конце засветился чуть ярче. Затем послышалось тихое урчание, и из-под
капюшона быстро вылезли еще пять таких же стеблей и тоже нацелились на
пришельцев. Шесть черных зрачков расширились.
- Послушай, ты. Толстобрюхий Пожиратель Слухов! - нервно заговорил
Мышелов. - Неужто нельзя обойтись без этой игры в гляделки?
При первой встрече с Нингоблем Семиоким люди всегда чувствовали себя
немного не в своей тарелке.
- Это неучтиво, Мышелов, - послышался из-под капюшона тонкий дрожащий
голосок. - Люди, пришедшие за мудрым советом, не должны начинать разговор
с насмешек. Но сегодня я в хорошем настроении и готов выслушать ваши
проблемы. Погоди-ка, из какого мира вы с Фафхрдом явились?
- С Земли, и тебе это прекрасно известно. Царь Клочков Лжи и Лоскутов
Лицемерия, - тонким голосом ответил Мышелов и подошел поближе. Три глаза
продолжали неотступно следить за его передвижениями, а четвертый оставался
нацеленным на Фафхрда.
- И снова ты проявил неучтивость, - печально прошептал Нингобль и
покачал головой, так что его глаза на стеблях заколыхались. - Думаешь,
легко уследить за всеми временами, пространствами и многочисленными
мирами? Кстати о времени: не думаете ли вы, что вам самое время оставить
меня в покое? Вы непрестанно докучаете мне, и все потому, что когда-то по
моей просьбе добыли мне неродившегося упыря, которого мне нужно было
расспросить о его родителях. Услуга была плевая, мне только хотелось вас
развеселить, и, клянусь Бесследным Божеством, я отплатил за нее сторицей.
- Чушь, Повитуха Секретов, - отозвался Мышелов и бесцеремонно шагнул
вперед, вновь обретя присущую ему веселую наглость. - В глубине брюха ты
дрожишь от восторга, что имеешь шанс поделиться своими знаниями с такими
благодарными слушателями, как мы, и тебе известно об этом не хуже моего.
- Ты так же далек от истины, как я - от разгадки секрета Сфинкса, -
заметил Нингобль; при этом четыре его глаза следили за передвижениями
Мышелова, пятый не отрывался от Фафхрда, а шестой, изогнувшись вокруг
капюшона, появился с другой стороны и подозрительно уставился друзьям в
спины.
- Да нет. Древний Разносчик Пересудов, я уверен, что ты был ближе к
Сфинксу, чем любой из его каменных возлюбленных. Да и свою пустяковую
загадку он явно почерпнул из твоих бездонных запасов.
От столь приятной лести Нингобль задрожал, как желе.
- Тем не менее, - голосом флейты провозгласил он, - сегодня я в
хорошем настроении и готов вас выслушать. Но имейте в виду: ваша
загвоздка, скорее всего, окажется и мне не по зубам.
- Нам известно, какую ты проявляешь изобретательность перед лицом
непреодолимых препятствий, - миролюбиво ответил Мышелов.
- А почему твой друг не подойдет поближе? - внезапно снова забрюзжал
Нингобль.
Фафхрд ждал этого вопроса. Ему всегда было не по нутру подлаживаться
под настроение того, кто называл себя Величайшим Волшебником и Наушником
Богов. Но уж совершенно невыносимым было то обстоятельство, что на плечах
у Нингобля висели две летучие мыши, которых он в качестве открытой
насмешки над Одином называл Хугин и Мунин [в скандинавской мифологии Один
- верховный бог, которому, среди прочих, служили два ворона - Хугин и
Мунин]. Для Фафхрда это было делом скорее патриотическим, нежели
религиозным. В Одина он верил лишь в минуты сентиментальной
расслабленности.
- Убей этих мышей или выкинь их куда-нибудь, и я подойду, -
решительно проговорил он.
- На это я вообще отвечать не стану, - обиделся Нингобль, - потому
что всем известно, что пререкаться мне не позволяет здоровье.
- Но, Наставник Обманщиков, - бросив уничтожающий взгляд на Фафхрда,
замурлыкал Мышелов, - это очень жаль, потому что я как раз собирался
попотчевать тебя замысловатым скандалом, который пятничная наложница
сатрапа Филиппа утаила даже от своей доверенной невольницы.
