растущий гнев. Мне, конечно, нужно было уйти, но мое терпение лопнуло.
- Приди в себя, - прикрикнул я. - Откуда я могу это знать, если
только что прилетел! Что с тобой делается, Снаут?!!
У него отвалилась челюсть. Он снова на мгновение задохнулся. Быс-
трый блеск появился в его глазах, Трясущимися руками он вцепился в
ручки кресла и с трудом, так что затрещали суставы, встал.
- Что? - сказал он, трезвея на глазах. - Прилетел? Откуда приле-
тел?
- С Земли, - ответил я зло. - Может, ты слышал о ней? Похоже, что
нет!
- С Зе... Великое небо! .. Так ты - Кельвин?
- Да. Что ты так смотришь? Что в этом удивительного?
- Ничего, - ответил он, быстро моргая глазами.- Ничего.
Он потер лоб.
- Извини меня, Кельвин. Это так, знаешь, просто от внезапности.
Не ожидал.
- Как не ожидал? Ведь вы получили сообщение несколько месяцев на-
зад, а Моддард радировал еще раз сегодня с борта "Прометея"...
- Да. Да... Конечно, только, видишь ли, здесь у нас некоторый...
беспорядок...
- Вижу, - сказал я сухо. - Трудно этого не видеть.
Снаут обошел вокруг меня, осматривая мой скафандр, самый обычный
скафандр на свете с упряжью проводов и кабелей на груди. Несколько раз
откашлялся. Потрогал Свой костистый нос.
- Может, хочешь принять ванну?.. Это тебя освежит. Голубые двери
на противоположной стороне.
- Спасибо. Я знаю планировку Станции.
- Может, ты голоден? ..
- Нет. Где Гибарян?
Он подошел к окну, будто не слышал моего вопроса. Со спины он
выглядел значительно старше. Коротко остриженные волосы были седыми,
шея, сожженная солнцем иссечена морщинами, глубокими, как шрамы. За
окном поблескивали огромные хребты волн, как будто океан застывал.
Когда смотришь туда, появляется впечатление, что Станция двигается
немного боком, как бы соскальзывая с невидимого основания. Потом она
возвращалась в нормальное положение и снова, лениво наклоняясь, шла в
другую сторону. Но это, очевидно, был обман зрения. Хлопья слизистой
пены цвета крови собирались в провалах между волнами. Через мгновение
я почувствовал тошноту.
- Слушай... - неожиданно начал Снаут. - Пока только я... - Он
обернулся. Нервно потер руки. - Тебе придется довольствоваться моим
обществом. Пока. Называй меня Хорек. Ты знаешь меня только по фото, но
это ничего, меня так все называют. Боюсь, что тут ничего не поделаешь.
- Где Гибарян? - упрямо спросил я.
Он заморгал.
- Мне очень жаль, что я тебя так принял. Это... не только моя ви-
на. Совсем забыл, тут столько произошло, знаешь...
- Да брось, все в порядке, - ответил я. - Оставь это. Так что же
все-таки с Гибаряном? Его нет на Станции? Он куда-нибудь улетел?
- Нет, - ответил Снаут, глядя в угол, заставленный катушками ка-
беля. - Он никуда не полетел. И не полетит. Потому что он...
- Что? - спросил я. У меня снова как будто заложило уши, и я стал
хуже слышать. - Что ты хочешь сказать? Где он?
- Ты уже знаешь, - сказал Снаут совершенно другим тоном.
Он холодно смотрел мне а глаза. По коже у меня побежали мурашки.
Может быть, Снаут и был пьян, но он знал, что говорит.
- Но ведь не произошло же?..
- Произошло.
- Несчастный случай?
Он кивнул. Он не только поддакивал, но одновременно изучал мою
реакцию.
- Когда?
- Сегодня утром.
Удивительное дело, я не почувствовал потрясения. Весь этот обмен
односложными вопросами и ответами успокоил меня, пожалуй, своей дело-
витостью. Мне казалось, что я уже понимаю поведение Снаута.
- Как это случилось?
- Устраивайся, разбери вещи и возвращайся сюда... Ну, скажем, че-
рез час.
Мгновение и колебался.
- Хорошо.
- Обожди, - сказал Снаут, когда я повернулся к дверям. Он смот-
рел на меня как-то по-особенному. Видно было, что он никак не может
выдавить из себя то, что хочет сказать.
