- Вообще, у меня есть маленькая вилла, так что, если не возражаете...
- А ванна и телефон там есть? - спросил Мюллер, заискивающе глядя в
глаза будущему великому творцу революции на Кубе. Фидель Кастро не знал,
что такое телефон, и задумался.
Деликатный Мюллер не стал отказываться и, подняв свой чемодан,
направился за Фиделем. Его примеру последовали остальные. Спящего Штирлица
разбудили, получили по зуботычине, но все же уговорили идти на виллу
Фиделя. Штирлиц не сопротивлялся. Вилла Фиделя занимала пространство если
не девяноста пяти, то точно девяносто трех процентов Кубы. Ради блага
народа творец революции не скупился на мелочах. К великой радости Мюллера,
у Фиделя на вилле было много ванн, но телефона не было ни одного.
Разочарованный Мюллер направился к Штирлицу и попросил рацию.
- А пошел бы ты в песочницу, - равнодушно сказал Штирлиц, ковыряясь в
банке тушенки. Мюллер насупился и, приготовившись заплакать, начал злобно
ругать Штирлица в частности и русских разведчиков вообще.
Такой наглости Штирлиц не ожидал и одной зуботычиной Мюллер не
отделался. Штирлиц, который уже давно никак не резвился, долго бил Мюллера
ногами, а, натешившись, отряхнул с него пыль, поправил панамку и дал
рацию.
- Сломаешь, будешь мои носки стирать, - сказал Штирлиц. Более ужасной
угрозы Мюллер не слышал ни разу; ему вспомнились родные застенки ГЕСТАПО,
затем носки Штирлица, и он всплакнул.
- Я только немного поиграю и отдам, - пропищал он, размазывая сопли.
Штирлиц достал банку кубинской тушенки из сахарного тростника и стал
сосредоточенно ковырять в ней вилкой, ожидая, пока Мюллер уйдет. Мюллер с
трудом взвалил на спину рацию Штирлица, крякнул и направился к себе. Рация
заняла почти половину комнаты Мюллера.
Штирлицу это напомнило страдания пастора Шлага по поводу сейфа и
швейцарской границы. Для полноты момента не хватало лыж. Сбегав в свои
апартаменты, он напялил на Мюллера ласты, памятные ему лыжи, оставшиеся от
священника, подтолкнул к выходу и чисто по-дружески посоветовал петь
песни, не по поводу сокрушая шкаф самым маленьким кастетом.
ГЛАВА ВТОРАЯ
В это время в кабинете Фиделя Кастро намечался кутеж. Очнувшийся от
морской качки Борман сидел в роскошном мягком кресле и намечал новые
гадости. Его гибкий, изощренный, изобретательный ум перебирал множество
планов, но он остановился на одном, наиболее гадком.
Подойдя к секретарше Фиделя, он немного посмущался и спросил:
- А скажите, у вас веревки есть?
- Какие веревки? - удивилась секретарша.
- Ну там... Разные... Бельевые, например...
- А зачем они вам? - секретарша насторожилась и недоуменно посмотрела
на Бормана.
Борман потупил взгляд и понес такую чушь, что секретарша Фиделя
заткнула уши и принесла ему большой моток веревок. Борман оживился и
принялся прикидывать, сколько гадостей получится из такого количества
веревки. По самым минимальным подсчетам гадостей получалось предостаточно.
Борман, оскалив зубы, достал мачете, которое он стянул там же.
Спустя час все на вилле Фиделя собрались в гостиной и уставились на
Фиделя. Тот повернулся к любимому Фюреру.
- Что вы будете пить - горилка, квас, шнапс, водка, портвейн, чача,
самогон, джин, коньяк, первач?
- Шнапс, конечно, - сказал патриот Фюрер, оглушенный кубинским
обилием, а Айсман упал на пол, шокированный такой тусовкой. В этом помог
ему и совсем слабый пинок Штирлица, который не любил, когда ему мешали.
- На леденцах, пшенице, мармеладе, тушенке?
Фюрер задумался и сказал:
- Вдарим шнапса на тушенке.
Фидель протянул руку к бутылке шнапса с плавающей внутри жестянкой
тушенки. Коварный Борман потянул за веревочку, бутылка пролетела через
стол и упала на колени спящему Шелленбергу.
