Там есть школа. Мне стукнуло полных двадцать два года, когда я начала
свое образование сызнова. Я полностью изменила свое бытие, я училась
быть историком.
- Как это? - спросил Хавжива после продолжительной паузы.
Межа глубоко вздохнула.
- Очень просто. Задавая прямые вопросы, - ответила она. - Как и ты
сейчас. Плюс решительным отказом от всего своего прежнего знания.
- Как это? - повторил Хавжива, не веря своим ушам. - Почему?
- Подумай сам. Кем я была, когда уезжала? Женщиной из рода Потайного
Кабеля. Когда оказалась там, от подобного титула пришлось отказаться.
Там я вовсе не женщина из рода Потайного Кабеля. Я просто женщина. Могу
вступить в связь с кем угодно по собственному усмотрению. Могу избрать
любую профессию. Родовые ограничения имеют значение здесь, но не там.
Там их нет вовсе. Здесь они в чем-то даже полезны, играют весьма важную
роль, но за пределами этого тесного мирка теряют всякий смысл. - Межа
разгорячилась. - Существуют два вида знания - локальное, то есть мест-
ное, и всеобщее, универсальное знание. А также два вида времени - мест-
ное и историческое.
- А может, и боги там совсем иные?
- Нет, - решительно возразила она. - Там нет их вовсе. Все боги
здесь.
Межа заметила, как вытянулось лицо юноши. И после паузы добавила:
- Зато там есть души. Множество человеческих душ, сознании, исполнен-
ных знания и страстей. Души живых и давно усопших. Души людей, обитавших
на этой земле сотни, тысячи, даже сотни тысяч лет тому назад. Сознания и
души людей из иных миров, удаленных от нас на сотни световых лет. И все
с уникальным знанием, со своей собственной историей. Мир священен, Хав-
жива. Космос - это святыня. У меня, собственно, не было знания, от кото-
рого пришлось бы отречься. Все, что я знала, все, чему когда-либо учи-
лась, - все лишь подтверждение этому. В мире не существует ничего, что
не было бы священно. - Она понизила голос и снова заговорила медленно,
как местная уроженка. - Тебе самому предстоит сделать выбор между свя-
тостью здешней и великой единой. В конце концов, они, по существу, одно
и то же. Но только не в жизни конкретного человека. Там знание предос-
тавляет человеку выбор - измениться или остаться таким, каков ты есть,
река или камень. Роды, обитающие на Стсе, - это камень. Историки - река.
Поразмыслив, Хавжива возразил:
- Но ведь русло реки - это тоже камень. Межа рассмеялась, ее взгляд
снова остановился на нем - вдумчивый и приязненный.
- Мне, пожалуй, пора, - сказала она. - Устала немного, пойду прилягу.
- Так ты теперь не? ты больше не женщина своего рода?
- Это там. Здесь я по-прежнему принадлежу роду. Это навсегда.
- Но ты ведь изменила свое бытие. И скоро снова покинешь Стсе.
- Конечно, - без промедления ответила Межа. - Человек может принадле-
жать более чем одному виду бытия разом. И у меня там работа.
Тряхнув головой, Хавжива сказал - медленнее, чем его собеседница, но
столь же непреклонно:
- Что проку в работе, если ты лишаешься своих богов? Мне невдомек
это, о Мать Всех Детей, моим слабым умом того не постичь.
Межа загадочно улыбнулась.
- Полагаю, ты поймешь то, что захочешь понять, о Муж Моего Рода, -
ответила она церемониальным оборотом, позволяющим собеседнику закончить
разговор и откланяться в любой момент, когда только вздумается.
Мгновение помешкав, Хавжива ушел. Направляясь в мастерские, он снова
без остатка погрузился в мир затверженных назубок шаблонных ткацких узо-
ров.
В тот же вечер он приятно удивил Йан-Йан неистовым любовным пылом и
довел ее буквально до изнеможения. В них как будто опять на время все-
лился бог - воспылал и вновь погас.
- Хочу ребенка, - объявил вдруг Хавжива, когда они, не размыкая влаж-
ных объятий, переводили дух в мускусной тьме.
- Он? - поморщилась Йан-Йан не в состоянии ни думать, ни решать, ни
спорить. - Немного позже? Скоро?
- Сейчас, - настаивал он. - Сегодня.
- Нет, - сказала она мягко, но властно. - Помолчи!..
