вагона печную трубу, выронил камни и прикусил язык.
Борман совсем по-русски упомянул чью-то мать ( почти
как Штирлиц ), и подумал: "Не успеешь совершить доброе
дело, как тебе тут же по морде трубой...".
Партайгеноссе свесил с крыши ноги в форменных
армейских сапогах и задумался на тему, где бы достать
парочку гирь потяжелее.
Самогон, "Беломор" и тушенка кончались. Штирлиц нерв-
ничал. Почти что за час перед отправлением пропал Борман.
Русский разведчик сидел на верхней полке, высунув голову
в окно и поминутно стукаясь лбом о пробегающие мимо дета-
ли придорожного пейзажа, и думал, куда мог пропасть этот
мелкий пакостник. От партайгеноссе Бормана можно было
ожидать чего угодно.
После восьмого, особо твердого светофора, Штирлиц
равнодушно зевнул и заснул. Сверху свесилась коварная
физиономия партайгеноссе Бормана, совмещенная с довольно
тяжелой трубой от крыши ( Борман оторвал ее именно там ).
Положив трубу под голову мерно храпящему на весь вагон
Штирлицу, Борман скрылся наверху, восторженно потирая
руки. Делать Штирлицу крупные гадости партайгеноссе
опасался, но по мелочам... Борман заботился о том, чтобы
карманы Штирлица всегда были набиты булавками, чтобы в
них было неудобно и больно засовывать руки, а спину
старался по мере возможности мазать мелом. Обычно Штирлиц
терпел, но чаще всего партайгеноссе приходилось идти
вставлять новые зубы.
Борман очень удивился, когда та же самая труба,
которую он только что подложил под голову Штирлицу,
довольно сильно стукнула его по голове. Советский
разведчик любил делать приятные сюрпризы друзьям. Друзья
чаще всего это не любили. Боман с прокисшей физиономией
потер внезапно возникшую шишку на затылке и достал свою
любимую противотанковую гранату. Со Штирлицем всегда было
опасно тягаться.
Советский разведчик спокойно перевернулся на другой
бок, равнодушным броском отбросил пролезавшую в его
карман, где лежала последняя бутылка самогона, руку
одного из оперов и уснул. Но бдительно. Этого не учел
Борман, свесившийся со своей крыши с какой-то частью от
прицепа. Сильный бросок отправил партайгеноссе прямо в
вагон-ресторан, где между рядами ходили девушки с
длинными ногами и вообще неплохо кормили. Борман
успокоился. Взяв со стола столовый прибор, Борман выделил
из него наиболее хорошо колющиеся предметы и, честно
поглядывая в глаза стоящему напротив официанту, положил
их себе в карман. Официант задумался. Борман взял с
соседнего стола вилку, причем сидящий там боевой генерал
подивился, куда она так быстро исчезла из его руки, и
стал ковыряться ей в зубах. В ресторане Борман не был с
семнадцатого года. Тогда это был другой ресторан, без
тряски и даже со стриптизом. Теперь же, если в советском
ресторане могли бы показать стриптиз, то обнаженная часть
женского тела заключалась бы в лучшем случае в кончиках
пальцев. Борман соскучился по нормальному стриптизу.
Когда люди смотрели на ярко раскрашенных женщин, они
забывали все на свете, и им на стул можно было налить
мазута или набросать кнопок, или написать на спине
неприличное слово из небольшого количества букв - в
России Борман, с помощью Штирлица, выучил с десяток таких
слов.
Внезапно ресторан притих. В проходе показался Штирлиц
в форме шнатдартенфюррера СС, но в галифе от генеральской
формы, красных от обилия лампас. Борман притих и
незаметно исчез под столом. Штирлиц снял со стола
сидевшего там боевого генерала с обилием орденов, как на
груди, так и на спине, и аккуратно положил его в мойку
для посуды. Генералу, по-солдатски равнодушному к смене
обстановки, и там было очень хорошо. Штирлиц презрительно
бросил за шиворот одному из сидящих в зале штатских
окурок "Беломора" и с грохотом сел за столик. Дама
генерала подсела ближе.
-- Что будет пить мадам ? - галантно спросил Штирлиц. В
вагоне-ресторане стало еще тише. Мадам задумалась и
со скрежетом почесала под мышкой.
-- Газюровку, - хрипло сказала она, поправляя сползший
валенок.
-- Прекрасно ! - радостно сказал Штирлиц, довольный, что
первый раз в жизни совершенно задаром попалась смышленая
и неприхотливая женщина. - Ты, с прической, - грубо
обратился он к стоящему в почтительном ожидании
официанту. Дамы приготовились завизжать в предвестии
драки. Драки не последовало.
-- Чего изволите ? - подобострастно спросил официант,
сгибаясь в почтительном поклоне.
-- Нам три графина водки и полстакана газировки, -
сказал Штирлиц, вежливо сморкаясь в салфетку, небрежно
свисающую с руки официанта. Драки так и не последовало.
Поезд мерно стучал по скользким рельсам.
" Штирлиц... ", - облегченно подумали в ресторане.
-- Штирлиц, - ласково, как могла, сказала Мадам Ее
ласковый голос больше напоминал звук, исходящий из глотки
объевшейся коровы. - А где моя газюровка ?
-- Да, - злобно сказал Штирлиц, ощупывая в кармане
кастет. - Где наша газировка ?
