Он казался не человеком, а наглядным пособием по анатомии. Его кожа
была неестественно белой и настолько тонкой, что все кровеносные сосуды
просвечивали сквозь нее: словно карта на ватмане, исчерченная голубыми и
красными дорогами. Его адамово яблоко, мускулатура вокруг рта, кости и
связки выступали буграми настолько, что каждая деталь воспринималась в
отдельности, будто специально подготовленный муляж для изучения строения
человеческого тела. Волосы у него были буро-рыжими, цвета запекшейся
крови, а брови и ресницы можно было разглядеть только при самом ярком
освещении. Он не был настоящим альбиносом, и поэтому его глубоко запав-
шие глаза не были красными, но ни серыми, ни голубыми назвать их тоже
было нельзя. Они вообще не имели цвета - их взгляд был прозрачен и чист,
словно ледяная вода в проруби. Да и все лицо было лишено какого бы то ни
было выражения - как анатомический рисунок или лик манекена.
- Согласен, - фальцетом заявил он. - Любой возврат к аутизму был бы
для меня приемлемее, нежели постоянная пытка задыхаться в вони ваших де-
шевых и вторичных чувствишек. Почему от тебя так несет ненавистью, а,
Порлок? Что, не можешь выносить самого моего вида? Так поди займись она-
низмом, как прошлой ночью, - это хоть как-то улучшит исходящие от тебя
вибрации? Кто, черт побери, переложил мои записи? Не смейте трогать моих
вещей! Никто из вас! Я этого не потерплю!
- Осден, - спокойно прогудел своим густым низким басом Аснанифоил, -
ну почему ты такая сволочь?
Андер Эсквана в ужасе закрыл лицо руками, словно заслоняясь от этой
кошмарной сцены. Оллероо, напротив, уставилась на Осдена равнодушным
взглядом - мол, она здесь так, сторонний наблюдатель.
- Что вам не по вкусу? - проговорил Осден. Он даже не смотрел в сто-
рону Аснанифоила и вообще старался, насколько ему это позволяло тесное
помещение, держаться на максимальном расстоянии от остальных. - На себя
посмотрите: с чего мне вдруг ради вас менять свой характер?
Харфекс, человек сдержанный и осторожный, ответил:
- Не вдруг. Нам предстоит несколько лет провести в обществе только
друг друга. У нас было бы намного меньше проблем, если бы?
- До вас что, до сих пор не дошло, что вы мне все до лампочки? - бро-
сил Осден, сгреб свои пленки с записями и вышел.
Эсквана вдруг резко обмяк в кресле и мгновенно заснул. Аснанифоил на-
чал чертить в воздухе волнистые линии, беззвучно бормоча "ритуальную
арифметику".
- Его присутствие на борту нельзя объяснить иначе как диверсией наше-
го большого начальства. Теперь я в этом убедился окончательно, - горячо
зашептал на ухо координатору Харфекс, беспокойно оглядывая через ее пле-
чо остальных. - Они заранее запланировали провал нашей миссии.
Порлок уставился мокрыми от слез глазами на пуговицу от ширинки, ко-
торую он бессмысленно вертел в руках.
- Я же говорила вам, что все они тронутые, а вы посчитали это преуве-
личением.
Но в то же самое время их никак нельзя было назвать полностью сумас-
шедшими и невменяемыми. "Запредельный Поиск" старался все-таки подбирать
в свои команды людей достаточно образованных, культурных и умеющих вести
себя в обществе. Им ведь все же предстояло провести очень много времени
в тесноте корабля, и потому требовались люди, способные терпимо, с пони-
манием, отнестись к депрессиям, маниям, фобиям и капризам других, чтобы
в коллективе поддерживались близкие к нормальным отношения. По меньшей
мере, большую часть пути. Осдена, однако, трудно было назвать интелли-
гентным человеком, он не имел специального образования - так, нахватался
без всякой системы знаний в различных областях наук, - а уживаться с
другими не только не умел, но, похоже, и не желал учиться. Он попал в
экспедицию только потому, что обладал уникальным даром - способностью к
сверхэмпатии, или, говоря проще, он был природным биоэмпатическим реци-
пиентом широкого профиля. Его талант не был избирательным: Осден воспри-
нимал волны эмоциональных вибраций от всего, что вообще способно
чувствовать. Он мог разделить и вожделение белой крысы, и боль раздавли-
ваемого таракана, и фототропию мотылька. Вот большое начальство и реши-
ло, что в чуждых мирах будет очень удобно иметь под рукой человека, спо-
собного воспринять, кто и что здесь чувствует вообще и по отношению к
экспедиции в частности. Осдена даже удостоили особого звания - сенсор.