И Хавжива замолчал. А Йан-Йан вскоре уснула.
Больше года спустя, когда им стукнуло девятнадцать, Йан-Йан сказала
как-то, прежде чем погасить свет на ночь:
- Хочу ребеночка.
- Еще не время.
- Почему? Ведь моему брату уже скоро тридцать. И жена его ничуть не
возражает - ей даже хочется, чтобы рядом вертелся эдакий пухленький жив-
чик. А когда выкормлю ребенка, перейдем ночевать в дом твоих родителей.
Ты ведь всегда желал этого.
- Еще не время, - повторил Хавжива. - Я еще не хочу.
Повернувшись к нему лицом, Йан-Йан обиженно поинтересовалась:
- А чего же ты хочешь тогда?
- Пока не знаю.
- Ты собрался уйти. Ты намереваешься покинуть род. Ты хочешь податься
в безумцы. А все эта женщина, эта проклятущая ведьма!
- Никаких ведьм не существует, - холодно ответил Хавжива. - Глупые
бабушкины сказки. Детские суеверия.
Они уставились друг на друга - лучшие в мире друзья, пылкие любовни-
ки.
- Тогда что же не так, Хавжива? Если хочешь перебраться в роди-
тельский дом, так и скажи. Если приглянулась другая, ступай к ней. Но
сперва дай мне ребенка! Прошу тебя. Неужели ты уже совсем утратил своего
араху?
Ее глаза наполнились слезами.
Хавжива спрятал лицо в ладони.
- Все не так, - пробормотал он. - Все неправильно. Все вроде бы делаю
как принято, но меня не оставляет чувство - ты назовешь это безумием, -
что можно и по-другому. Что есть другие способы?
- Есть только один способ жить правильно, - прервала Йан-Йан. - Тот,
что я знаю. И там, где я живу. Есть только один способ делать детей. Ес-
ли тебе известен другой, пойди и попробуй с кем-нибудь еще! - Она сорва-
лась на крик, напряжение последних месяцев разом выплеснулось в истери-
ке, и Хавживе оказалось непросто успокоить ее, баюкая в нежных объятиях.
Когда Йан-Йан снова оказалась в состоянии говорить, она отвернулась к
стене и глухо, хрипловатым голосом спросила:
- Ты дашь знать, когда соберешься уходить, Хавжива?
Прослезившись от стыда и жалости, он шепнул ей:
- Да, любимая.
В эту ночь они уснули, точно малые дети, пытаясь утешиться друг у
друга в объятиях.
- Я опозорен, опозорен навеки! - простонал Гранит.
- Разве ты так уж виноват в том, что это случилось? - сухо спросила
сестра.
- А я знаю? Может, и виноват. Сперва Межа, а теперь вот еще и мой
сын. Может, я был слишком суров с ним?
- Думаю, нет.
- Тогда слишком мягок! Видно, плохо учил! Отчего он утратил разум?
- Хавжива вовсе не обезумел, брат мой. Изволь выслушать, как расцени-
ваю случившееся я. Его, точно дитя малое, постоянно мучило, почему так
да почему этак. Я отвечала: "Так уж все заведено, так делается испокон
веку". И он вроде бы все понимал и соглашался. Но в душе его не было по-
коя. Со мной такое тоже случается, если вовремя себя не одернуть. Изучая
премудрости Солнца, он постоянно спрашивал меня, почему, мол, именно
так, а не как-то иначе. Я отвечала: "Во всем, что делается изо дня в
день, и в том, как это делается, мы олицетворяем собой богов". Тогда,
замечал он, боги - лишь то, что мы делаем. В каком-то смысле да, согла-
шалась я, в том, что мы делаем правильно, боги присутствуют, это верно,
в том и заключается истина. Но он все же не был до конца удовлетворен
этим. Хавжива не безумен, брат мой, он просто охромел. Он не может идти.
Он не в силах идти с нами. А как должен поступать мужчина, если он не в
силах идти дальше?
- Присесть и спеть, - медленно сказал Гранит.
- А если он не умеет спокойно сидеть? Но может летать?
- Летать?
- У них там найдутся крылья для него, брат мой.
- Позор, какой позор! - Гранит спрятал пылающее лицо в ладонях.