- Вперед, в атаку! - вскричал Шелленберг, которому едкий шнапс попал
в глаза, а тушенка за шиворот. Борман злорадно потирал руки.
Фюрер недоуменно осмотрел всех и достал из бокового кармана графинчик
со шнапсом. Все оживились и протянули стаканы. Как всегда, Мюллеру ничего
не досталось. Он надул губы, достал совок и удалился на улицу. Раздался
металлический грохот. Борман еще раз потер руки и побежал посмотреть.
Мюллер лежал под кучей железного хлама, произнося ругательства в адрес
того, кто их там положил. Все вышли на улицу послушать. Борман радовался,
как ребенок. Ничто не доставляло ему столько удовольствия, как мелкие
пакости.
Фидель посмотрел на лежащего под железками Мюллера и произнес что-то
по-испански.
- Что вы сказали? - переспросил любимый Фюрер. Фидель очень
засмущался, но не ответил. Стоящий рядом Шелленберг, к которому обратился
Фюрер, подумал и сказал:
- На немецкий это не переводится. Спросите у Штирлица, он объяснит.
Тем временем к вопящему Мюллеру подошли негры и стали разгребать
металл, ругаясь не хуже Штирлица. Перед таким великолепием неприличных
слов Мюллер замолчал и прислушался. Вскоре он вылез из-под хлама,
отряхнулся, надвинул панамку низко на лоб и злобно оглядел всех, затем он
треснул полбутылки клюквенного морса, сплюнул. Борман не любил, когда на
него плохо смотрели, и поэтому он быстро исчез внутри виллы, огибая свои
же ловушки и попутно расставив две-три веревки. Фидель, показывая из окна
бутылку водки, привлек внимание офицеров, и они, соблазнившись ее
заманчивым блеском, облизнувшись, пошли внутрь.
С верхнего этажа появился злой Штирлиц.
- Водки, - сказал он вопросительно глядящему на него Фиделю. Тот
налил ему стакан водки, Штирлиц опрокинул его себе в рот, Фидель налил
еще, Штирлиц сглотнул остатки водки из стакана и быстро подобрел.
- Федя, - сказал он заплетающимся языком, - пошли к бабам.
Фидель не любил вульгарностей и поморщился.
- Ты чего, Фидель? - Штирлиц посмотрел куда-то мимо Фиделя мутным
взглядом и спросил: - Ты ваще это ... ты меня уважаешь?
Фидель поморщился еще раз, но отвязаться от выпившего Штирлица мог
только Мюллер или сам Кальтенбруннер.
"А что на это скажет Кальтенбруннер?" - подумал Фидель. Штирлиц икнул
и налил себе кваса. Офицеры, понимая, что Штирлиц сейчас разойдется,
понемногу начали исчезать из помещения. Остался один Борман, который
жаждал новых пакостей. Штирлиц оглядел зал мутным взглядом и заметил
Бормана.
- Ты, как тебя?.. Борман! Иди сюда быстро...
Борман с сомнением посмотрел на дверь. Убежать от нетрезвого Штирлица
не представлялось возможным. Борман покорно встал и подошел к Штирлицу.
Броском ноги Штирлиц посадил его на стул и налил стакан водки. Влив
спиртное в пасть сопротивляющемуся Борману, Штирлиц спросил:
- Слушай, Б-Борман, ты с какого года член партии?
- С тридцать третьего, кажется, - ответил Борман, не понимая, к чему
клонит Штирлиц.
- А какой партии? - Штирлиц, как на допросе, достал листок бумаги и
принялся что-то записывать.
- НСДАП, - ответил необдуманно Борман, и Штирлиц тут же рассвирипел.
- Кому продался? - прошипел он, хватая Бормана за воротник. -
Фашистам продался, морда национал-социалистская?.. Вот ща как дам...
больно...
Борман с испугом посмотрел на Штирлица и хотел убежать, но Штирлиц
крепко держал его за воротник. Достав из кармана кастет, он стал им
поигрывать, обнажив крепкие зубы. Это Борману не понравилось, тем более,
что Штирлиц противно дышал на него перегаром.
- Штирлиц, отпусти меня, - попросил Борман, жалобно глядя на Штирлица
добрыми честными глазами. Штирлиц расплылся в зверской улыбке и
отрицательно покачал головой.
- Я больше не буду, - пообещал Борман.
