многозначительно сказав "А девочки ничего...", прошел к Фюреру, как
наиболее нейтральному лицу. Штирлиц поперхнулся. Через полчаса Борман
осознал, что Штирлиц находится не на изначальной позиции, и возвращаться
явно не собирался. Еще через полчаса он понял, что сидит на пустой
консервной банке. Шелленберга было жаль, но поделать было ничего нельзя.
Мерзопакостные устройства Бормана срабатывали неукоснительно и при
испытаниях страдал даже сам изобретатель.
Медленное исчезание шпиона всех разведок возвестило об начале акции.
Шелленберг проснулся и неудовлетворенно поморщился. Стало холодно снизу и
жарко сверху. Открыв глаза, он действительно понял, что его тело на
расстоянии двух метров не различается. Он подвигал конечностями и этот
жест был последним целеноправленным движением на этот день и на многие
последующие. Скрытая система веревочек и проволочек сковала его прочно и
надежно. Перед удивленными взглядами офицеров Рейха медленно и верно, как
Христос, Шелленберг начал подниматься из песка. Скрытые реактивные
двигатели работали на всю катушку (пронырливый Борман проник в самые
сокровенные места фиделевского склада. Фидель не знал, из чего сделан
самолет и запасливо отложил запасные части Боинга в укромный уголок).
Струи песка волнами разлетались вокруг. Шелленберг оказался на платформе,
к которой были прикреплены двигатели от ракеты для взятия проб воздуха.
Внезапно появившийся пузырь неприятно хлопнул Шелленберга по лицу,
размазав более неприятную массу. Секретом приготовления этой массы
поделились с Борманом негры, вернее Борман их попросил, еще вернее, Борман
применил одно из адских приспособлений. Масса применялась для ублажения
богов. Нечто вязкое размазалось по всему Шелленбергу, причиняя нестерпимое
жжение и повышение потенции.
На этом злопыхания Шелленберга не кончились. Также внезапно
отрубившиеся двигатели устремили шпиона вниз. Пляжники разбежались.
Последним шел Штирлиц, одной рукой удерживая новую радистку и назойливо
прося остаться со словами "Ну куда вы, мадам! Мировая Революция не за
горами!", другой таща тележку.
Шелленберг в гордом одиночестве плюхнулся в прибрежную воду.
Натянутые по всему побережью веревочка вызвала к действию мины. Прекрасный
фейерверк приятно порадовал зрителей, сидящих на крыше обширного дома
Фиделя. Шелленбергу зрелище не понравилось...
Дальнейшее словами не передавалось. Известно, что Шелленберг два
месяца ходил на костылях, прилипшие перья не давали не то что взлететь
(летать самолетами "Аэрофлота" Шелленберг не любил), но и сесть, вонючая
жидкость первичным воздействием не ограничилась и Шелленберг приобрел
повышенную потенцию на всю жизнь, но его внешний вид отпугивал дам на
расстоянии трехсот метров. Тело шпиона было покрыто язвами и рытвинами,
лицо представляло большой волдырь, волосы неприлично вспучены как глаза,
уши забиты клеем "Момент", пол-лица закрывала детская пластмассовая маска
для игры в хоккей, причем она была приклеена тем же клеем, пальцы были
свернуты и завязаны в узел. В рот напихано "Бустилата" и зашито нитками.
Как мог извратиться Борман до такой степени, сам мелкопакостник не знал,
но переход в иной стиль явно прочувствовался. Борман ходил на подъеме,
хотя цель не достигла конечного пользователя - Штирлиц продолжал
наслаждаться тушенкой, радистками и другими прелестями жизни. До него с
самого начала понял, для кого предназначался пирог, но внимания не
подавал. И к тому же Штирлиц нес сложное бремя - бремя разведчика. Бремя в
лице мерзопакостника Бормана вырывалось и дрыгало ногами.
- Я тебе покажу пирог, - грозно обещал Штирлиц, останавливаясь
передохнуть. Борман трепетал. Он знал, что от Штирлица можно ожидать таких
пинков, которых не удостаивался ни один китайский шпион. Еще русский
разведчик любил бить своих жертв ногами, а ноги у него были сильные, как у
страуса.
