только, разумеется, ни года, ни эры она наверняка не знает...)
- Так в чем же суть открытого им закона?
- Тело... погруженное в... жидкость... действует на...
Учитель стоял и смотрел в класс, а в голове вертелось: "Тело, втисну-
тое в воду, выпирает на свободу весом выпертой воды телом, втиснутым ту-
ды..." Далее его воображение "втиснуло" в воду именно тело, стоящее сей-
час у доски, причем лишенное всех обыкновенно окружающих его дополнений;
и, чтобы пресечь странную игру фантазии, он решительно вернулся к суро-
вой действительности:
- Я ставлю вам два очка. За ярко выраженное незнание.
Шестиклассница Юля положила мел, отряхнула неиспачканные руки, подня-
ла лицо с ярко выраженными ресницами и посмотрела на учителя с таким
презрением и разочарованием, что тот всей кожей почувствовал секундное
погружение в ванну с ледяной водой; совсем не похожей на архимедову...
Она направила свои зрачки в бесконечность, и еще секунду в них отража-
лись портреты Ньютона и Паскаля, слова "Дано" и "Найти", шкала электро-
магнитных колебаний над доской ("Запомните, дети мои, что радиоволны,
свет, рентгеновское излучение - все одного поля ягоды...") и он сам,
учитель физики Евгений Малышев, стоящий на кафедре своего кабинета в
конце двадцатого столетия текущей эры в возрасте двадцати семи лет и
шестидесяти четырех дней, еще секунду назад самоуверенный и спокойный, а
теперь смешной и беспомощный в своей искаженной проекции, совершенно
ничтожный в самом ничтожнейшем из миров... Зеркала захлопнулись и унесли
с собой все, что было вокруг. Учитель физики почувствовал, что они зах-
лопнулись - (как бы это выразить?) - навсегда... для него. Или почти
навсегда: он может терзать ее, спрашивать на каждом уроке, заставлять
приходить после уроков, тыкать мордой в вопиющее незнание и невежество -
она будет теперь смотреть в пол, в потолок, в пространство, но только не
на него... Он может потакать ей во всем, ставить завышенные оценки, про-
таскивать из четверти в четверть - и взамен она будет строить ему
фальшивые глазки, с каждым днем требуя все большего - до публичных де-
монстраций безграничности собственной власти, на мельчайшее сопротивле-
ние реагируя всплеском ярости... И, как бы в подтверждение всему, движе-
ние со ступеньки кафедры в класс оказалось начисто лишенным волшебства,
оно было будто в отместку ему выполнено до обиды буднично и тривиально.
"Дрянь, - думал учитель физики, - Маленькая дрянь!.. Куда ни кинь,
везде один и тот же блин..."
Это было странное ощущение. Что-то вроде отчаяния. Ему хотелось
стряхнуть с себя наваждение, стать снова нормальным человеком, с лег-
костью необязательности созерцающим прекрасный пол и не видящим ничего
мучительно-травмирующего, безболезненно вступающим в контакт и безболез-
ненно же выходящим из него; получающим удовольствие именно от разнообра-
зия лиц, красок, очертаний и от того, как много всего этого одновременно
может очень нравиться - и все благодаря отсутствию потребности оценивать
все видимое только в сравнении с каким-либо загадочным в своем несовер-
шенстве эталоном...
...Учитель физики Евгений Малышев сел за стол и разрядил свое замеша-
тельство в центр распахнутой мишени, стараясь изо всех сил, чтобы цифра
по толщине и стилистике письма не отличалась от остальных на этой стра-
нице...
- Ну а теперь, дети мои, тема нашего сегодняшнего урока, - сказал он
и, вставая, оттолкнулся подошвами от пола, но - нет, не взлетел - потому
что масса вытесняемого им воздуха равнялась всего лишь восьмидесяти шес-
ти и двум десятым грамма...
*
С Т Р А Ш Н Ы Е С К А З К И
("on life")
*
ЗИМА
- Плохо, что температура стоит на месте, - сказал Пигг, - лучше бы
она повышалась или понижалась.
- Да, - согласился Вибли, - стены дома промерзли насквозь...
...У Вибли был Helloween, и поэтому они сидели вдвоем и слушали Grave
Digger. Еще должны были придти Фигг и Грибли, но их не было пока, а
Вригг так и не пришел. И Дрыгли тоже. И Бигг. А Мрыгли и Пригк не должны
были придти, но писать более не могу: холодно очень...