- Впрочем, - тут же уступил Многоглазый, - Хугину и Мунину как раз
пора кормиться.
Летучие мыши неохотно расправили крылья и неторопливо скрылись во
тьме.
Фафхрд сбросил оцепенение и шагнул вперед, стойко выдерживая взгляд
удивительных глаз, которые он считал простыми шариками, управлявшимися с
помощью хитроумного механизма. Седьмого глаза Нингобля не видел никто, и
даже никто не хвастался, что видел, - не считая Мышелова, который
утверждал, что это - второй глаз Одина, похищенный у мудрого Мимира [в
скандинавской мифологии великан, хозяин источника мудрости, которому Один
отдал один глаз за мудрость, содержащуюся в источнике]: сам Мышелов в это
не верил, но любил подразнить своего приятеля - Северянина.
- Здорово, Змееглазый, - прогудел Фафхрд.
- А, это ты, пентюх? - небрежно отозвался Нингобль. - Присаживайтесь
оба к моему скромному огню.
- Неужто нас не пригласят за большие ворота разделить твою
легендарную роскошь?
- Не надо смеяться надо мной, Серый Мышелов. Всем известно, что я -
всего-навсего сирый и убогий Нингобль.
Мышелов лишь вздохнул и присел на корточки: он прекрасно знал, что
Сплетник более всего дорожит своей репутацией как существа бедного,
скромного, смиренного и сдержанного, потому и играет роль собственного
привратника, хотя изредка за большими воротами раздавался приглушенный
звон систров, сладострастные всхлипы флейты и хихиканье принимавших
участие в представлениях театра теней.
По на сей раз Нингобль лишь жалобно покашливал, дрожал от холода и,
казалось, грел у огня свои спрятанные под плащом члены. По железу и камню
пробегали смутные тени, шуршали вокруг маленькие твари с широко раскрытыми
глазами и настороженными ушами, а над ними ритмично колыхались стебли
шести глаз. Время от времени Нингобль, будто бы наугад, извлекал из
огромной кучи черепок и быстро прочитывал выцарапанный на нем текст, не
нарушая ритмичного движения стеблей и, соответственно, течения мыслей.
Мышелов и Фафхрд уселись рядом с ним.
Едва Фафхрд открыл рот, как Нингобль поспешно спросил:
- А что там, дети мои, вы хотели рассказать мне насчет пятничной
наложницы?
- Разумеется, Маэстро Лжи, - быстро перебил его Мышелов. - И не
столько наложницы, сколько трех евнухов - жрецов Кибелы и рабыни с Самоса
- очень смачная и запутанная заварушка. Дай мне немного времени - пусть
она поварится у меня в голове, чтобы я мог подать ее тебе без жира
преувеличения и с приправами истинных подробностей.
- А пока мы будем дожидаться, когда раскочегарится котелок Мышелова,
- небрежно вставил Фафхрд, наконец-то приноровившийся к происходящему, -
ты, чтобы тебе не было скучно, можешь разрешить нашу пустячную проблему.
И он без лишних слов рассказал о терзаниях, связанных с превращением
девушек в свиней и улиток.
- Говоришь, только Хлоя оказалась невосприимчивой к этим чарам? -
задумчиво переспросил Нингобль и отшвырнул очередной черепок в дальний
конец кучи. - Что ж, это наводит меня на мысль о...
- Крайне занятном замечании в конце четвертой эпистолы Диотимы
[согласно Платону, жрица, которая должна была искупить грехи афинян во
время чумы 429 г. до н.э.; Сократ заимствовал у Диотимы определение любви
как стремление к прекрасному] к Сократу? - вставил смышленый Мышелов. - Я
ведь прав, отец?
- Нет, не прав, - холодно отозвался Нингобль и продолжал, обращаясь к
Фафхрду: - Когда этот интеллектуальный клещ пытался впиться в кожу моего
рассудка, я как раз собирался сказать, что Хлою явно кто-то или что-то
защищает. Ты не знаешь, может, она пользуется особой благосклонностью
какого-либо божества либо демона, или постоянно бормочет какую-нибудь руну
либо заклинание, или все время носит либо рисует на теле какой-нибудь
талисман либо амулет?