Неожиданно вдалеке показалась телега. На ней, в обнимку с канистрой
бензина, ехала Ева Браун. Штирлиц бросил Бормана, который не преминул
быстро уползти, и прислонился к карте СССР, которые везде развешали рабы
Фиделя специально для Штирлица. Русского разведчика неукротимо рвало на
Родину. Такая реакция на Еву Браун у Штирлица вырабатывалась годами.
Не доезжая двух шагов до Штирлица, корова, запряженная в телегу,
упала, высунув наружу сухой жесткий язык.
- Однако, бензина кончилась! - радостно сообщил Штирлицу извозчик со
странными чертами лица, явно с крайнего севера, завернутый в телогрейку и
с унтами на кривых тощих ногах.
Отобрав у Евы Браун канистру бензина и лишив ее таким образом
возможности сопротивляться падению в кучу навоза, извозчик отвернул крышку
и начал поливать корову бензином. Корова удивилась и вылупила глупые
зеленые глаза.
Остатки бензина извозчик с крайнего севера предусмотрительно вылил
корове под хвост. Почуствовав увеличение температуры и жжение в некоторых
частях тела, корова решила сделать ноги, точнее, копыта, обутые в старые
рваные унты. Телега изрыгнула Еву Браун, успевшую взобраться обратно и
помчалась вслед за обалдевшей коровой.
- Однако, бензина хорошая! - радостно сообщил извозчик, доставая из
кармана странный музыкальный инструмент. Испуская из него нудные
тренькающие звуки, извозчик подтянул штаны и отправился вслед за убежавшей
коровой.
- Мадам, - недовольно сказал Штирлиц, с трудом сдерживая рвание на
Родину. - Вылезайте из навоза, а? Ведь Фюрер обидится, увидев вас в таком
виде.
- Не боись, - грубым знакомым голосом сказала Ева Браун, вытирая
следы навоза рукавом телогрейки. - Не обидится твой дурик Фюрер. Фига он
меня с Германии в ету Кубу волок? Пущай теперя обижается...
Штирлиц обиделся и отвернулся к своей карте.
Любимый Фюрер Еву Браун не ждал. Он долго прыгал вокруг телеги, пока
Ева Браун искала, куда наступить носком валенка.
"И чего он в ней нашел?" - негодующе думал Штирлиц, отворачиваясь от
своей карты. - "Такая и замычать может. И валенки у нее рваные."
"Дались тебе мои валенки", - обиженно подумала Ева Браун. Фюрер объял
необъятную талию Евы Браун, с трудом угадав ее местоположение, и потащил
на виллу.
Американский шпион пришел к Штирлицу поздно вечером и прямо с порога
бросился в кресло и потребовал незамедлительных доказательств беззаветной
преданности Штирлица ему, американскому агенту. Доказательства последовали
незамедлительно. Охающий шпион, поддерживая одной рукой свернутую кастетом
нового типа челюсть, медленно сполз с кресла и стал покрывать Штирлица
отборной американской бранью.
Очередной удар кастета вернул шпиона на Родину.
- Хороший свинец попался, - сказал Штирлиц вслух.
- Ага! - обрадованно поддакнул Борман, держа формочку для кастета,
позаимствованную у Мюллера в песочнице. Формочка изображала профиль
любимого Фюрера, и с ее помощью Мюллер лепил из песка портреты вождя.
- Борман, а не пора ли нам связаться с Центром? - доверительно
спросил Штирлиц.
- Ага! - вторично поддакнул Борман, и его лысина обрадованно
засверкала на заходящем солнце.
- Ну и пошел отсюда, - пинок Штирлица вынес Бормана на улицу.
"Проклятый Штирлиц", - подумал Борман, выдергивая из носа колючки. -
"Вечно у него секреты со своим Центром. А тут старый коммунист от скуки
погибает!"
Борман вытащил из кармана засаленный, как у настоящего коммуниста,
партийный билет, выданный ему Штирлицем и снова перечитал его содержимое.
Удовлетворенно чмокнув, он спрятал партбилет в карман и, кряхтя, полез на
карниз.
Штирлиц при помощи старого ржавого топора настраивал рацию. Рация
вопила и ругалась на всех языках мира. Наконец Штирлиц услышал родные
позывные Центра.
