снова запечатлеть предначальный поцелуй на мягких устах юной девы, как
почувствовал, что рот ее опять сделался слюнявым и клыкастым. На сей раз
оказавшаяся между двух винных бочонков галатийка встала сама и, не обращая
внимания на крики, возбужденные возгласы и удивленные взоры, словно они
были лишь частью затянувшегося грубого розыгрыша, вышла из кабачка с
достоинством амазонки. Остановилась она при этом только раз, на грязном
затоптанном пороге, причем лишь для того, чтобы метнуть в Фафхрда
небольшой кинжал, который тот рассеянно отбил своим медным кубком, так что
клинок воткнулся прямо в рот деревянному сатиру на стене, отчего тот стал
похож на божество, самозабвенно ковыряющее в зубах.
В зеленоватых, цвета морской волны, глазах Фафхрда появилась
задумчивость: Северянин размышлял, какой это такой волшебник решил
вмешаться в его интимную жизнь. Он неторопливо, одно за другим, обвел
взглядом плутоватые лица завсегдатаев погребка; взгляд его, с сомнением
задержавшись на высокой темноволосой девушке, сидевшей подле чана, снова
вернулся к Мышелову. В глазах у Северянина появилась тень подозрения.
Мышелов сложил руки на груди, раздул ноздри вздернутого носа и вернул
другу взгляд с насмешливой учтивостью парфянского посла. Затем резко
повернулся, обнял и поцеловал сидевшую рядом с ним косоглазую гречанку,
молча ухмыльнулся Фафхрду, отряхнул с груботканой туники из серого шелка
осыпавшуюся с век девицы сурьму и снова скрестил руки на груди.
Фафхрд начал тихонько постукивать донышком кубка о ладонь. Его
широкий, туго затянутый кожаный пояс с пятнами пота, которым была
пропитана и белая льняная туника, легонько поскрипывал.
Между тем предположения относительно личности человека, наложившего
заклятие на Фафхрдову галатийку, покружили по кабачку и неуверенно
остановились на высокой темноволосой девушке, - возможно, потому, что она
сидела особняком и в перешептываниях не участвовала.
- Она слегка с приветом, - сообщила Мышелову Хлоя, косоглазая
гречанка. - Многие называют ее Салмакидой [Салмакида - в греческих
легендах нимфа источника, без взаимности влюбившаяся в гермафродита,
отчего боги объединили их в одно существо] Молчуньей, но я знаю, что ее
настоящее имя Ахура.
- Персиянка? - осведомился Мышелов.
Хлоя пожала плечами.
- Она здесь сшивается уже не один год, хотя никто толком не знает,
где она живет и чем занимается. Раньше это была веселая девчушка, не прочь
посудачить, хотя с мужчинами не водилась. Однажды даже подарила мне
амулет, сказала, он от кого-то защищает, я до сих пор его ношу. А потом на
какое-то время она пропала, - продолжала болтать Хлоя, - а вернулась уже
такая, какой ты ее видишь, - робкая, слова не вытянешь, а в глазах -
выражение человека, подсматривающего в щелку в дверях борделя.
- Ах вот как, - бросил Мышелов. Он не сводил одобрительного взгляда с
темноволосой девушки даже несмотря на то, что Хлоя дергала его за рукав.
Гречанка мысленно огрела себя палкой по пяткам: зачем она поступила как
последняя дура и обратила внимание мужчины на другую девушку?
Фафхрда эта немая сцена с толку не сбила. Он продолжал сверлить
Мышелова взглядом с упорством целой аллеи каменных египетских колоссов.
Котелок его гнева наконец забулькал.
- Послушай, ты, поскребыш мудрого и цивилизованного мира, - начал он.
- По-моему, это верх вероломства - пробовать на мне свое паскудное
колдовство.
- Полегче, извращенец, - промурлыкал Мышелов. - Подобные неприятности
случались и с другими, к примеру, с одним пылким ассирийским
военачальником, чья возлюбленная превратилась под одеялом в паука, или с
неким страстным эфиопом, внезапно обнаружившим, что он болтается в
нескольких ярдах над землей и пытается поцеловать жирафу. Воистину, для
человека, знакомого с анналами чародейства и колдовства, нет ничего
нового.
