атласному сгустку крови у него на груди. Снова заметив сходство между
лицом покойника и искаженными чертами лица девушки, Фафхрд с шумом
выдохнул воздух из легких. Испуганной кошкой Ахура отскочила в сторону.
Внезапно она застыла в позе танцовщицы и уставилась Фафхрду за спину;
невероятно мстительное злорадство появилось на ее лице. Кивнув Фафхрду,
она легко взбежала по ступеням к гробнице, указала пальцем внутрь и снова
кивнула. Северянин неохотно двинулся с места, не сводя глаз с ее
напряженного и какого-то нездешнего лица, прекрасного, как у ифрита. Он
медленно взошел по ступеням.
Оказавшись наверху, Фафхрд заглянул в гробницу.
Глядя внутрь, он почувствовал, что весь мир представляет собой лишь
тоненькую пленку на первородной мерзости. Северянин понял: то, что
показывает ему Ахура, каким-то образом связано с ее полнейшим вырождением,
равно как с вырождением того, что называло себя Анрой Девадорисом. Он
вспомнил о странных колкостях, которые Ахура бросала адепту во время
поединка. Он вспомнил ее смех, в его мозгу забрезжили смутные подозрения
относительно зародившихся в каких-то мрачных безднах непристойностях,
которые она произносила. Фафхрд не обратил внимания на то, что Ахура
перевесилась через стенку гробницы и ее белые руки безвольно болтаются,
словно в бессильном ужасе указывая на что-то изящными пальцами. Он не
знал, что проснувшийся Мышелов устремил на него озадаченный взгляд своих
черных глаз.
Позже Фафхрд сообразил, что изысканный и утонченный облик Девадориса
навел его на мысль о том, будто гробница - это несколько своеобразный вход
в какой-то роскошный подземный дворец.
Но тогда он не увидел в тесном каменном мешке никаких дверей, никаких
щелей, указывающих на замаскированный вход. Вышедший отсюда жил именно
здесь, в каменном склепе, где по углам висели толстые слои паутины, а на
полу кишели личинки, навозные жуки и черные мохнатые пауки.
ГОРА
Возможно, именно так и было задумано каким-нибудь кудахчущим демоном,
а может, и самим Нингоблем. Как бы там ни было, Фафхрд, спускаясь по
ступеням гробницы, запутался ногами в покрове Аримана и дико заорал (по
словам Мышелова, замычал), пока не разобрался в чем дело, однако к тому
времени покров уже был изорван в клочья.
Затем Ахура, очнувшись благодаря этому шуму, навела на короткое время
панику, закричав, что черный монолит и его каменное воинство идут к ним и
собираются раздавить их своими каменными ногами.
Почти сразу после этого чаша Сократа заставила застыть кровь в жилах
друзей: она описала по земле полукруг, как будто ее многомудрый, но
невидимый владелец пытался дотянуться до нее, быть может, чтобы промочить
горло после диспута в пыльном подземном царстве. Высохшей ветки с Древа
Жизни пропал и след, хотя Мышелов отскочил совершенно по-кошачьему, когда
увидел большое черное насекомое, похожее на сучок, уползавшее с места,
куда упала ветка.
Но самое большое замешательство устроил верблюд, который вдруг
принялся откалывать неуклюжие курбеты в не свойственной ему восторженной
манере и, встав на задние ноги, попытался покрыть одну из кобыл, но та
смятенно заржала и унеслась прочь. Немного позже стало ясно, что верблюд
добрался до любовных зелий: одна из бутылочек была разбита копытом и на
этом месте виднелось пенистое пятно, а два глиняных кувшинчика исчезли
бесследно. Фафхрд вскочил на одну из оставшихся лошадей и с дикими воплями
поскакал вслед за убегающими животными.
Оставшись наедине с Ахурой, Мышелов был вынужден напрячь все свои
способности, чтобы спасти девушку от безумия потоком болтовни, в основном
пряными тирскими сплетнями, а также совершенно апокрифической байкой о
том, как он, Фафхрд, и пять мальчиков-эфиопов играли однажды в майское
дерево с глазными стеблями вусмерть пьяного Нингобля, в результате чего
его глаза оказались развернутыми в самых неожиданных направлениях.
