сверкнули брильянты.
-- Подвезти?
Я сел -- и даже забыл о своих ростках, до того я был
ошарашен. Украдкой провел по своим ногам ладонью -- и нащупал
чертополох.
-- Что, уже? -- послышался низкий чувственный голос.
-- В каком смысле? -- растерянно отозвался я.
Женщина пожала плечами. Мощный автомобиль рванулся, она
нажала какую-то клавишу, кабина погрузилась во тьму, лишь
навстречу нам мчалась освещенная полоса асфальта; из передней
панели поплыла щелкающая мелодия. Странно как-то, размышлял я.
Что-то не то. Руки -- не руки, ноги -- не ноги. Правда, не ветки
-- чертополох, но все-таки, все-таки!
Я присмотрелся к незнакомке внимательней. Она, несомненно,
была красива -- что-то в ней было манящее, демоническое и
персиковое одновременно. Но вместо юбки торчали какие-то перья.
Страусиные? Или это галлюцинация?.. С другой стороны, нынешняя
женская мода... Я терялся в догадках. Шоссе было пусто; мы
мчались так, что игла спидометра перегибалась через ограничитель
шкалы. Чья-то рука вцепилась мне сзади в волосы. Я вздрогнул.
Длинные острые ногти царапали мне затылок -- не жестоко, а скорее
игриво.
-- Что это? Кто там? -- Я хотел обернуться, но не смог. --
Пустите!
Впереди показались огни, какой-то большой дом, под колесами
захрустел гравий, машина резко свернула, прижалась к тротуару
вплотную, остановилась.
Рука, все еще державшая меня за волосы, принадлежала другой
незнакомке, одетой в черное, -- бледной, стройной, в темных
очках. Дверцы машины открылись.
-- Где мы? -- спросил я.
Не ответив, они взялись за меня: первая выталкивала из
машины, вторая тащила наружу, стоя уже на тротуаре. Я вышел. В
доме веселились, оттуда доносилась музыка, чьи-то пьяные крики; у
стоянки золотом и пурпуром переливался фонтан, освещаемый из
окна. Мои спутницы стиснули меня с двух сторон.
-- Но мне некогда, -- пробормотал я.
Они будто не слышали. Та, в черном, наклонилась и горячо
дохнула мне в ухо:
-- Хо!
-- Простите, что?
Мы были уже у дверей; их начал разбирать смех, и смеялись
они не просто так, а надо мной. Все в них отталкивало меня; к
тому же они становились все меньше. Приседали? Нет -- ноги у них
покрывались перьями. Ага, облегченно вздохнул я, все-таки,
значит, галлюцинация!
-- Какая еще галлюцинация, недотепа! -- прыснула незнакомка
в очках. Она подняла обшитую черным жемчугом сумочку и огрела
меня прямо по темени. Я взвыл от боли.
-- Поглядите-ка на этого галлюцинанта! -- кричала другая.
Страшный удар обрушился на то же самое место. Я упал,
закрывая руками голову. Открыл глаза. Надо мною склонился
профессор с зонтом в руке. Я лежал на бетоне возле канала. Крысы
как ни в чем не бывало ходили парочками.
-- Где, где болит? -- допытывался Троттельрайнер. -- Здесь?