- Что такое эмоция, Осден? - как-то спросила его Томико Хайто, все
еще пытаясь завязать с ним дружеские отношения. - Ну, что ты там можешь
воспринять своей сверхэмпатией?
- Омерзение, - ответил он в своей обычной раздражающей манере слишком
тонким для нормального мужчины голосом. - Психические испражнения предс-
тавителей животного царства. Я уже по уши провалился в ваше дерьмо.
- Я только попыталась, - как можно спокойнее заметила она, - что-то
узнать о тебе. Ну, какие-нибудь факты?
- Какие факты? Ты пыталась залезть в меня. Чуток побаиваясь, чуток
любопытствуя, а в остальном - с преогромным отвращением. Навроде того,
как распотрошить дохлого пса, чтоб понаблюдать, как в нем копошатся
глисты. Так вот, заруби себе на носу, что мне это непотребно. Я желаю
быть один! - Его кожа пошла красно-фиолетовыми пятнами, а голос взлетел
до визга. - Катайся в своем дерьме одна, ты, желтая ведьма!
- Да успокойся же, - сказала она, еле сдерживаясь, и почти сбежала в
свою каюту.
Да, он, конечно же, был прав, описав мотивы ее поведения с такой точ-
ностью; да, ее вопросы были только преамбулой к дальнейшему разговору,
слабой попыткой заставить его заинтересоваться. Ну и что в этом плохого?
Разве подобная попытка является актом неуважения к кому бы то ни было?
Правда, в тот момент когда она задавала их, в ней действительно было ма-
ловато искреннего интереса; она скорее жалела его: бедный, озлобленный,
высокомерный ублюдок, мистер Освежеванный, как прозвала его Оллероо? Ин-
тересно, какого же отношения он к себе ждет, продолжая вести себя подоб-
ным образом? Любви, что ли?
- Я думаю, он просто не в состоянии перенести, когда кто-то его жале-
ет, - предположила Оллероо, не отрывая глаз от полировки ногтей.
- Но он же тогда не способен ни с кем установить нормальные челове-
ческие отношения. Все, чего добился доктор Хаммергельд, - так это раз-
вернул его аутизм внутрь его?
- Бедный мудак, - вздохнула Оллероо. - Томико, а ты не будешь против,
если Харфекс забежит сегодня вечером на пару минут?
- А ты что, не можешь пойти к нему в каюту? Мне уже обрыдло торчать в
кают-компании, любуясь этой ошкуренной горькой редькой.
- Вот. Ты же ненавидишь его. То есть я хочу напомнить, что он это
прекрасно чувствует. И еще хочу напомнить, что прошлую ночь я именно
провела в каюте Харфекса. Но если это станет системой, то Аснанифоил, с
которым он живет, тоже разохотится. Так что мне было бы много удобнее
здесь.
- Ну так обслужи обоих, - отрезала Томико с грубостью, присущей
только оскорбленной добродетели. Она происходила из восточноазиатского
региона Земли, где царили строгие пуританские отношения. И до сих пор
еще была девственницей.
- Но мне больше одного за ночь не надо, - с незамутненным спокойстви-
ем объяснила Оллероо. На Белдене, Планете Садов, откуда она была родом,
ни целомудренности, ни колеса так и не изобрели.
- Ну тогда попробуй, каков в постели Осден, - огрызнулась Томико.
Причины ее резких перепадов настроения для нее самой нередко оставались
загадкой, но в данный момент причина была очевидна: взрыв раздражения
был спровоцирован ее комплексом неполноценности и чувством вины.
Маленькая белденианка вскинула на нее распахнутые глаза и застыла с
кисточкой для лака в руке:
- Томико, как ты можешь говорить такие непристойности?
- А что такого?
- Это было бы так гадко! Осден же мне ни капельки не нравится!
