вскочил и не заорал "Спасите, воры", как сделал бы китайский или
парагвайский шпион. Штилиц тихо лежал носом к стенке и не шевелился.
Кто-то шарил по комнате. Он лазил по всем темным углам, заглянул под
кровать, прошелся даже по Штирлицу, с кряхтением перелезая через него,
затем высморкался в одеяло и залез в рацию.
Такой наглости Штирлиц не выдержал. Тихо встав, он спокойно подошел к
рации, внутри которой кто-то чихал и ругался на тесноту. Ругань, как понял
Штирлиц, была на непонятном языке. Разведчик послушал немного притязания
ночного визитера, раздающиеся из рации, затем отыскал отвертку, завинтил
крышку и лег спать.
Проснувшись утром, он не стал смотреть, кто же все-таки залез к нему
ночью и теперь громко храпел в недрах рации. Штирлиц не любил делать то,
что можно было бы сделать потом.
Спокойно позавтракав и обсудив с остальными офицерами качество,
недостатки и превосходства негритянок, Штирлиц пришел обратно к себе и
стал развинчивать рацию.
Оттуда, сопя, вывалился кто-то, совершенно Штирлицу незнакомый.
Приведя свого пленника в чувство пинками, Штирлиц посадил его на стул и
начал допрос. Штирлиц владел английским еще хуже, чем японским, а
по-японски он вообще не знал ни слова. Пришлось обучить шпиона говорить
по-немецки и ругаться по-русски, так как привлекать к такому делу
Шелленберга, знавшего все языки, совсем не хотелось. Шпион быстро объяснил
Штирлицу, чей он шпион и чего хотел свистнуть у Штирлица. Кроме вчерашней
шифровки, ему ничего не было нужно.
Чтобы отвязаться от назойливого шпиона, Штирлиц подарил ему свои
носки, дал в нагрузку пару пинков и отпустил. С американской разведкой
связываться не хотелось - это пахло конфликтом с Шелленбергом, который
считал себя полномочным представителем ЦРУ в Рейхканцелярии.
Одними носками от шпиона отделаться было не так то просто. Он
попробовал перевербовать Штирлица, но так как русский разведчик сказал ему
очень непонятную фразу из трех слов, шпион выругался по-английски и решил
к Штирлицу не приставать.
Штирлиц сел и задумался. Задание, данное ему Центром, обещало
множество приключений, связанных с погонями, перестрелками и таинственными
похищениями документов. Так Штирлицу представлялось каждое очередное дело,
но обычно оказывалось, что самое крупное приключение связано только с
очередной пакостью партайгеноссе Бормана. Штирлиц вздохнул и достал
бутылку водки. Стаканов не было, а с горла Штирлиц пил только в
исключительных случаях.
Радистка куда-то пропала, в противном случае можно было бы послать за
стаканом ее. Штирлиц вздохнул еще раз.
"Интересно, едят ли негры тушенку?" - подумал Штирлиц. В коридоре
послышались шуршащие шаги. Партайгеноссе Борман полз по коридору на
коленях и протягивал веревку. Очередное адское устройство Бормана
обеспечивало одновременное обслуживание двенадцати жертв. Некоторое время
Борман проторчал около апартаментов Штирлица, ожидая, пока тот выйдет.
Испытать новое устройство на Штирлице - такова была давняя мечта мелкого
пакостника. У Штирлица не было ни малейшего желания ни быть стукнутым
кирпичом по затылку, ни быть облитым кипятком. Жесткие кокосовые орехи,
яичная скорлупа и шкурки от бананов тоже не предвещали ничего хорошего.
Штирлиц молча сидел и ждал.
В это время в коридоре послышался шум и гиканье. Геббельс нашел в
запаснике у Фиделя шаровары и папаху и вспомнил свою юность и родную
Украину. Борман насторожился и спрятался за кадку с кактусом. Штирлиц тоже
выглянул из своего кабинета: ему тоже было интересно узнать, кто на этот
раз попадет под кирпич или что там еще придумал изощренный ум Бормана.
Позвякивая шпорами, Геббельс подошел к лестнице и взялся за поручень.
