Мышелов на ощупь удостоверился, что с первым витком веревки почти
покончено. Оставив несколько прядей, он перешел ко второму витку, ловко
изогнув кисть.
Внезапно палубу потряс взрыв и резкой болью отдался у Мышелова в
ступнях. Он не стал раздумывать о его причинах и продолжал перерезать
веревку острой монетой. Остававшиеся на палубе матросы завопили; один из
рулевых бросился к носу, другой остался у весла. Почему-то звякнул гонг,
хотя рядом с ним никого не было.
Из трюма "Каракатицы" начали выскакивать матросы, обезумевшие от
страха, некоторые без оружия. Они бессмысленно кружили по судну. Мышелов
услышал, как стоявшие к носу от грот-мачты шлюпки поволокли к борту.
Человечек в сером понял, что матросам внизу досталось: на них налетели
батальоны черных крыс, их сбивали с толку ложные сигналы боцманской дудки,
из каждого угла их резали и кололи, пронзали крошечными стрелами, двоим,
должно быть, попали прямо в глаз. А закончилась их вылазка вот чем: когда
матросы добрались до трюма, где зерно лежало насыпью, в воздухе стояла
густая пыль, которую, бегая по куче, подняли крысы, и Фрикс бросила туда
огонь, в результате чего произошел взрыв, разметавший команду, однако
пожар на судне, к счастью, не вспыхнул.
Вместе с охваченными паникой матросами на палубе появилась еще одна
группа, замеченная только Мышеловом, - вереница черных крыс, сохраняя
спокойствие и порядок, полезла мимо него на грот-мачту. Мышелов стоял и
взвешивал, стоит ли ему предупредить об этом команду "Каракатицы",
прекрасно понимая, что не поставит и тика за то, что ему удастся выжить,
когда доведенные до истерики матросы примутся рубить вокруг него крыс.
Как бы там ни было, но промолчать его заставил Скви, взобравшийся ему
на плечо. Придерживаясь лапкой за прядь его волос, крыса появилась прямо у
Мышелова перед лицом и уставилась ему в левый глаз своими
глазками-пуговками, голубевшими под серебряным шлемом с черным пером.
Затем она прикоснулась бледной лапкой к губам, между которыми торчали
изогнутые зубы, явно призывая к молчанию, после чего постучала по
висевшему у нее на боку маленькому мечу и красноречивым жестом провела
лапкой по горлу. После этого Скви скрылся в тени за ухом у Мышелова -
по-видимому, для того, чтобы наблюдать за выгнанными из трюма матросами,
командовать своим войском, а также чтобы находиться поближе к яремной вене
Мышелова. Тот тем временем продолжал действовать заточенной монетой.
На корму прибежал звездочет с тремя матросами, у каждого было по два
белых фонаря. Скви залез поглубже в щель между мачтой и Мышеловом, но при
этом коснулся плоскостью меча его шеи - в качестве напоминания. Мышелов
вспомнил поцелуй Хисвет. Звездочет, увидя его, нахмурился, обогнул мачту и
принялся вместе с матросами развешивать фонари на бизань-мачте, грузовом
кране и ближе к юту, всякий раз споря, куда именно повесить очередной
фонарь. Тонким голосом он лепетал что-то о том, что свет - это прекрасное
средство обороны и контрнаступления, потом понес какую-то чушь
относительно световых окопов и палисадов и уже хотел было послать матросов
за новыми фонарями, но тут из каюты выскочил Слинур с залитым кровью лбом
и принялся оглядываться вокруг.
- Держитесь, ребята! - хрипло заорал он. - На палубе пока что хозяева
мы. Аккуратненько спускайте шлюпки, ребята, они нам понадобятся, чтобы
доставить сюда солдат. Запалите красный фонарь! Эй вы там, бейте в гонг
тревогу!
- Гонг упал за борт, - отозвался кто-то. - Тросы, на которых он
висел, перегрызены!
И в этот миг с востока поползли клубы густого тумана, которые в
мгновение ока окутали "Каракатицу" мертвенным лунным серебром. Какой-то
матрос застонал. Это был странный туман: казалось, он не приглушает, а
делает еще ярче свет луны и принесенных звездочетом фонарей. Цвета
сделались сочными, а между тем за бортами "Каракатицы" вскоре не стало
видно ничего, кроме белых стен тумана.