- Вот уж не думала, что для тебя это имеет значение, - равнодушно
бросила Томико, забрала свои записи и, выходя из каюты, добавила: - На-
деюсь, вы с Харфексом, или с кем там еще, успеете закончить до последне-
го звонка. Я слишком устала сегодня.
Оллероо забилась в рыданиях, роняя слезы на тщательно вызолоченные
соски. Плакала она по любому поводу. А Томико плакала в последний раз,
когда ей было десять лет от роду.
Маловато радости было на борту этого корабля, однако, когда Аснанифо-
ил с помощью компьютеров вышел к Миру-4470, ее немножко прибавилось.
Планета лежала прямо по курсу, сверкая, словно темно-зеленый драгоценный
камень на дне гравитационного колодца. И по мере того как нефритовый
диск рос на экранах, в команде росли взаимопонимание и терпимость. Даже
эгоизм и грубость Осдена теперь работали на то, чтобы сплотить ос-
тальных.
- А может, он был введен в экипаж в качестве мальчика для битья. Или,
как говорят на Земле, козла отпущения, - высказал предположение Маннон.
- Может, и в самом деле его противостояние нам всем приводит, в общем и
целом, к положительным результатам?
И ни один из них не посмел его перебить - настолько сильным в тот мо-
мент было желание поддерживать добрые отношения.
Корабль вышел на орбиту вокруг планеты. На ее ночной стороне не све-
тилось ни одного огонька, а на дневной не было видно ни одной дороги, ни
единой постройки.
- Людей здесь нет, - прошептал Харфекс.
- Конечно, нет, - пробурчал Осден из-под напяленного на голову плас-
тикового пакета, который, по его словам, предохранял его от вибраций на-
ходившихся рядом с ним остальных членов команды. Для наблюдений ему был
выделен персональный экран. - Мы находимся в двухстах световых годах от
границ Хайнской экспансии, и снаружи вы не найдете ни одного человека.
Причем нигде. Неужели вы считаете природу такой дурой, чтобы она дважды
повторяла свои ошибки?
Никто даже не обернулся в его сторону; все взгляды были прикованы к
экранам, на которых плыл нефритовый диск. Там была жизнь. Но там не было
человека. А все они среди людей всегда чувствовали себя белыми воронами,
и потому эта картина не рождала в их сердцах чувства одиночества и заб-
рошенности, а наоборот - вселяла покой. Даже Осден лишился своей обычной
непроницаемой маски: он слегка нахмурился.
Приводнение на океанскую гладь, взятие проб воздуха, высадка. Корабль
со всех сторон окружали травянистые растения: сочные зеленые стебли ки-
вали на ветру пышными метелками макушек и, слегка задевая экраны наце-
ленных на них видеокамер, запудривали линзы обильной пыльцой.
- Создается впечатление, что на планете одна фитосфера, - сказал Хар-
фекс. - Осден, ты нащупал там хоть что-нибудь разумное?
Все головы обернулись к сенсору, но тот молча встал из-за экрана и
налил себе чашку чая. Он не собирался отвечать. Он вообще очень редко
снисходил до ответа на прямо поставленный вопрос.
Туго затянутые ремни военной дисциплины были абсолютно неприменимы к
сумасшедшим ученым - ни у одного из них нет своего капрала в голове,
заставляющего мозг выполнять приказы начальства. Их иерархические отно-
шения строились на чем-то сходном с парламентской процедурой и регулиро-
вались системой мягких полуприказов. Однако (пусть даже по совершенно
непостижимым для нее соображениям) большое начальство назначило доктора
Томико Хайто координатором экспедиции, и она в первый раз за весь полет
решила воспользоваться данной ей властью.
- Мистер сенсор Осден, - выдавила она из себя, - будьте добры отве-
тить мистеру Харфексу.
- Интересно, как это я могу "нащупать" хоть что-то снаружи, если вок-
руг меня постоянно копошатся, как червяки в банке, девять психически не-
уравновешенных гуманоидов? Когда у меня будет что сказать, не бойтесь -
скажу. Я прекрасно знаю свои обязанности сенсора. Но если вы, координа-
тор Хайто, еще хоть раз позволите себе мною командовать, я подумаю о