Тут же раздался грохот, сверху посыпались перья, стружки, обломки железок,
гвозди и скрепки. Из стен стали с большой интенсивностью бить струи и
кипятка и ледяной воды. Когда запас пакостей иссяк, Геббельс был
одновременно ошпарен и окачен ледяной водой, исцарапан, взъерошен, весь в
пуху, стружках и без шаровар, но при шпорах. Озираясь по сторонам,
Геббельс от злости сверкал глазами и искал виновного. В такой момент
опасно попадаться под горячую руку разъяренного и мокрого офицера Рейха.
Секретарша Фиделя, попавшая под эту горячую руку, естественно, не
знала таких тонкостей. Геббельс набросился на нее, как разъяренный тигр.
Он завопил бы "Почему пиво разбавлено", как это делал Штирлиц, но он был
не в ресторане, и поэтому Геббельс ограничился несколькими десятками
украинских ругательств, не вполне понятных добропорядочным секретаршам.
Но секретарша Фиделя Кастро должна быть секретаршей особого класса.
Горячая мексиканская кровь пробудила в ней атавистические инстинкты, и она
разразилась такими ругательствами, что Геббельс почувствовал некоторое
увядание в своих ушах. Схватив в охапку остатки своих шаровар, он, не
разбирая дороги, помчался по лестницам. Довольно скоро Геббельс заблудился
и стал звать на помощь. Вечером его нашла в самой дальней части резиденции
Фиделя группа добровольцев, ушедших искать несчастную жертву пакостей
Бормана. Геббельс был мокр, зол и голоден.
Бормана заперли в ватерклозет на верхнем этаже виллы. Он сидел там и
громко вопил об ущемлении человеческих прав и плел всякую чушь, вконец
одурев от жары. Его никто не слушал. Рано утром он отодрал от пола унитаз,
проломил им дверь и скрылся в джунглях.
Некоторое время он, до ужаса голодный, бродил там и питался зелеными
бананами. В конце концов он проголодался до полусмерти и большими прыжками
прибежал обратно на виллу. К его удивлению, там по нему никто не скучал.
Борман обиделся и начал готовить очередную пакость.
Тем временем Штирлиц сосредоточенно думал о возможных претендентах на
роль торговца наркотиками. Борман с его мелкими пакостями на данную
кандидатуру явно не подходил. Айсмана больше интересовали черномазые
красотки с белыми зубами, чем наркотики. Гиммлер каждый день напивался до
потери рассудка и был в здравом уме только четыре минуты в сутки - когда
выбрасывал в окно пустые бутылки. Геринг пропагандировал в рядах
работающих негров преимущества очистки бананов сверху вниз перед обратным
способом. Мюллер круглые сутки проводил в песочнице и больше его ничего не
интересовало.
Конечной кандидатурой для Штирлица остался Шелленберг. Советский
разведчик никогда не ошибался.
"Интересно", - подумал Штирлиц. - "Где этот проходимец собирается
брать наркотики?"
Взгляд на двор избавил его от последних сомнений.
Шелленберг стоял с указкой перед плакатом с надписью "Технология
производства яблочного сока из кокаина, героина, стружек и смолы" и с
выпученными глазами, брызгая слюной, что-то внушал неграм, смотрящим на
него с полнейшим равнодушием.
- Шелленберг, твою мать! - заорал Штирлиц. Шелленберг вздрогнул и
подскочил, как будто бы на него упало бревно.
- Ты, ты, не оглядывайся! Это я тебе говорю! Иди сюда.
Шелленберг поискал глазами место, куда можно было бы отпрыгнуть.
Подобного места поблизости не было. Шелленберг обреченно вздохнул, положил
указку и направился в кабинет Штирлица.
- Ты чего там говорил? - спросил Штирлиц вполне миролюбиво.
- Да так, мысль одна... - сказал Шелленберг, потупив глазки.
- Верю, - сказал Штирлиц, доставая кастет. Чему он должен поверить,
он не знал, но сказал это на всякий случай. - Какая мысль?
- Я предлагаю способ, - начал Шелленберг доклад, как в годы своей
юности в Кембриджском университете. - производства яблочного сока из
кокаина, ге...
- Стоп, - сказал Штирлиц, - молодец, иди.