Посетив храм, Тово отправила сообщение в Катхад для Межи: "Твой уче-
ник изъявил желание составить тебе компанию". В словах депеши читалась
неприкрытая обида. Тово винила историка в том, что сын утратил при-
сутствие духа, был выведен из равновесия и, как выражалась она, душевно
охромел. А также ревновала к женщине, которой в считанные дни удалось
зачеркнуть все, чему сама она посвятила долгие годы. Тово сознавала свою
ревность и даже не пыталась ее унять или скрыть. Какое значение имеют
теперь ее ревность и унижение брата? Им обоим осталось лишь оплакивать
собственное поражение.
Когда судно на Даху легло на курс, Хавжива обернулся, чтобы в послед-
ний раз окинуть взглядом Стсе. При виде одеяла из тысячи лоскутков зеле-
ни разных оттенков - буроватых топей, отливающих золотом колосящихся по-
лей, пастбищ, обведенных ниточками плетней, цветущих садов - защемило
сердце; город своими серыми гранитными и белыми оштукатуренными стенами
карабкался ввысь по крутым склонам холмов, черные черепичные крыши на-
ползали одна на другую. Издали город все больше и больше походил на пти-
чий базар - весь в пятнышках пернатых его обитателей. Над утопающим в
дымке Стсе, упираясь в невысокие кудреватые облака, вздыбились исси-
ня-серые вершины острова, припудренные настоящими птичьими стаями.
В порту Дахи, хотя Хавживе и не доводилось еще забираться так далеко
от родных мест и люди здесь говорили с чудным акцентом, он все же почти
все понимал и с интересом глазел на вывески, которых прежде не видывал.
Хавжива сразу же признал их бесспорную полезность. По ним он легко нашел
дорогу к залу ожидания флайеропорта, откуда предстояло лететь в Катхад.
Народ в зале ожидания, завернувшись в одеяла, дремал на лавочках. Отыс-
кав свободное местечко, Хавжива тоже улегся и накрылся одеялом, которое
несколько лет назад соткал для него Гранит. После необычно краткого сна
появились люди в униформах с фруктами и горячими напитками. Один из них
вручил Хавживе билет. Ни у кого из пассажиров не было знакомых в этом
зале, все здесь были странники, все сидели, потупившись. После объявле-
ния по трансляции все похватали чемоданы и направились к выходу. Вскоре
Хавжива уже сидел внутри флайера.
Когда мир за бортом стал стремительно проваливаться вниз, Хавжива,
шепча тихонько "напев самообладания", заставил себя глядеть в иллюмина-
тор. Путешественник на сиденье напротив тоже зашевелил губами.
Когда мир вдруг вздыбился и стал заваливаться набок, Хавжива невольно
зажмурился и затаил дыхание.
Один за другим они покидали флайер, выходя в дождливую тьму. Повторяя
имя гостя, из темноты вдруг вынырнула Межа.
- Добро пожаловать в Катхад, Хавжива, добро пожаловать, Муж Моего Ро-
да! Рада видеть тебя. Пойдем же, пойдем скорее! В школе уже заждались,
для тебя там приготовили отличное местечко.
КАТХАД И ВЕ
На третьем году пребывания в Катхаде Хавжива уже знал немало такого,
что прежде его рассудок попросту бы отверг. Прежнее знание тоже было
весьма неоднозначным, но не столь ошеломляющим. Построенное на притчах и
сказаниях, оно обращалось скорее к чувствам и всегда вызывало живой отк-
лик. Новое - сплошь факты да резоны - не оставляло места эмоциям.
К примеру, Хавжива узнал, что изучают историки вовсе не историю. Че-
ловеческие разумение и память оказывались почти бессильными перед трех-
миллионолетней историей Хайна. События первых двух миллионов, так назы-
ваемая Эпоха Предтеч, спресованные, точно каменноугольные пласты, нас-
только деформировались под весом бесконечной череды последующих тысяче-
летий, что по уцелевшим крохам удавалось воссоздать лишь самые основные
вехи. Если кому-то и удалось бы вдруг обнаружить чудом уцелевший
письменный памятник, датированный той далекой эпохой, что могло изме-
ниться? Такой-то король правил тогда-то и тогда-то в Азбахане, Империя
некогда обратилась в язычество, на Be однажды рухнул потерявший управле-
ние ракетоплан? Находка попросту затерялась бы в круговерти царей, импе-
рий, нашествий, среди триллионов душ, обитавших в миллионах давно исчез-