Слинур приказал:
- Повесить запасной гонг! Кок, давай сюда свои самые большие котлы,
горшки, крышки - все, во что можно бить тревогу!
Послышались два тяжелых всплеска: шлюпки "Каракатицы" коснулись воды.
Из каюты донесся чей-то отчаянный вопль.
Затем произошли сразу две вещи одновременно. Грот отделился от мачты
и медленно опустился на воду справа по борту, похожий на купол собора,
снесенный ураганом, - все снасти, которыми он крепился, были перегрызены
или перепилены крошечными мечами. Он темным пятном качался на волнах, гик
перекинулся на другой борт. "Каракатица" накренилась.
В то же самое время из каюты выплеснулась лавина черных крыс, которые
стали прыгать через гакаборт. Они бросались на людей, уже находившихся в
воде; некоторые тут же оказывались на кончиках копий, но другие яростно
впивались в нос или горло ближайшему матросу.
Матросы бросились к шлюпкам, крысы прыгали им на спину, хватали их
зубами за пятки. Офицеры стали отступать вместе с командой. Толпа
обезумевших людей увлекла за собой и Слинура, который молил матросов
держаться. Скви с мечом в лапке вскочил Мышелову на плечо, что-то тоненько
пропищал, подбадривая свое бесстрашное воинство, и спрыгнул вниз, вслед за
арьергардом. Четыре белые крысы, вооруженные арбалетами, пристроились у
основания крана и принялись весьма умело взводить тетиву, заряжать и
стрелять.
Послышались всплески - сначала два, потом три, потом с полдюжины
одновременно, - перемежаемые отчаянными криками. Мышелов повернул голову и
краешком глаза увидел, как последние два матроса "Каракатицы" прыгают за
борт. Повернув голову еще чуть-чуть, он разглядел Слинура, который, прижав
к груди двух досаждавших ему крыс, последовал за матросами. Четыре белых
мохнатых арбалетчика оставили кран и бросились на нос, где заняли новые
позиции для стрельбы. К небу взметнулись хриплые человеческие вопли и тут
же стихли. На "Каракатицу", словно туман, наползла тишина, лишь изредка
прерываемая знакомым писком.
Мышелов повернул голову к корме и увидел, что перед ним стоит Хисвет.
От шеи до локтей и колен ее плотно облегал черный кожаный костюм, в
котором она больше походила на стройного мальчика, голову украшал черный
кожаный шлем, закрывавший виски и щеки и похожий на серебряный шишак Скви,
белые волосы были собраны на затылке в хвост, заменявший ей плюмаж. На
левом бедре висели ножны с тонким кинжалом.
- Милый мой, милый воин, - мягко сказала она, улыбаясь маленьким
ртом, - хоть вы меня не оставили. - Вытянув вперед руку, она хотела было
коснуться пальцами его щеки, но вдруг, словно только что увидела веревку,
отдернула руку и проговорила: - Связан! Это следует исправить.
- Был бы чрезвычайно признателен вам, белая принцесса, - покорно
произнес Мышелов, однако продолжал действовать заточенной монетой, которая
хотя слегка и притупилась, но уже почти наполовину перерезала третий виток
веревки.
- Это следует исправить, - рассеянно повторила Хисвет, устремив взор
за спину Мышелова. - Но мои пальцы слишком нежны и неумелы, с такими
крепкими узлами мне не справиться. Вас освободит Фрикс. А я должна
выслушать на корме доклад Скви. Скви-скви-скви!
Она повернулась и направилась к корме, и Мышелов увидел, что ее
волосы продеты в обрамленное серебряным кольцом отверстие на затылке
шлема. Мимо Мышелова пробежал Скви; поравнявшись с Хисвет, он занял
позицию справа и чуть позади девушки, положил лапку на рукоять меча,
высоко поднял голову и стал похож на главнокомандующего, стоящего рядом с
императрицей.
