стороне ворот, массивные ржавые болты всех прочих запоров. Движения
старца были так же величавы, как его голос, и снова Хавжива восхитился
чувством собственного достоинства, с которым эти люди сумели пройти
сквозь тяжкие времена и которое умудрились сохранить вопреки всем тяго-
там и унижениям многовекового рабства. Он уже начинал постигать, какое
беспримерное влияние на их ментальность оказали священные тексты "Ар-
камье", передаваемые прежде из поколения в поколение в изустных предани-
ях. "Вот что мы имели прежде, вот что было нашим единственным скарбом",
- как-то сказал ему в городе один старик, ласково поглаживая заскорузлы-
ми пальцами корешок книги, которую в возрасте под семьдесят лишь учился
читать.
Хавжива и сам только приступил к чтению этой книги на языке оригина-
ла. Медленно продираясь сквозь сплошные архаизмы, он пытался постичь,
что же в этих хитросплетениях вековой мудрости с отвагой и бесконечным
самопожертвованием могло обнадеживать и согревать людей в течение трех
тысячелетий позорного рабства. Частенько среди каденций древней истории
он словно бы слышал голоса настоящего.
Сейчас Хавжива уже с месяц гостил в деревеньке племени Хайява, самом
первом из поселений рабов Сельскохозяйственной корпорации Йеове в Йотеб-
бере, основанном добрых три с половиной века тому назад. В этом глухом
уголке южного побережья еще сохранились в нетронутом виде многие черты
былого общественного уклада. Йерон и другие активистки освободительного
движения давно говорили Хавживе, что лучше всего узнать жителей Йеове
можно, познакомившись поближе с племенами, до сих пор обитающими на
плантациях.
Он уже знал, что в течение первого столетия поселения были чисто
мужскими - без женщин и детей. У первых обитателей резервации сложилось
нечто вроде внутреннего правления со строгой иерархией, основанной на
политике кнута и пряника. Самые сильные рабы, проходя через ряд испыта-
ний, захватывали власть и удерживали ее затем интригами да подачками.
Когда туда попали первые женщины, они в этой жесткой системе оказались
на положении рабов у рабов. Мужчины, как прежде боссы, использовали жен-
щин в качестве служанок и покорных сливных отдушин для избыточного семе-
ни. Самостоятельные решения и свободный выбор, как в вопросах секса, так
и всех прочих, оставались чисто мужской привилегией. В течение последую-
щих столетий присутствие в поселении детей несколько изменило племенные
обычаи, обогатив их новыми деталями, но принцип мужского превосходства,
поощряемый также и со стороны рабовладельцев, изменений почти не претер-
пел.
- Мы надеемся, что господин посланник удостоит завтра своим при-
сутствием обряд посвящения, - сказал старейшина своим замогильным голо-
сом, и Хавжива заверил, что ничто не доставит ему большей чести и удо-
вольствия, нежели посещение столь важной церемонии. Невозмутимый до того
старейшина выказал явные признаки удовлетворения. Возрастом далеко за
пятьдесят, он родился во времена боссов, и все пертурбации освободи-
тельных войн пришлись на его зрелые лета. Памятуя слова Йерон о военных
отметинах, Хавжива поискал их взглядом и нашел - дистрофически худой
старик сильно прихрамывал и, открывая рот, демонстрировал сильно щерба-
тую улыбку. Война и недороды не обошли его своими ласками. Кроме того,
по плечу от шеи к локтю своеобразными эполетами обегали четыре глубоких
ритуальных шрама, и посреди лба синей татуировкой светился распахнутый
глаз - знак принадлежности к вождям племени. Вожди рабов, раб на рабе и
рабом погоняет - так было, пока не рухнули стены резервации, так оно во
многом и теперь.
Старейшина двинулся от ворот к "длинному дому" по определенному марш-
руту, и Хавжива, следуя за ним, обратил внимание, что никто больше не
смеет пользоваться этой тропинкой. Все: мужчины, женщины, дети - всегда
шли по параллельным, приводящим к другим входам в барак. Он следом за
старейшиной, очевидно, шел дорогою вождей - весьма узкой, кстати, дорож-
кой.