- Нас было трое, и теперь с тобой снова трое. Ты знаешь Сарториу-
са?
- Так же, как тебя. По фотографии.
- Он в лаборатории, наверху, и не думаю, чтобы он вышел оттуда до
ночи, но... во всяком случае ты его узнаешь. Если увидишь кого-нибудь
другого, понимаешь, не меня и не Сарториуса, понимаешь, то...
- То что?
Мне казалось, что я все вижу во сне. На фоне черных волн, крова-
во поблескивающих под низким солнцем, он сидел в кресле с опущенной
головой и смотрел в угол смотанного кабеля.
- То... Не делай ничего.
- Кого я могу увидеть? Привидение?! - взорвался я.
- Понимаю. Думаешь, я сошел с ума. Еще нет. Не могу тебе сказать
по-другому пока... В конце концов, может, ничего и не случится. Во
всяком случае помни. Я тебя предостерегаю.
- От чего? О чем ты говоришь?
- Владей собой, - он упрямо говорил свое. - Поступай так, как
будто... Будь готов ко всему. Это невозможно, я знаю. Но ты попробуй.
Это единственный выход. Другого я не знаю.
- Но что я увижу? - Я, наверное, крикнул это. Я едва удерживался,
чтобы не схватить Снаута за плечи и не встряхнуть его как следует,
чтобы он не сидел вот так, уставившись в угол, с измученным, обожжен-
ным солнцем лицом, с видимым усилием выдавливая из себя по одному сло-
ву.
- Не знаю. В некотором смысле это зависит от тебя.
- Галлюцинации?
- Нет. Это реально. Не... нападай. Помни.
- Что ты говоришь?! - Я не узнавал своего голоса.
- Мы не на Земле.
- Политерия. Но ведь это совершенно непохоже на людей! - Я не
знал, как вырвать его из этого кошмара, откуда он, казалось, вычиты-
вал бессмыслицу, леденящую кровь.
- Именно оттого это так страшно, - сказал он тихо. - Помни - будь
начеку!
- Что случилось с Гибаряном?
Он не отвечал.
- Что делает Сарториус?
- Приходи через час.
Я отвернулся и вышел. Отворяя двери, взглянул на Снаута еще раз.
Он сидел согнувшись, закрыв лицо руками. Только теперь я увидел, что
костяшки пальцев у него покрыты запекшейся кровью.
СОЛЯРИСТЫ
Круглый коридор был пуст. Мгновение я постоял перед закрытой
дверью, прислушиваясь. Стены, наверно, были тонкими, снаружи проникал
плач ветра. На двери, немного наискось, висел небрежно прикрепленный
прямоугольный кусок пластыря с карандашной надписью "Человек". Нераз-
борчиво нацарапанное слово вызвало у меня желание вернуться к Снауту,
но я понял, что это невозможно.
Нелепое предостережение все еще звучало в ушах. Тихо, как будто
бессознательно скрываясь от невидимого наблюдателя, я вернулся в круг-
лое помещение с пятью дверями. На трех из них висели таблички: "Д-р
Гибарян", "Д-р Снаут", "Д-р Сарториус". На четвертой - таблички не бы-
ло. Поколебавшись, я нажал ручку. Пока дверь медленно открывалась, у
меня появилось граничащее с уверенностью ощущение, что в комнате
кто-то есть. Я вошел внутрь.
В комнате никого не было. Выпуклое окно глядело в океан, который
жирно блестел под солнцем, как будто с волн стекало красное масло.
Пурпурный отблеск наполнял комнату, похожую на корабельную каюту. У
одной ее стены стояли полки с книгами, между ними прикрепленная верти-
кально кровать в карданной подвеске. Между ними в никелированных рам-
ках фотоснимки планеты. В металлических захватах торчали колбы и про-
бирки, заткнутые ватой. Под окном в два ряда стояли эмалированные ящи-
ки с инструментами. В углах комнаты - краны, вытяжной шкаф, холо-
дильные установки, на полу стоял микроскоп, для него уже не было места
на большом столе у окна.
Я обернулся и увидел около входной двери достигающий потолка шкаф
с открытыми дверцами. В нем были комбинезоны, рабочие и защитные хала-
ты, на полках - белье, между голенищами противорадиацианных сапог поб-
лескивали алюминиевые баллоны для переносных кислородных аппаратов.
Два аппарата с масками висели на поручне поднятой кровати. Везде тот
же кое-как упорядоченный хаос.