Шелленберг, радостный, что вышел живым от Штирлица, большими шагами
направился во двор. Негры уже разошлись; ценный плакат был раздерган на
бумагу для цигарок. Взяв указку, на которой уже были видны следы чьих-то
зубов, он выругался и сказал вслух:
- Чертов Штирлиц, вечно на самом интересном месте.
- Чего? - вездесущий Штирлиц стоял сзади.
- Да так... ничего... - замялся Шелленберг. - Вот... птички летают...
всякие...
- Я тебе дам птички, - сказал Штирлиц, отряхивая птичий помет с
рукава мундира. Он оскалил зубы и достал кастет.
Этот кастет Шелленбергу определенно не нравился. Штирлиц взвесил
кастет на руке, для пробы дал Шелленбергу в зубы. Тот ойкнул и упал.
Штирлиц покачал головой, стукнул его пару раз ногой и удалился. Даже
китайские шпионы не удостаивались такой чести. Очнувшийся Шелленберг
блаженно выплюнул четыре зуба и посмотрел в глубокое синее небо.
- До чего зе зить хоросо, - сказал он.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Прошел месяц. Шелленберг вставил себе новые передние зубы заместо
старых, так квалифицированно выбитых кастетом Штирлица. Мюллер построил во
дворе виллы новую большую песочницу. Борман установил новую пакостную
систему совсем без веревочек, в результате чего Фидель хромал и ходил с
огромным синяком под левым глазом. Геббельсу выписали из Украины новые
шелковые шаровары. Фюрер уехал в Бразилию лечиться от импотенции. К
Штирлицу каждый день наведывался американский шпион, сидел у него в
приемной часа два, заглядывал в сейф. В сейфе Штирлиц хранил ценную
американскую тушенку, на которую американский шпион не мог и смотреть.
Тушенка кончалась с каждым днем, и Штирлиц стал подумывать над вопросами
ее пополнения.
- Слушай ты, зануда, - сказал он однажды американскому шпиону. Тот
ожидал пинка или подзатыльника и поэтому зажмурился. - Ты, я тебе говорю,
хочешь, чтобы я на тебя работал, давай сюда ящик... нет, эшелон с
тушенкой!
Шпион засуетился и пообещал привезти тушенку на следующий же день.
Штирлиц с чистым сердцем вскрыл свою последнюю банку тушенки и через
двадцать минут уже прислушивался к умиротворенному бурчанию в своем
животе. Когда Штирлиц наедался, с ним можно было поговорить на отвлеченные
темы. Этим и воспользовался Фидель.
- Штирлиц, как вы относитесь к женщинам? - спросил он. Штирлиц
задумался. Последняя женщина, к которой он относился, убежала от него
прошлой ночью. Поэтому Штирлиц не нашел ничего лучшего как после
десятиминутного раздумья спросить "А что?"
- Да так, - Фидель знал, что к человеку, на вопрос о женщинах
отвечающего "А что", лучше не лезть с подобными вопросами.
На улице раздались дикие вопли: новой пакостью Бормана было
расставление всевозможных капканов, и ничего не подозревающий Айсман
весьма неосторожно попал в самый плохо замаскированный. От такого сильного
вопля повязка, закрывающая глаз Айсмана, лопнула и оба его совершенно
идентичных глаза полезли на лоб. Айсман орал до тех пор, пока двое
здоровенных негров, воспользовавшись огромными ломами, не раскрыли капкан.
Пока охающего Айсмана уговаривали не кусаться и надеть повязку на глаз,
вопли повторились. Шелленберг, возвращающийся с плантации бананов, где он
уговаривал всех выращивать вместо бананов кокаин, героин или коноплю,
зазевался и попал в другой капкан, поменьше, но помощней. Штирлиц, видя
такой оборот дела, залез в свой походный чемодан и разыскал пару кирзовых
сапог. В таких сапогах его боялись все. Удары этих сапогов по телу
оставляли такие синяки, что Шелленбергу, которого Штирлиц в свободное от
работы время очень любил пинать ногами, оставалось желать лучшего.
Вечером Шелленберг, хромая на всякий случай на обе ноги, шел по
лестнице в самом дурном расположении духа. По какой-то прихоти судьбы