В тот же вечер, пока дети, которым завтра предстояло посвящение, под
бдительным присмотром постились на женской половине поселения, вожди и
старейшины собрались на пирушку, состоявшую в бесконечной смене блюд -
все с тяжелой и пряной пищей. Основу каждого составляла гора риса, за-
тейливо изукрашенная разноцветными травами, поверх нее - обязательно мя-
со. Молчаливые женщины вносили все ярче и пестрее изукрашенные блюда, и
на каждом все больше и больше мяса - вырезка, господская пища, явный и
непременный атрибут свободы, обретенной рабами.
Хавжива, взращенный в основном на вегетарианской пище, махнув рукой
на предстоящие желудочные колики, отважно прокладывал себе дорогу сквозь
бифштексы и жаркое. Кухня оказалась просто превосходной, покоя не давали
лишь воспоминания о бесчисленных голодающих, часть которых он мог бы
отыскать прямо за стеной.
Наконец, когда огромные корзины фруктов сменили последнее блюдо, жен-
щины скрылись и началась "музыка". Вождь племени кивнул своему леосу
(нечто среднее между фаворитом, названым братом, приемным сыном и согре-
вателем ложа). Тот, смазливый молодой человек весьма женственной наруж-
ности, заулыбавшись, мягко хлопнул в ладоши, затем стал отбивать медлен-
ный ритм. Когда за столом воцарилась полная тишина, он запел, но запел
почти что шепотом.
На большинстве плантаций музыкальные инструменты были запрещены испо-
кон веку - боссы позволяли крепостным исполнение лишь ритуальных песно-
пений в честь Туал в ходе ежегодной десятидневной службы. Во времена
господства корпораций рабу, застигнутому за пением, заливали в глотку
кислоту - мол, пока есть силы работать, нечего шуметь попусту.
В результате на этих плантациях зародилась и получила развитие особая
почти беззвучная музыка, тихое похлопывание ладонями, едва слышные голо-
са, протяжные заунывные мелодии. Слова таких песен, искаженные за многие
поколения бесчисленными поправками, уже почти утратили свой былой смысл.
"Шеш", так называли это хозяева, то есть вздор. И в конце концов рабам
стали дозволять "хлопать в ладошки и петь свой вздор" - при условии, что
за стенами поселения ничего не будет слышно. Привыкнув за триста лет к
такой манере пения, бывшие рабы придерживались ее и по сей день.
Хавживу постоянно нервировало, едва ли не пугало, когда опять шепотом
вступал очередной голос - едва ли не в противофазе с предыдущими, услож-
няя мелодический рисунок и усиливая свистящий звук почти до непереноси-
мого, нанизывая на тягостный ритм слова, в которых отчетливым был лишь
первый слог. Захваченный этим жутковатым хором, едва не теряясь в нем,
он ждал - вот-вот один из них возвысит голос - хотя бы леос, любимчик
вождя, ощутив себя свободным, испустит триумфальный вопль - но нет, та-
кого не случалось еще ни разу. Эта мягкая, давящая, как бы подводная му-
зыка с ее плавно пульсирующим ритмом тянулась и тянулась, бесконечная,
как река. По столу гуляли бутылки с йотским апельсиновым вином. Участни-
ки празднества активно бражничали. В конце концов, пили они как свобод-
ные люди. Напивались вдрызг. Смех и пьяные выкрики начинали заглушать
музыку. Но само пение от этого громче не стало. И никогда не станови-
лось.
Затем, поддерживая друг друга и время от времени задерживаясь за де-
ревьями, чтобы отблеваться, веселая компания брела тропинкою вождей на-
зад в большой барак. Любезный смуглокожий сосед по столу неведомо как
оказался в одной постели с Хавживой.
Еще в самом начале вечеринки он долго объяснял Хавживе, что в течение
всего периода подготовки и проведения ритуалов посвящения контакты с
женщинами запрещены, как нарушающие некие особые энергетические поля.
Мол, тогда вся церемония пойдет насмарку и мальчикам уже никогда не
стать полноценными членами племени. Одни лишь ведьмы, естественно, меч-
тают нарушить табу, а их среди женщин великое множество, и каждая так и
пытается поймать мужчину в свои нечестивые сети. Сбить с пути истинного.