- Однажды она говорила, - немного помолчав, неуверенно отозвался
Мышелов, - про амулет, подаренный ей несколько лет назад какой-то не то
персиянкой, не то наполовину персиянкой, наполовину гречанкой. Но это,
конечно, пустяк, ерунда.
- Конечно. А теперь скажи: когда девушка превратилась в свинью в
первый раз, Фафхрд смеялся своим смехом? Смеялся? Это было неосторожно, а
я ведь предупреждал. Не выставляйте слишком часто напоказ свою связь с
древними богами, не то какой-нибудь алчный стяжатель из бездны...
- Но в чем заключается наша связь с древними богами? - нетерпеливо,
однако без особой надежды спросил Мышелов. Фафхрд лишь насмешливо хмыкнул.
- О таких вещах вслух не говорят, - отрезал Нингобль. - А кто-нибудь
проявлял особый интерес к смеху Фафхрда?
Мышелов заколебался. Фафхрд кашлянул. Мышелову оставалось лишь
признаться:
- Да была там одна девица, которая проявила чуть больше внимания, чем
другие, к его ржанию. Персиянка. Да, вспомнил: это как раз она подарила
Хлое амулет.
- Ее зовут Ахура, - добавил Фафхрд. - Мышелов в нее втюрился.
- Выдумки! - рассмеялся Мышелов, и его полные суеверного страха глаза
двумя клинками пронзили Фафхрда. - Уверяю тебя, отец, что эта робкая и
глупенькая девчушка никоим образом не может быть связана с нашими бедами.
- Разумеется, коли ты так говоришь, - заметил Нингобль с ледяным
укором в голосе. - Одно я могу вам сказать: тот, кто наложил на вас это
постыдное заклятие, является - если его можно вообще причислить к роду
людскому - мужчиной...
(Мышелов почувствовал облегчение. Ему становилось не по себе от
мысли, что гибкая темноволосая Ахура подвергнется методам допроса, какие
по слухам использовал Нингобль. Он злился на себя за неуклюжие попытки
отвлечь внимание Нингобля от Ахуры. Когда дело касалось этой девушки,
разум покидал Мышелова.)
- ...и адептом, - заключил Нингобль. - Да, дети мои, адептом,
мастером самой что ни на есть черной магии.
Мышелов вздрогнул. Фафхрд только проворчал:
- Опять?
- Да, опять, - подтвердил Нингобль. - Хотя почему - если не считать
вашей связи с древними богами - вы можете представлять интерес для этих
темных людей, я просто ума не приложу. Они не из тех, кто сознательно
выходит на залитую светом авансцену истории. Они ищут...
- Во кто же это? - перебил Фафхрд.
- Помолчи, Расчленитель Риторики. Они ищут тень, и не без оснований.
Это талантливейшие любители в деле высокой магии, которые считают ниже
своего достоинства достижение практических целей и лишь тешат свое
ненасытное любопытство, а потому вдвойне опасные. Они...
- Но как его имя?
- Погоди ты. Душитель Красноречия. Эти нечестивцы по-своему
бесстрашны, они считают себя равными самой судьбе и презирают полубогиню
удачи, беса случая и демона невероятного. Словом, это враги, перед
которыми вы должны лишь дрожать и перед волей которых склоняться.
- Но его имя, отец, его имя? - взревел Фафхрд, а Мышелов, снова
набравшись нахальства, заметил:
- Он из Сабигунов, не так ли, отец?
- Нет, не так. Сабигуны - это всего лишь невежественное племя
рыболовов, живущих на ближнем берегу дальнего озера и поклоняющихся
звериному богу Вину, и никому более.
Этот ответ крайне развеселил Мышелова, так как, насколько ему было
известно, Сабигуны придумал только что он сам.
- Нет, его зовут... - Нингобль помолчал немного, потом закудахтал: -
Я совсем запамятовал, что ни при каких обстоятельствах не должен называть
вам его имя.
- Что? - Фафхрд в ярости вскочил.
- Да, дети мои, - сказал Нингобль, и его глазные стебли внезапно
сделались жесткими, твердыми и бескомпромиссными. - Более того, я должен
сказать, что ничем не могу помочь вам в этом деле... (Фафхрд сжал