(Мышелова очень удивляло, почему их семиглазый наставник до сих пор не
прислал никакой весточки. После победы Нингобль всегда был особенно шустр
в требовании расплаты и к тому же невероятно дотошен: он явно спросит с
них отчет о трех пропавших сосудах с любовным зельем.)
Вполне можно было ожидать, что Мышелов воспользуется представившейся
возможностью и попытается добиться взаимности от Ахуры, а если повезет, то
и удостовериться, что он избавился от своего улиточного заклятия. Однако,
если даже не брать в рассуждение истеричное состояние девушки, он
почему-то теперь робел перед ней, как будто встретился с ней впервые, хотя
это была та самая Ахура, которую он любил. Конечно, со времени путешествия
к Затерянному Городу она сильно изменилась, и его сдерживало воспоминание
о том, как он обращался с той, прежней Ахурой. Поэтому он уговаривал и
утешал ее, словно какую-нибудь одинокую тирскую бродяжку, и в конце концов
принялся забавлять девушку двумя извлеченными из мешка перчаточными
куклами.
А Ахура все всхлипывала, вздрагивала, глядя в пространство и едва
слыша болтовню Мышелова, но постепенно все же успокоилась, в глазах у нее
появилось осмысленное выражение.
Когда вернулся Фафхрд, ведя за собой все еще взбрыкивающего верблюда
и оскорбленную кобылу, он не стал перебивать Мышелова, а с серьезным видом
вслушиваясь в его слова, время от времени бросал взгляд то на мертвого
адепта, то на черный монолит, то на каменный город, то на северный склон
долины. Летевшая туда же, на север, стая птиц, внезапно прыснула в разные
стороны, словно на нее спикировал орел. Фафхрд нахмурился. Через миг в
воздухе послышалось жужжание. Взглянув вверх, Мышелов и Ахура заметили
планирующую вниз тонкую тень. Они съежились, и в тот же миг белая стрела с
глухим стуком вонзилась в трещину между плитами, примерно в футе от ноги
Фафхрда, и задрожала.
Через несколько мгновений Фафхрд вытащил ее из щели дрожащей рукой.
Стрела была покрыта корочкой льда, ее оперение затвердело, как будто
каким-то непонятным образом она долго летела в холодных верхних слоях
атмосферы. Посередине стрела была аккуратно чем-то обернута. Фафхрд
развернул задубевший кусочек папируса, сразу же помягчевший у него в
пальцах, и прочел: "Вы должны двигаться дальше. Поиск еще не закончен.
Доверяйте предзнаменованиям. Нингобль".
Не переставая дрожать, Фафхрд принялся громогласно чертыхаться. Смяв
папирус, он сломал пополам стрелу и выбросил половинки.
- Ублюдочное отродье евнуха, совы и осьминога! - заключил он. -
Сначала пытается пригвоздить нас, а потом заявляет, что, дескать, поиски
не закончены, когда мы как раз во всем разобрались!
Мышелов, хорошо зная, каким приступам ярости бывает подвержен Фафхрд
после битвы - особенно после битвы, в которой он не смог принять участие,
- начал было что-то хладнокровно отвечать, как вдруг увидел, что гнев из
глаз приятеля исчез и остались лишь диковатые искорки, крайне не
понравившиеся Мышелову.
- Мышелов! - торопливо спросил Фафхрд. - Куда я зашвырнул эту стрелу?
- Как куда? На север, - не раздумывая отозвался Мышелов.
- Правильно, и птицы тоже летели на север, и стрела была покрыта
льдом! - Диковатые искорки в глазах Фафхрда превратились в пламя,
полыхающее в очах берсерка. - Он сказал предзнаменования? Чудесно, будем
им доверять! Мы пойдем на север, и только на север!
Сердце у Мышелова упало. Теперь ему будет особенно трудно
сопротивляться давнишнему желанию Фафхрда отвести его в "эту восхитительно
холодную страну, где могут жить лишь крепкие мужчины с горячей кровью,
убивая свирепых мохнатых зверей", - перспектива весьма удручающая для
того, кто любит горячие ванны, солнце и южные ночи.