-- А газировки нету ! - радостно сказал официант. - Она
того... В смысле кончимши.
-- Я тебе дам " кончимши " ! - рассвирипел Штирлиц, с
треском доставая из кармана кастет. Одного удара по
голове вполне хватило на то, чтобы все дамы в ресторане
начали истерически визжать. Кто-то ( а это был
партайгеноссе Борман ) опустил затемняющие занавески. В
ресторане началась неразбериха. Борману, который, сидя
под столом, уже хотел порадоваться за удачный бардак,
отдавили ухо. Борман с поросячим визгом, порвав кому-то
штаны и вытащив попутно из кармана кошелек, выскочил из
вагона-ресторана, и, тяжело дыша, забился в ватерклозет.
Борман ни как не мог отдышаться. Ухо противно ныло, и он
боялся, как бы ему не занесли какую-нибудь русскую
инфекцию. Борман высунул голову в небольшое окошечко и
начал от души материться. В вагоне-ресторане не утихали
звуки драки. Штирлиц на редкость разыгрался. Борман
прекратил материться и прислушался. Раздавались удары
головой об угол стола. Борман облизнулся и смачно плюнул
в зеркало, представив себе это зрелище. Поставив на
крышку унитаза пару гвоздей остриями наружу, чтобы было
удобней сидеть, Борман облизнулся, и хотел выйти. Дверь
оказалась запертой снаружи. Борман не знал, что в
советских поездах не принято посещать ватерклозет на
остановках, и он яростно заколотил ногами, руками и
головой по двери. Та не поддавалась, и партайгеноссе
решил применить гранату.
Неизвестно, как действуют подобные вещи против танков,
но, когда рассеялся дым и прекратили слезиться глаза,
Борман с удивлением заметил, что дверь совершенно
равнодушно закрыта, и взрыв снес унитаз и боковую стенку.
Борман удивился и вытер запачканные сажей руки об обшлага
мундира. Он плюнул и вылез через образовавшийся в стене
проем на какую-то захолустной станцию. Из окон
вагона-ресторана слышался шум ударов ногой по носу.
Раздавались вопли официантов. Невдалеке раздался свисток
милиционера. Борман насторожился и присел за ящиком с
бананами. Милицию он, также, как и Штирлиц, не любил.
Толстый милиционер важно рыгнул и взявшись одной рукой
за рукоятку пистолета, вступил на подножку
вагона-ресторана. В это время поезд тронулся, и
милиционер начал качаться, очень боясь упасть. Упасть
получше ему помог, конечно же, партайгеноссе Борман.
Чтобы не остаться на перроне, Борман короткими
перебежками от носильщика до следущего дуба добежал до
болтающейся вместе со служителем закона двери и помог ему
упасть прямо в самую грязную лужу. Лужа моментально
расплескалась. Милиционер важно поправил мундир, вытер с
лица коровий навоз и гордой походкой отправился в
отделение.
Тем временем драка не унималась. Штирлицу случайно
попали пальцем в ухо и он, страшно обидевшись, достал из
внутреннего кармана автомат ППШ, начал стрелять в
потолок. Дерущиеся с визгом разбежались, драка
продолжилась в коридоре. Штирлиц подошел к занавеске и
основательно высморкался. Официанты поднимали поваленные
стулья, собирали разбитую посуду.
Из головного вагона шел наряд НКВД арестовать
Штирлица. О таких вещах русский разведчик знал заранее.
Он, конечно же, успел переодеться в штатскую одежду и,
спокойно поигрывая наклеенной бородкой, сел за столик.
Вошел наряд. Мимо него, горлопаня " Вихри враждебные веют
над нами ", прошел надравшийся старичок с газетой
"Morning Star".
-- Вот он - Штирлиц ! - громким шепотом сказал Штирлиц,
показывая пальцем почти что в нос старичка.
-- Сам ты Штирлиц, - презрительно сказал один из
НКВД-шников, поглощая жирную селедку.
Штирлиц побледнел. Он никогда не думал, что даже после
основательной маскировки его может кто-то узнать. Оторвав
бородку, он боком вышел из ресторана и напоролся на
партайгеноссе Бормана, который, стоя на коленях,
протягивал очередную веревочку. Штирлиц ласково потрепал
его по загривку и тут же споткнулся. Русский разведчик
хотел дать партайгеноссе пинка, но Борман уже исчез.
Штирлиц плюнул и отправился в другой конец поезда в
поисках своей дамы. Он так и не рассказал ей, когда
наступит светлое будущее Мировой Революции, и по скольку
тогда будут давать в магазинах тушенку.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Поезд прибывал в Москву поздно ночью. Бормана, заснув-
шего под скамейкой, долго не могли растолкать, а когда
растолкали, Борман стал плаксивым и злым, и во всех
автобусах хотел вырвать у кондукторши связку билетов.
Наконец Борман и Штирлиц приехали к Штирлицу на
квартиру. Там царил полнейший бардак. Собрания сочинений
Бормана, Штирлица, Геббельса ( в семи томах по четверти
страницы каждый ), Кальтенбрунера и какого-то Исаева
валялись на полу. Собрание сочинений великого вождя всех
времен товарища Сталина одно лежало на столе, подпираемое
с одной стороны батареей от рации, а с другой банкой
из-под селедки. В единственном кресле был устроен склад
пустых водочных бутылок. Раковина на кухне была по
потолок забита немытой посудой и банками от тушенки.