"Штирлиц - Центру", - открытым текстом, обеими руками застучал
Штирлиц по ключу. - "Нехорошие люди (злыдни) обезврежены. Служу Советскому
Союзу"
"Это харашо." - ответил Центр с характерным акцентом. - "Даем вам
па-аследнее задание."
"Я слушаю Вас, товарищ Сталин", - Штирлиц вытянул руки по швам.
"Харашо бы всех ваших новых друзей па-асадить в... э-э-э... ну, во
что-нибудь и отправить в Москву."
"Есть, товарищ Сталин!" - Штирлиц радостно выключил рацию и
счастливым ударом кастета сбросил подслушивающего Бормана с карниза.
Борман не знал азбуки Морзе, но шпионил из чисто профессионального
интереса.
"Куда бы их всех посадить?" - думал Штирлиц. - "В ящик из-под тушенки
все не поместятся. В вагон из-под тушенки не полезут. А если кастетом по
голове - вопить начнут."
- Тут надо технически, - сказал Борман, высовываясь из-под карниза.
- Ну, - Штирлиц достал кастет.
- Давай построим бар из досок и заманим всех пивом. Наши стосковались
по пиву.
- Это мысль, - сказал Штирлиц, убирая кастет. - А где ты пиво
возьмешь?
По коварному оскалу Бормана Штирлиц понял, что для Бормана это не
проблема. Целую ночь Борман где-то пропадал, а утром принес Штирлицу
большой ящик свежего чешского пива.
Все утро Штирлиц с Борманом строили из досок и ореховой скорлупы
некоторое подобие бара. Мюллер ходил вокруг и критиковал, пока не лишился
трех передних зубов.
Наконец, бар был готов. Штирлиц остался внутри, выбирая кастет
потяжелей и побольше, а Борман вышел наружу и стал ждать, пока кто-нибудь
рискнет пройти мимо.
Вылезающий из кустов Айсман увидел кружку пива и не устоял.
Приглушенный вопль, раздавшийся из недр бара, показал, что Штирлиц взял
самый большой из своих кастетов.
Следующим был любимый Фюрер, прогуливавший Еву Браун по зарослям
Кубы. Увидев кружку пива в руке Бормана, он, естественно, здраво
предположил, что дело нечисто, и решил быстренько удалиться. Ему помешала
Ева Браун. Вытерев под носом рукавом телогрейки, она сделала резкий вираж,
сунула сопротивляющегося Фюрера под мышку и решительно рванула внутрь.
Раздался звук падающего бревна.
"Откуда там бревно?" - подумал Борман. В ответ ему раздались
тошнотворные звуки - Штирлиц опять достал свою карту.
Кальтенбруннер, в поисках пропавших галифе, совершенно случайно
проходил мимо новоявленного бара.
- Бар!!! - обрадованно заорал он на всю округу и, отпихнув Бормана,
бросился внутрь. Горькое разочарование вырвалось из Кальтенбруннера сразу
после удара кастетом.
К полудню все, как выразился главнокомандующий, новые друзья Штирлица
в связанном веревочками Бормана виде находились внутри мнимого бара и
ругали себя за пристрастие к алкоголю вообще и к пиву в частности.
Осталось только затащить в бар Мюллера, сидящего в песочнице, и можно
было отправляться в Москву. Борман радостно потирал руки при мыслях о том,
сколько новых пакостей он применит в неизвестной ему стране.
Мюллер, как и всегда, сидел в песочнице и лепил куличи. Во время
изготовления триста сорок седьмого кулича неведомая сила сбросила с него
панамку и посадила в темный ящик, где плохо пахло мышами и кто-то противно
храпел в углу.
Штирлиц запер свою постройку на огромный амбарный замок, предложенный
ему коварным Борманом, и пошел к Фиделю Кастро говорить насчет доставки
верхушки Третьего Рейха в Москву.
Тем временем Борман открыл ящик при помощи второго ключа, выпустил
Мюллера, который незамедлительно скрылся в джунглях и посадил на его место
свежепойманного крокодила.
Это должно было стать лучшей шуткой Бормана.
Фидель, чтобы отвязаться от Штирлица, пристающего к нему с неясными
требованиями, ткнул пальцем в "Боинг", стоящий на поле и что-то сказал на