- К тому же, - продолжал Фафхрд, и его бас зарокотал в тишине, -
разве это не предел подлости - проделывать со мной свои свинские фокусы,
когда я вконец расслабился?
- Если б я вздумал удержать тебя от распутства с помощью чар, - гнул
свое Мышелов, - мне вряд ли пришло бы в голову начинать превращения с
твоей женщины.
- Более того, - не унимался Фафхрд, подавшись вперед и положив ладонь
на длинный кинжал в ножнах, лежавший рядом на скамье, - я расцениваю как
прямое и возмутительное оскорбление тот факт, что для своих опытов ты
выбрал галатийскую девушку, представительницу расы, родственной моей.
- Мне уже и раньше, - зловеще заметил Мышелов, скользнув пальцами под
тунику, - приходилось сражаться с тобой из-за женщины.
- Но раньше, - еще более зловеще отозвался Фафхрд, - тебе не
приходилось сражаться со мной из-за свиньи!
На несколько мгновений Северянин застыл в весьма воинственной позе:
набычившись, выпятив нижнюю челюсть и прищурив глаза. Потом он начал
смеяться.
Смех Фафхрда - это было нечто. Прорываясь шумным фырканьем сперва
через ноздри, потом сквозь зубы, он быстро переходил в ржание, сотрясавшее
все тело Северянина, и наконец превращался в громовой рев, который
непременно свалил бы варвара с ног, если бы он не держался изо всех сил,
широко расставив ноги и откинув назад голову, словно под напором урагана.
Это был смех бичуемого бурей леса или моря, смех, вызывавший в воображении
величественные картины, будто возникшие из давних, гораздо более буйных и
здоровых времен. Это был смех древних богов, наблюдающих за созданным ими
человеком и отмечающих свои упущения, промахи и ошибки.
Губы Мышелова начали кривиться. Он скорчил страшную рожу, стараясь не
поддаться этой заразе, но тут же сдался.
Фафхрд на секунду умолк, немного отдышался и, схватив кувшин с вином,
осушил его до дна.
- Свинские фокусы! - прогрохотал он и снова заржал.
Подонки тирского общества, придя в какое-то неясное возбуждение, с
изумлением и благоговейным страхом пялили на друзей глаза.
Впрочем, среди них нашлась одна личность, чья реакция заслуживала
внимания. Темноволосая девушка жадно вглядывалась в Фафхрда, впитывала все
издаваемые им звуки, в глазах у нее читалась какая-то странная жажда,
любопытство, озадаченность - и расчет.
Мышелов заметил это и, прекратив смеяться, стал наблюдать за
девушкой. Мысленно Хлоя нанесла особенно жестокий удар по подошвам своих
мысленно же связанных босых ног.
Смех Фафхрда понемногу стал стихать. Гигант беззвучно выдохнул из
себя все его остатки, вздохнул уже нормально и засунул большие пальцы за
пояс.
- На нас уже смотрит утренняя звезда, - сообщил он Мышелову, задрав
голову и глядя в окошко в крыше. - Пора приниматься за дело.
И без дальнейшего шума они с Мышеловом вышли из погребка, отодвинув с
дороги только что появившегося и вусмерть пьяного пергамского купца,
который озадаченно уставился им вслед, словно пытаясь сообразить: были ли
это бог-колосс и его раб-карлик или же плюгавый колдун с покорным ему
громадным автоматом.