ЗИГМА
Спереди всего к окружающему безразличию одиночества - нет, не то; а,
впрочем, то: спереди всего к окружающему безразличию одиночества была
Окма, которая ничем особенным не была. Однако; пусть даже беспечным,
жизнерадостным и скучающим, безразличным в восторженности, каким он был,
сладкая Хербалинка - да, сладкая Хербалинка, о которой даже нельзя про-
изнести без сладкого хербаления, настолько хербальной она оказывалась
постоянно, была тоже - в пределах, но, увы, почти и за ними, что жаль.
Больше ничего не было. Мы не будем здесь говорить об отчаянной Первии,
хотя она тоже была. Так вот, рядом со сладкой Хербалинкой (это открылось
позже) была Зигма. В чем-то она сливалась с Хербалинкой, и это пугало, и
при этом была похожа на Окму. Если принять Окму за точку отсчета, то,
перепутав ее с Зигмой, можно было ожидать Хербалинку, отчаиваясь и не
находя, что стало проблемой. Зигма была больше Хербалинки, как и Окма,
но контрастнее Окмы, тревожнее, резче и в целом жутче, напряженнее и со-
вершенно кошмарнее, этого просто нельзя было вынести вовсе. И главное:
когда все закончилось, все прошло, ничего не осталось, тем более Первии
- всплыла Зигма! Неизменяющаяся до дрожи и режуще-резкая, полукруг-
ло-краеугольная, упорная в совершенно отчаянном несовершенстве, абсолют-
но отталкиваюшая, если бы не примеси сладкой Хербалинки, которой более
не было, не было, не было, а была только Зигма, Зигма, Зигма, Зигма...
ПЕЙЗАЖ
Пигг ехал на производственное совещание. "Надо построить еще один
бомбульдер", - думал он, а за окном остервенело прыгающего по колдобинам
автобуса виднелись пульпопроводы, циклотропы и силовые линии на железно-
арматурных пантографах; остальное скрывала морозная мгла.
- Надо построить еще один бомбульдер! - решило совещание, - а грызо-
лит перфорировать! Иначе нельзя!..
...Пигг ехал обратно, вибрируя шляпой и портфелем в такт колдобинам.
"Надо построить еще один бомбульдер", - думал он, с печалью глядя на
жалкие циклотропы и пульпопроводы, тянущиеся до горизонта, - "А грызолит
перфорировать квадратным лекалом! Вот так."
- Приехали! - сказал водитель и с визгом открыл заскорузлые дверцы...
КАДР 2112
Розмари протерла зубы, проверила пломбы и подоткнула полотенцами дес-
ны, чтоб не кровоточили. Все было хорошо, но тут одна десна начала отс-
лаиваться, и полотенце упало куда-то в образовавшуюся щель. Розмари по-
пыталась его достать, но не могла дотянуться, а десна отслаивалась все
больше, и между полуразжатыми зубами появилось что-то постороннее. Роз-
мари привыкла ко всему и была спокойна, но не знала, как починить десну,
и попыталась прижать ее обратно к зубам вместе с полотенцем, пока все
это не кончится; но вот в проеме за зубами возник чей-то отчаянно арти-
кулирующий рот, и все начало расползаться, расслаиваться и рушиться.
Розмари застыла, по-своему очарованная этим зрелищем. Теперь видны были
только громадные губы, настойчиво лезущие внутрь; возможно, они хотели
всего лишь поцеловать Розмари, потому что ее хрупкая фигурка, с цветоч-
ком в левой руке и полотенцем в правой, смотрелась чем-то волшебным сре-
ди окружающего ее нагромождения бесформенной плоти... Розмари вспомнила
красивые ярко-белые зубы, которых сейчас на было видно за тянущимися к
ней губами, и оцепенела, не в силах сопротивляться; все вокруг ломалось
и умирало, остро требуя ее участия, но она не видела ничего; на громад-
ных губах были тоненькие морщинки, а на коже вокруг - нежные маленькие
волоски, некоторые из которых сгорели от напряжения, когда увеличение
стало чересчур большим и не осталось ничего, кроме губ...
ПАУЗА
- Пакость, - сказал Пигг.
- Да, - согласился Вибли, - и еще какая!