Принявшись снова перепиливать третий виток веревки, Мышелов взглянул
на привязанного к поручням Фафхрда и увидел, что на шее у Северянина сидит
котенок со вздыбленной шерсткой и медленно царапает ему щеку когтями,
однако тот продолжает звучно храпеть. Через несколько мгновений котенок
нагнул голову и укусил Фафхрда за ухо. Северянин жалобно застонал и тут же
опять захрапел. Котенок снова принялся за его щеку. Мимо пробежали белая и
черная крысы, и котенок мяукнул - тихо, но зловеще. Крысы на мгновение
замерли и бросились на корму, по всей видимости спеша доложить об этом
безобразии Скви или Хисвет.
Мышелов уже собрался было разорвать свои путы, но в этот миг
появились четыре белых арбалетчика, тащившие за собой медную клетку с
перепуганными пищащими вьюрками, которую Мышелов видел раньше в кубрике
команды. Снова устроившись подле крана, они начали стрельбу по птицам.
Выпуская трепещущих пернатых по одному, они сбивали их влет меткими
выстрелами и на расстоянии в пять-шесть ярдов ни разу не промахнулись. Раз
или два один из арбалетчиков бросал на Мышелова внимательный взгляд и
многозначительно прикасался к кончику стрелы.
С юта по трапу спустилась Фрикс. Теперь она была одета так же, как ее
хозяйка, с той лишь разницей, что вместо шлема на голове у нее была
серебряная сетка для волос. Серебряные же браслеты с запястий исчезли.
- Госпожа Фрикс! - высоким голосом, почти весело позвал Мышелов. Как
нужно разговаривать на захваченном крысами судне, он не знал, но решил,
что фальцет - именно то, что требуется.
Служанка подошла, улыбаясь, и проговорила:
- Лучше просто Фрикс. Госпожа звучит слишком уж официально.
- Пусть будет Фрикс, - не стал возражать Мышелов. - Послушайте, не
могли бы вы по пути прогнать котенка с моего одурманенного друга? Он может
выцарапать ему глаз.
Фрикс искоса взглянула на Северянина, продолжая приближаться к
Мышелову.
- Я никогда не вмешиваюсь в удовольствия и страдания других, тем
более что порой трудно отличить одно от другого, - подойдя поближе,
сообщила она. - Я только выполняю указания своей госпожи. Сейчас она
попросила передать вам, чтобы вы были терпеливы и не унывали. Скоро ваши
злоключения закончатся. А это она посылает вам на память. - С этими
словами Фрикс нежно поцеловала Мышелова сначала в один глаз, потом в
другой.
Мышелов заметил:
- Такими поцелуями зеленая жрица Джила запечатывает глаза тем, кто
оставляет этот мир.
- В самом деле? - ласково осведомилась Фрикс.
- Ага, - чуть вздрогнув, ответил Мышелов и оживленно продолжил: - А
теперь развяжите-ка эти узлы, Фрикс, это приказ вашей госпожи. А потом я
взгляну на Фафхрда, и мы с вами, возможно, поцелуемся по-настоящему.
- Я выполняю лишь те указания госпожи, которые исходят
непосредственно из ее уст, - немного печально покачала головой Фрикс. -
Насчет узлов она ничего мне не говорила. Однако я уверена, что вскоре она
велит мне вас освободить.
- Несомненно, - несколько угрюмо согласился Мышелов, который, пока
Фрикс за ним наблюдала, перестал пилить веревку монетой. Он подумал, что
если ему удастся одним рывком разорвать три первых витка, то остальные он
сможет скинуть в течение вполне приемлемого числа ударов сердца.
Словно услышав их разговор, Хисвет легко спустилась с юта и подошла к
Мышелову и Фрикс.
- Милая госпожа, прикажете развязать этого воина? - спросила не
раздумывая Фрикс, словно желала услышать положительный ответ.
- Воином я займусь сама, - поспешно ответила Хисвет. - Ступай на ют,
Фрикс, наблюдай и слушай, не появился ли мой отец. Что-то он нынче
задерживается.
Фрикс ушла, а Хисвет велела белым арбалетчикам, которые как раз
прикончили последнего вьюрка, тоже отправляться на ют.
6
После ухода Фрикс Хисвет десятка два биений сердца смотрела на
Мышелова, чуть хмурясь и пристально глядя ему в лицо своими глазами с