В это время в зал вошел Фидель Кастро. Штириц рыгнул Борману в нос,
сказал "Не верю" и отпустил его. Борман, сообразив, что Штирлиц может
передумать, применил ноги и быстро исчез.
- Федя, иди сюда... - позвал Штирлиц. Фидель достал из внутреннего
кармана пиджака стакан и с готовностью подошел к нему. Штирлиц налил ему
воды из вазы с фиалками. Фидель понюхал стакан, поблагодарил, но пить не
стал.
- Слушай, Фидель, позови-ка ко мне этого... ну, как его?... Мюллера
ко мне позови.
Фидель на некоторое время исчез на улице, затем вернулся и сказал:
- Он в песочнице. Позвать?
- Зови, - сказал Штирлиц голосом большого начальника. В гостиной
появился испуганный Мюллер в своей панамке.
- Слушай, Мюллер, - сказал Штирлиц, поудобней устраиваясь в кресле. -
Ты это... давай рацию обратно, а то у меня сегодня связь с Центром!
- ... с Центром, - поворила секретарша Фиделя, конспектируя речь
Штирлица в записную книжку, чтобы потом донести Куда Следует.
- Да, с Центром, - капризно сказал Штирлиц. - И вообще, давай
побыстрее, а то меня еще радистка ждет.
При слове "радистка" Штирлиц загадочно улыбнулся и сделал рукой
хватательное движение. Мюллер пожал плечами, сплюнул на пол, вздохнул и
отправился за рацией.
Ночью Штирлицу не спалось. Он очень боялся пропустить связь с
Центром, хотя и знал, что Центр от него просто так не отвяжется.
Часа в три ночи Штирлиц включил рацию. Из большого динамика
послышалось зверское шипение, погромыхивание и скрежет. Штирлиц
чертыхнулся и, достав отвертку, полез внутрь рации. Через двадцать минут
он вылез оттуда, недоуменно глядя на обугленный совок и пытаясь понять,
что это такое. Решив не заниматься расследыванием, он бросил совок в окно.
Там раздалась возня и ругательства. Разведчик не знал, что не ему одному
интересно, что же такое сообщит Центр. Штирлиц включил рацию и пошел
искать радистку. Без радистки у Штирлица работа не спорилась. За неимением
лучшего он за два дня обучил негритянку стучать по ключу обеими руками.
Негритянка быстро поняла, чего от нее хочет Штирлиц и не сопротивлялась.
Из окна появилась заинтересованная физиономия Бормана.
- Ну? - вопросительно посмотрел он на Штирлица.
- Чего тебе? - спросил Штирлиц. - Быстрей давай, - попросил Борман. -
Думаешь, легко на карнизе висеть?
- Не знаю, - сказал Штирлиц, вытаскивая у Бормана из кармана моток
веревок, четыре булавки и коробку кнопок. Борман угрюмо засопел и исчез в
темноте, а Штирлиц задернул штору. Он не любил, когда кто-нибудь мешал ему
работать с радисткой.
Посадив радистку, на стул он велел ей не дергаться и слушать.
Негритянка обнажила белые зубы и надела наушники. Вскоре она стала
записывать корявыми буквами:
"Говорит Киев. Киевское время..."
Штирлиц громко сказал нехорошее слово радистке, но она не обиделась,
потому что не поняла. Перестроив рацию, Штирлиц согнал радистку со стула и
стал слушать сам. Истинное сообщение гласило:
"Алекс - Юстасу.
Товарищ Юстас! По сообщениям доверенных лиц, некто из бывших офицеров
Рейха собирается торговать наркотиками с США. Найдите и обезвредьте.
Алекс."
"Уже успели", - подумал Штирлиц.
В окне показалась физиономия Бормана.
- Ну, как? - спросил он.
- Молча, - угрюмо сказал Штирлиц, отбирая у него очередную партию
веревки, булавок и гвоздей. - И когда ты только успеваешь, - сквозь зубы
процедил Штирлиц, бросая горлопанящего Бормана вниз. Там раздался грохот и
возня. Штирлиц, обиженный до глубины шпионской души, ударил молотком по
рубильнику рации, которая иначе не выключалась, разбил лампочку
(выключателей на вилле Фиделя не было, и свет горел круглые сутки) и лег
спать.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Ночью он проснулся от тихого шороха. Опытный совесткий разведчик не