Нормальные же сношения, то есть между мужчинами, наоборот - поддерживают
энергию посвящения и помогают детям пройти сквозь назначенные испытания.
Следовательно, каждый добропорядочный мужчина обязан выбрать себе прия-
теля на эту ночь.
Хавжива был доволен, что достался в партнеры этому говоруну, а не ко-
му-нибудь из старейшин, которые могли потребовать от него по-настоящему
энергетического, то бишь темпераментного представления. Теперь же он
проснулся поутру со смутными воспоминаниями, что оба они оказались слиш-
ком пьяны и, едва добравшись до постели, вырубились напрочь.
Злоупотребление золотистым йотским вином приводит к тяжкому похмелью.
Хавжива знал это и прежде, теперь же, по пробуждении, звон в ушах и тош-
нотворная слабость во всем теле красноречиво подтверждали это.
В полдень новый приятель повлек Хавживу к местам для почетных гостей
на деревенской площади, уже битком набитой зрителями исключительно мужс-
кого пола. Длинные мужские бараки остались у зрителей за спиной, перед
глазами - глубокий ров, отделяющий женскую половину от мужской, или
привратной, как продолжали называть ее до сих пор, хотя стены исчезли и
ворота, одиноко возвышающиеся над крышами хижин и бараков, стали истори-
ческим памятником. Дальше во все стороны простирались бескрайние рисовые
поля, подернутые жарким полуденным маревом.
Шестеро мальчиков скорым шагом направлялись от женских хижин ко рву.
Пожалуй, эта канава широковата для тринадцатилетних ребятишек, подума-
лось Хавживе, но двое из шести все же сумели прыжком с разгона преодо-
леть преграду. Остальные четверо тоже отважно прыгнули, но сорвались и
карабкались теперь по стенке рва. Один из неудачников, первым выбравший-
ся на поверхность, тихонько скулил от боли в поврежденной ноге. Даже оба
более удачливых прыгуна выглядели изможденными и напуганными, и все шес-
теро покачивались, точно былинки на ветру, совершенно синие от долгого
поста и непрерывного бодрствования. Окружившие мальчуганов старейшины
выстроили их, обнаженных и трепещущих, в ряд лицом к зрителям.
Хавжива нигде не находил взглядом ни единой женщины, даже на женской
половине селения.
Начался экзамен. Вожди и старейшины по очереди отрывисто выкрикивали
вопросы, отвечать на которые следовало без малейшей запинки, то кому-ли-
бо одному, то всем вместе - в зависимости от жеста экзаменатора. Религи-
озные обряды, официальный протокол, проблемы этики - вымуштрованные ре-
бятишки петушиными своими фальцетиками отбарабанивали ответы на любые
темы. Неожиданно одного из мальчиков - того самого, что хромал после па-
дения, - вырвало желчью, и, ослабев, он осел наземь. Ничто не перемени-
лось, никто даже не шевельнулся, экзамен продолжался как ни в чем не бы-
вало - лишь после тех вопросов, что адресовались упавшему в обморок, по-
висала короткая болезненная пауза. Спустя минуту-другую мальчик пришел в
себя, сел, затем, преодолев слабость, поднялся и занял свое место в ше-
ренге. Его мертвенно-голубые губы снова шевелились в такт общим выкри-
кам, но теперь, похоже, совсем уж беззвучно.
Хавжива старательно наблюдал за ритуалом, хотя мысли его витали в
иных сферах, в далеком прошлом. "Все, что знаем, мы узнаем в поте лица
своего, - думал он, - но всякое наше знание ограничено, всегда оно лишь
часть недостижимого целого".
После инквизиторского допроса наступило время самой настоящей пытки -
ритуальное клеймо в виде глубоких царапин от шеи по обоим плечам до лок-
тевого сгиба каждого несчастного мальчугана выполнялось при помощи за-
остренного колышка твердого дерева, раздиравшего нежную детскую плоть
чуть ли не до самых костей, чтобы оставить по себе глубокий, хорошо за-
метный шрам, доказывающий мужество испытуемого. Рабам не дозволялось
держать внутри поселения никаких металлических инструментов, сообразил