Я втянул воздух и почувствовал слабый запах химических реактивов.
Машинально поискал глазами вентиляционные решетки. Прикрепленные к ним
полоски бумаги легонько колебались, показывая, что компрессоры рабо-
тают, поддерживая нормальный обмен воздуха. Я перенес книги, аппараты
и инструменты с двух кресел в углы, распихал все это как попало, и
вокруг постели, между шкафом и полками, образовалось относительно пус-
тое пространство. Потом подтянул вешалку, чтобы повесить на нее ска-
фандр, и уже взялся за замки-"молнии", но тут же их отпустил. Я никак
не мог решиться снять скафандр, как будто от этого стал бы беззащит-
ным. Еще раз я окинул взглядом комнату. Дверь была плотно закрыта, но
замка в ней не было, и после недолгого колебания я припер ее двумя са-
мыми тяжелыми ящиками.
Забаррикадировавшись так, я освободился от своей тяжелой скрипя-
щей оболочки. Узкое зеркало на внутренней поверхности шкафа отражало
часть комнаты. Углом глаза я заметил какое-то движение, вскочил, но
тут же понял, что это мое собственное отражение. Комбинезон под ска-
фандром пропотел. Я сбросил его и толкнул шкаф. Он отъехал в сторону,
и в нише за ним заблестели стены миниатюрной ванной комнаты. На полу
под душем лежал довольно большой плоский ящик, который я с трудом вта-
щил в комнату. Когда я ставил его на пол, крышка отскочила, как на
пружине, и я увидел отделения, набитые странными предметами. Ящик был
полон страшно изуродованных инструментов из темного металла, немного
похожих на те, которые лежали в шкафах. Все они никуда не годились,
бесформенные, скрученные, оплавленные. Словно вынесенные из пожара.
Самым удивительным было то, что повреждения такого же характера были
даже на керамитовых, то есть практически не плавящихся рукоятках. Ни в
одной лабораторной печи нельзя было получить температуру, при которой
бы они плавились, разве что внутри атомного котла. Из кармана моего
скафандра я достал портативный дозиметр, но черный зуммер молчал, ког-
да и приблизил его к обломкам.
На мне были только купальные трусы и рубашка-сетка, Я скинул их
на пол и пошел под душ. Вода принесла облегчение. Я изгибался под по-
токами твердых горячих струй, массировал тело, фыркал и делал все это
как-то преувеличенно, как будто хотел вытравить из себя эту жуткую,
наполненную подозрениями неуверенность, охватившую Станцию.
В шкафу я нашел легкий тренировочный костюм, который можно было
носить под скафандром, переложил в карман все свое скромное имущество.
Между листами блокнота я нащупал что-то твердое, это был каким-то чу-
дом попавший сюда ключ от моего земного жилья. Я повертел его в руках,
не зная, что с ним делать, потом положил на стол. Мне пришло в голову,
что неплохо бы иметь какое нибудь оружие. Универсальный перочинный нож
был мало пригоден для этого, но ничего другого у меня не было, и я еще
не дошел до такого состояния, чтобы искать какой-нибудь ядерный излу-
чатель или что-нибудь в этом роде. Я уселся на металлический стульчик,
который стоял посредине пустого пространства, в отдалении от всех ве-
щей. Мне хотелось побыть одному. С удовольствием я отметил, что имею
еще полчаса времени. Стрелки на двадцатичетырехчасовом циферблате по-
казывали семь. Солнце заходило. Семь часов местного времени, значит,
двадцать часов на борту "Прометея". На экранах Моддарда Солярис, на-
верно, уже уменьшился до размеров искорки и ничем не отличался от
звезд. Но какое я имею отношение к "Прометею"? Я закрыл глаза. Царила
полная тишина, только в ванной капли воды тихо падали на кафель.
Гибарян мертв. Если я хорошо понял Снаута, с момента его смерти
прошло всего несколько часов.
Что сделали с его телом? Похоронили? Правда, здесь, на Солярисе,
этого сделать нельзя. Я обдумывал это некоторое время, будто судьба
мертвого была так уж важна. Поняв бессмысленность подобных размышле-
ний, я встал и начал ходить по комнате, поддавая носком беспорядочно
разбросанные книги. Потом поднял с пола фляжку из темного стекла, та-
кую легкую, как будто она была сделана из бумаги. Посмотрел сквозь нее
