сердце, Борман решил, что этих злых людей он спасать не
будет.
Скоро оперы слегка подсохли и уснули. Громкий храп
возвещал округе о их тяжелой и опасной службе. Спокойно
спящий в лесу медведь проснулся, прислушался к столь
громким звукам и решил, что этих хамов он съест завтра
утром. Тем временем Борман приступил к выполнению своего
опасного развлечения. После четырех часов ночной работы
то несчастное место, где сидели оперы, было опутано
сложной системой веревочек, заканчивающейся тяжелым
ведром с камнями, подвешенным Борманом на дерево. Все
подходы были хорошо заминированы банками с протухшей
тушенкой, взрывавшимися даже от легкого прикосновения, и
перекрыты самими глубокими ямами в тульской области. На
дно каждой ямы была положена доска с вбитыми в нее
гвоздями, причем что интересно: гвозди были остриями
вверх. Сам Борман сидел в близлежащих кустах, предвкушая
исполнение пожалуй, самой удачной пакости за всю историю
его развлечений.
Вскоре расцвело. Лучи утреннего солнца ласково согрели
партайгеноссе. Борман расслабился и подставил под них
толстый живот в засаленном черном мундире.
Внезапно из кустов показался один из оперов. Ему
чего-то сильно захотелось. Он рысцой подбежал к одной из
ловушек Бормана и остановился, приплясывая на месте.
-- Ну ! - довольно громко попросил Борман, с надеждой
вглядывась в возможную жертву. Жертва не торопилась.
Наконец Борман не вытерпел и поднял голову повыше.
Опытный, как крокодил по неграм, опер живо его заметил.
Он быстро упал на землю, и Борман потерял его из виду.
-- Черт... - разочарованно пробормотал партайгеноссе.
Тем временем опер, ловко огибая все его веревочки и
ямы, приполз с совершенно другой стороны и, увидев
Бормана, сильно испугался. Не менее сильно испугался и
сам Борман, когда сзади него раздался истерический визг.
С быстротой дикой кошки ( тигра ) он забрался на самое
высокое дерево и сел там на самой длинной ветке,
слабо покачиваясь от легкого утреннего ветерка.
Опер перестал визжать, поднял голову и стал
рассматривать Бормана. Его сильно смущала его нацистская
форма одежды.
" Странный он какой-то ", - подумал опер и сделал шаг
вперед, чтобы получше рассмотреть Бормана. Тот с
удовлетворением потер руки. Опер не успел даже крикнуть
мама, как оказался на дне весьма глубокой ямы с отвесными
краями. Борман ухитрялся копать такие ямы совершенно
бесшумно, а также вылезать из них без каких-либо сложных
приспособлений. Борман еще раз радостно потер руки и стал
спускаться вниз. Он ловко перешагнул подряд шесть своих
веревочек и заглянул в яму.
-- Не холодно ? - ласково спросил он сидящего на гвоздях
опера с идиотским выражением на лице.
-- Не-а, - радостно ответил опер, принимая ласку Бормана
за чистую монету.
-- А не сыро ? - спросил партайгеноссе, расплываясь в
улыбке.
-- Да нет, хорошо, - сказал опер, вытаскивая колючки,
булавки и гвозди.
-- Это плохо, - сказал Борман, живо меняя выражение на
лице. - Ну ничего, месяц посидишь, будет хорошо, то есть
плохо. Ну ладно, ты понял. Я пошел.
Вставший рано утром Штирлиц произвел отрыжку, от
которой упала с насеста и уронила яйцо курица, и стал
искать, чем бы опохмелиться. Деревенский самогон ему уже
не шел ни в одно место, а больше ничего в деревне
Замухлюевке не было, разве только керосин.
-- Кому бы в морду дать ? - мрачно вслух подумал
Штирлиц. Желающих не было. Штирлиц сполз в канаву и стал
одевать сапоги. Поросенок перевернулся на другой бок и
блаженно захрюкал.
Спотыкаясь и матерясь, Штирлиц добрался до дома и
попытался взойти на крыльцо.
-- Черт, ну почему так ходить неудобно ? - ругнулся
Штирлиц, тупо разглядывая надпись на двери "Borman &
Shtirlitz GmbH". Бормана рядом не было и некому было
сказать русскому разведчику, что он надел левый сапог на
правую ногу, а правый, соответственно, забыл в канаве.
Штирлиц яростно снял единственный сапог и запустил его в
курятник. Птицы дико заорали и разлетелись. Местный петух
подлетел к внезапно разогнавшему весь его гарем сапогу и,
склонив голову набок, долго его разглядывал. Клюнув пару
раз неизвестного зверя, петух успокоился.
Штирлиц тем временем упорно дергал кран умывальника,
приняв его за ручку двери, и думал, почему раньше он
открывал дверь - не было мокро, а теперь - мокро. Вскоре
в умывальнике кончилась жидкость. Штирлиц с
удовлетворением оторвал кран и стал думать, почему дверь
так и не открылась. Появился Борман с разодранным
мундиром. Он хотел оспорить приоретет на право
поиздеваться над операми. Его соперником был
небезысвестный медведь, решивший подкрепиться.
-- Ну кому бы по морде дать ? - вслух спросил Штирлиц,
искоса поглядывая на Бормана.
-- Там ! - сказал Борман, показывая в сторону пруда и
отскакивая на почтительное расстояние.
-- Понял, - сказал Штирлиц, мучительно вспоминая, куда
же он дел вчера кастет. В поисках кастета они с Борманом
провели все утро. Наконец в горшке из-под каши ( которая,
надо сказать, была сделана, конечно же, из тушенки ),
стоящем в печке Борман обнаружил нечто весьма похожее.