На этом все могло бы и закончиться, и тогда две недели спустя Фафхрд
просто объяснял бы, что происшествие в винном погребке - это всего лишь
плод пьяного воображения нескольких людей - подобные вещи случались с ним
и прежде. Однако ничто на этом не закончилось. Провернув "дело" (оно
оказалось гораздо более замысловатым, чем предполагалось, и превратилось
из простого сговора с сидонскими контрабандистами в роскошную интригу,
вовлекшую в свою орбиту киликийских пиратов, похищенную каппадокийскую
принцессу, подделанное кредитное письмо сиракузского финансиста,
соглашение с работорговкой с Кипра, свидание, обернувшееся на деле
засадой, несколько бесценных драгоценностей, похищенных из египетской
гробницы, которых никто никогда не видел, и шайку идумейских головорезов,
которые на всем скаку вылетели из пустыни, чтобы спутать всем карты),
Фафхрд и Мышелов вернулись в нежные объятия и к тихим многоязычным речам
портовых дам, и тут с Фафхрдом снова приключился свинский фокус, на сей
раз завершившийся поножовщиной с несколькими типами, которые решили, что
спасают хорошенькую вифинянку от гибели в соленой и вонючей жидкости, куда
заталкивал ее озверевший рыжеволосый гигант - это Фафхрд настоял на том,
чтобы окунуть девицу, пока она не вернулась в первоначальное состояние, в
бочку с рассолом от маринованной свинины. Это происшествие натолкнуло
Мышелова на мысль, которую, впрочем, он так и не открыл Фафхрду: нанять
какую-нибудь сговорчивую девицу, заставить Фафхрда превратить ее в свинью,
немедленно продать последнюю мяснику, затем, когда она уже в качестве
разъяренной девицы убежит от мясника, продать ее какому-нибудь
любвеобильному купцу, пустить вслед за ним Фафхрда, чтобы он опять
превратил ее в свинью (к тому времени Северянин научится делать это,
просто строя девушке глазки), потом продать ее другому мяснику и так
далее. Низкие цены, быстрый заработок.
Некоторое время Фафхрд упрямо продолжал подозревать Мышелова, который
иногда по-любительски занимался черной магией и повсюду таскал с собой
кожаную шкатулку с различными странными инструментами, стянутыми им из
карманов у чародеев, а также редкие книги, наворованные из халдейских
библиотек, и это несмотря на то, что из долгого опыта Фафхрд прекрасно
знал: Мышелов ничего не читал систематически, кроме предисловий (хотя
нередко раскрывал книги посередине, сопровождая свое якобы чтение
бросаемыми по сторонам проницательными взорами и ядовитыми замечаниями), и
к тому же в процессе колдовства ему никогда еще не удавалось достичь
дважды одних и тех же результатов. Мышелов вряд ли сумел бы два раза
подряд совершить метаморфозу с возлюбленными Фафхрда, а уж о том, чтобы в
обоих случаях получить в результате по свинье, и речи быть не могло. К
тому же превращений уже было не два, а больше: собственно говоря, теперь
они происходили постоянно. Более того: Фафхрд, в сущности, вообще не верил
в магию, а в магию Мышелова и подавно. И если хоть малейшие сомнения у
него оставались, они мгновенно рассеялись, когда смуглая египетская
красотка с атласной кожей превратилась в объятиях Мышелова в гигантскую
улитку. Отвращение Мышелова, увидевшего на своих шелковых одеждах следы
слизи, было неподдельным и ничуть не уменьшилось, когда два наблюдавших за
сценой бродячих коновала заявили, что не видели никакой улитки, ни
гигантской, ни даже обычной, и пришли к заключению, что Мышелов страдает
малоизученной разновидностью копытной гнили, которая вызывает у больного
галлюцинации и от которой они готовы предложить редкое мидийское
лекарство, причем по дешевке - всего девятнадцать драхм за баночку.
Ликование Фафхрда по поводу конфуза приятеля продолжалось недолго:
после ночи отчаянных и далеко зашедших опытов, в результате которых, как
уверяли некоторые, от сидонской гавани до храма Мелькарта пролегла цепочка
улиточных следов, наутро весьма озадачивших всех тирских дам и половину их
супругов. Мышелов обнаружил нечто, о чем подозревал уже давно, но все же
надеялся, что это не так: только Хлоя оставалась невосприимчивой к заразе,
которую несли его поцелуи.
Нет нужды говорить, что это обстоятельство порадовало Хлою до
чрезвычайности. Словно два блистающих меча, ее косые глаза разили всех
вокруг высокомерным самодовольством, и свои мысленно израненные ноги она
теперь стала умащивать лишь дорогими благовонными притираниями, причем
отнюдь не умозрительными, поскольку, воспользовавшись своим положением,