- Вот уж удача так удача! - продолжал Фафхрд нараспев, на манер
скальда. - Обтираться с ног до головы снегом, нырять моржом в воду, где
плавают льдинки! Мужчины моего племени ходили путем, который тянется
вокруг Каспийского моря и через горы еще выше этих. Клянусь кишками Тора,
тебе это понравится! Никакого вина - лишь мед, вкусно дымящиеся туши, на
теле мех, от которого дубеет кожа, по ночам - холодный воздух, навевающий
чистые и ясные сны, и статные женщины с могучими бедрами. А потом на
корабле в студеном море взметнется парус, и в радостные лица полетят
ледяные брызги. Почему мы откладывали так долго? Пойдем! Клянусь мерзлым
членом, давшим рождение Одину, мы должны выступить немедленно!
Мышелов подавил стон и так же пронзительно, нараспев ответил:
- О мой кровный брат, сердце мое трепещет еще сильнее твоего при
мысли о бодрящем снеге и прочих прелестях истинно мужской жизни, которой я
столь давно жаждал вкусить. Но, - тут его голос печально пресекся, - мы
забываем об этой славной женщине, которую в любом случае, даже если
пренебречь повелением Нингобля, нам придется в целости и сохранности
доставить обратно в Тир.
Мышелов внутренне усмехнулся.
- Но я не желаю возвращаться в Тир, - вдруг заговорила Ахура, оторвав
от кукол глаза, в которых светилось такое озорство, что Мышелов мысленно
выругал себя за то, что недавно обращался с девушкой как с ребенком. - Эта
уединенная долина одинаково далека от всех населенных мест. Север так
север, какая разница.
- Клянусь телесами Фрейи [в скандинавской мифологии богиня
плодородия, любви и красоты], - завопил Фафхрд, раскинув руки в стороны. -
Ты слышишь, Мышелов? Да покарает меня Идунн [в скандинавской мифологии
богиня, обладательница волшебных "молодильных" яблок], если это не были
речи истинной снежной женщины! А теперь нельзя терять ни секунды. Год еще
не кончится, а мы уже вкусим аромат меда. Клянусь Фригг, что за женщина!
Мышелов, ты ведь у нас маленький да удаленький - обратил внимание, как
изящно она это выразила?
Началась предотъездная суматоха - другого выхода, по крайней мере
пока, Мышелов не видел. Сундучок с зельями, чаша и разодранный покров были
снова водружены на верблюда, который до сих пор строил глазки кобылице и
причмокивал толстыми кожаными губами. А Фафхрд скакал, кричал и похлопывал
Мышелова по спине, словно и не было вокруг никакого древнего каменного
города и мертвый адепт не грелся на солнышке.
Очень скоро они уже трусили вниз по долине: Фафхрд распевал песни о
метелях, охоте, чудовищах величиной с айсберг и гигантах высотой с ледяную
гору, а Мышелов угрюмо забавлялся, представляя собственную гибель в
объятиях какой-нибудь не в меру пламенной "статной женщины с могучими
бедрами".
Скоро местность вокруг стала менее унылой. Благодаря низкорослым
деревцам и естественному рельефу долины город скрылся из вида. Мышелова
окатила волна облегчения, хотя сам он этого не заметил, когда за деревьями
скрылся последний каменный часовой - черный монолит, словно предававшийся
скорби по адепту. Мышелов сосредоточился на том, что было впереди -
конической горе, загораживающей выход из долины, одинокой горе, с
вершиной, окутанной туманом, сквозь который человечку в сером мерещились
немыслимые башни и шпили.
Внезапно дрему с него как рукой сняло. Фафхрд и Ахура, остановив
лошадей, смотрели на нечто весьма неожиданное - низкий деревянный домик
без окон, зажатый между чахлыми деревцами, и на несколько клочков
возделанной земли позади. Грубо вырезанные из дерева духи-хранители очага,
стоявшие на четырех углах крыши и на коньке, явно пришли сюда из Персии,
но из Персии древней, свободной от влияния южных культур.
На древнего перса походил и старик с тонкими чертами лица, прямым
носом и седоватой бородой, подозрительно наблюдавший за ними из