Партайгеноссе понимал, что если он покажет Штирлицу
кастет, то пары выбитых зубов ему не избежать. Поэтому он
осторожно положил кастет на стол и вылез в окно.
-- Ну ? - спросил Штирлиц весьма равнодушно.
Борман показал пальцем на стол и исчез в лопухах.
Штирлиц увидел свой любимый кастет, и лицо русского
разведчика запылало любовью к родине.
-- Борман ! - ласково позвал Штирлиц.
-- Меня нет, - сказал Борман, быстро высунув голову из
лопухов и молниеносно исчезнув там вновь.
-- Ну ладно, - сказал Штирлиц довольно прозаично. Борман
затаился в кустах. Штирлиц поправил портупею, лихо
сдвинул набок буденовку и отправился расправляться с
нехорошими людьми.
Нехорошие люди сидели каждый в своей яме и громко
вопили. Наверху нервничал крупный толстый медведь.
Веревочка на редкость крепко связала ему все лапы, и он
не знал, как обычно освобождаются от таких вещей. Появле-
ние Штирлица обрадовало его. Медведь заворочался и попы-
тался завилять хвостом. Штирлиц таких выражений предан-
ности не заметил и, достав кастет, ласково улыбнулся. От
сильного удара у медведя потемнело в глазах и также в
ушах. Посыпался песок в одну из ям, и Штирлиц начал мате-
риться - он зацепился за одну из веревочек, расставленых
Борманом. Сидевший в яме майор протер глаза и громко чих-
нул.
-- Ага, - сказал Штирлиц, сняв сапог и поправляя
портянку. Глубокая интуиция и невероятная находчивость
позволили опытному разведчику догадаться, что в яме
кто-то сидит. Через полчаса Штирлиц догадался, что это не
Борман. Еще через полчаса он понял, что это не
Кальтенбрунер - тот спрыгнул с самолета по пути в Москву
и приземлился как раз в Нюрнберге. Через час Штирлиц
посмотрел в яму. Майор увидел его и поправил сползший
набок китель.
-- Сидишь ? - с участием спросил Штирлиц.
-- Ну да вот, сижу, - подтвердил майор.
-- За что ? - спросил Штирлиц.
-- Вообще то ни за что... - начал майор рассказывать
трагическую историю своей встречи с партайгеноссе
Борманом, но Штирлиц прервал его при помощи своего
кастета.
-- Кого же поймал этот Борман ? - вслух сказал Штирлиц,
деловито шаря по карманам вытащенного из ямы майора.
Помимо запасных шнурков и носка с махоркой майор принес с
собой также и ордер на арест Штирлица. Русский разведчик
заметил ордер только после того, как порвал шнурки и
выкурил махорку.
-- Каждая свинья с собой бумажки таскает, прямо как
взрослая, - злобно сказал Штирлиц, выражая тем самым всю
свою ненависть к бюрократии. Развернув ордер на свой
арест, Штирлиц внимательно, как мог, перечитал его и,
сказав "Нахал", врезал только что очнувшемуся майору еще
раз. Майор упал навзничь и страдальчески заохал.
-- Нет, ну кому бы в морду дать ? - думал вслух Штирлиц,
изготавливая из ордера самокрутку. Для таких целей томно
охающий майор уже не годился. Борман бегал где-то побли-
зости, но в зоне недосягаемости. Штирлиц ласково потрепал
майора по щеке и пошел исследовать следующую яму.
-- Ну Штирлиц, - умоляюще пропищал майор, держась за
свернутую челюсть. - поедем же в Москву... Тебя там вождь
ждет...
-- Товарищ Сталин ? - благоговейно переспросил Штирлиц.
-- Да он же, черт бы его... то есть тебя... то есть ме-
ня... Ну, в общем ты понял, кого...
-- Щас в глаз, - злобно сказал Штирлиц, поигрывая касте-
том. Ехать в пыльную Москву не хотелось. Штирлиц не мог
обменять парное молоко, комаров и Бормана на какую-то
Москву, но к товарищу Сталину он питал симпатические
чувства - любимый вождь всех времен, народов и поколений
мог бы гордиться этим, но он про это не знал. Штирлиц
вздохнул, поправил сапоги и сказал:
-- Ну ладно, черт с тобой... Только без Бормана я не по-
еду.
-- Да возьми ты с собой хоть трех Борманов... -
милостливо разрешил майор.
-- Трех не надо... Зачем нам три Бормана ? - быстро
отказался Штирлиц. Ему живо представились сразу три
веревочки, натянутые в каком-то темном коридоре и сразу
три кирпича, падающие с ясного голубого неба с разных
сторон. Штирлиц мотнул головой, чтобы отогнать неприятные
видения, и стал звать Бормана.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Партайгеноссе Борман сидел на крыше поезда, который
вез его в Москву, держа в руках по крупному камню, и
ждал, когда внизу кто-нибудь появится. Никто не
появлялся. Партайгеноссе вытер лоб, поправил сползшую
набок пионерскую пилотку и вытер запотевший булыжник
носовым платком. Внизу появился заспаный охранник. Борман
приготовился к броску и оскалил кривые желтые зубы.
Охранник так и не понял, почему вдруг стало так хорошо
и откуда взялась эта ухмыляющаяся круглая рожа,
повесившая ему на нос пару веревочек и старый продранный
ботинок. Борман долго радовался, а затем залез на крышу и
достал из кармана еще парочку камней. Поезд неожиданно
тронулся, и Борман, стукнувшись лбом об торчащую из крыши