...Голубой Джон поднял с пола гитару и взял ре мажор, а остальные ак-
корды оставил. Да и так там не хватало уже фа минора, ля минора и
соль-бекар-кварт-секс-аккорда, которые до него взял Диего...
СКИДЫШ
Джайфу хотелось усвоить хотя бы одного мурмура. Причиной всему было
странное неудовлетворение, взявшееся невесть откуда в последнее время.
Джайф не знал, для чего существуют мурмуры и он сам; каждое желание и
ощущение приходило слишком в подсознательной форме, чтобы его можно было
осмыслить. Джайф делил все предметы на живые и мертвые - к мертвым отно-
силось пространство, а к живым - он и мурмуры. Ровно посередине между
этими понятиями находился скидыш - его нельзя было назвать живым, потому
что он не функционировал, но и нельзя было назвать мертвым, потому что
он существовал с определенной целью. Джайф знал, что скидыш скоро будет
коллапсировать.
Мурмуры были ближе к скидышу, чем джайф, потому что они не восприни-
мали никакой посторонней информации, лишь подавали сигналы, благодаря
которым держались вместе - и в этом просвлялась их жизненная оргнаниза-
ция. С этих позиций джайфу казпался странным один мурмур - он тоже пода-
вал сигналы, но держался отдельно от остальных; может быть, его вообще
не следовало считать мурмуром? Можно было бы усвоить именно этого мурму-
ра; тогда, возможно, все встало бы на свои места; но если это не мурмур,
то и усваивать незачем, и, во всяком случае, полагал джайф, это стоит
сделать только после того, как скидыш начнет коллапсировать и исчезне
т...
...Пространство стало сворачиваться в длинный рулон, края сомкнулись,
и тут джайф и мурмуры исчезли, а вместо них возник еще один скидыш...
СКОРПИОНЫ
- Тяжелый случай, - сказал Пигг.
- Да, - согласился Вибли, - Хорошо еще, если она не станет разде-
ваться...
...Под дверь вползла "This Is My Song", и, распухая на ходу, заполни-
ла собой все пространство.
- А теперь, - сказал Сидоров голосом, похожим на фольгу с острыми
краями, - дискотека!..
ПРОБЛЕМА
"!" - подумал Акваларингат, набрав воды в кишечную полость; "?" -
возразил он сам себе, опорожнив емкость, но вскоре вернулся к прежней
мысли: "!" (Более сложно он размышлять не умел из-за особенностей нерв-
ной системы.) От дум его оторвал оказавшийся рядом Гаструлафаг; "+" -
подумал тот о своем, и дальше последовал диалог между ними:
- "!"
- "+"
- "?"
- "+"
- "??"
- "+"
- "!!!"
- "+"
- "!?!?!?!"
Дальнейший обмен мнениями оказался невозможен, потому что Гаструлафаг
съел Акваларингата...
"+!" - подумал Гаструлафаг.
ИЗ НЕОПУБЛИКОВАННОГО
- Доктор!
- Что?
СИДОРОВ
У Сидорова была длинная палка с гвоздем на конце, которой Сидоров
уничтожал комаров. Бывало, подкрадется Сидоров, рраз! - и вонзит краси-
вым выпадом гвоздь в зазевавшееся насекомое; а иногда и наоборот, бегает
он по комнате, палкой машет, не дает комару сесть - и когда вконец пере-
пугает его своими истошными воплями, валится комар на пол - а тут и да-
вит его Сидоров своим мокасином... Не всегда, конечно, сразу попадал Си-
доров в комара - иной раз целый час он уж гвоздем в стены тыкает, весь
пол в отлетевшей штукатурке, а комар - цел-целехонек.
Однажды пришел к Сидорову Мыгг. У Мыгга была черная ленточка, которую
он перевязывал вокруг правого колена, двоюродная жена в Стамбуле и осте-
охондроз. Но Сидорова не было дома, потому что Мыгг был пьян и к тому же
не мог дотянуться до дверного звонка, а палка с черной ленточкой на кон-
це уже была восклицательным знаком в слове "Ну!"...
А. ВИКТОРОВУ
- Прроклятье! - вскричал Касперский, промахиваясь и упуская быстрого
и жесткого таракана.
- Ты в корне неправ, - возразил ему А. Викторов, появляясь - Предос-
тавь это дело мне.
И, облеченный доверием Касперского, полностью прекратил обращать на
тараканов свое внимание.
Лишенные естественного отбора, они перестали терять отрицательный ге-
