варивали. Вечер был жарким, они не стали включать лампу и открыли окна. Бе-
дап, который питался в маленькой столовой, где поварам не было трудно вы-
полнять специальные просьбы, всю декаду копил свою норму напитков и при-
нес ее всю -- литровую бутылку фруктового сока. Он с гордостью выставил ее
на стол: отвальная вечеринка. Они разделили сок и с наслаждением смаковали,
причмокивая языками.
-- Помнишь,-- сказала Таквер,-- сколько было еды на вечеринке перед
твоим отъездом с Северного Склона? Я этих жареных лепешек тогда девять
штук съела.
-- У тебя тогда были короткие волосы,-- сказал Шевек, изумленный
этим воспоминанием, которое он раньше никогда не связывал с Таквер.-- Это
ведь была ты, правда?
-- А ты думал, кто?
-- Черт возьми, каким ты тогда была ребенком!
-- И ты тоже, ведь десять лет прошло. Я постриглась, чтобы выглядеть
интересной, не такой, как все. Но это ничуть не помогло! -- Она рассмеялась
своим громким, жизнерадостным смехом, но быстро подавила его, чтобы не
разбудить малышку, спавшую в кроватке за ширмой. Впрочем, разбудить эту
девочку, когда она уже заснула, не могло ничто.
-- Мне все время хотелось быть не такой, как все. Интересно, почему?
-- Примерно в двадцать лет наступает момент,-- сказал Бедап,-- когда
приходится выбирать, быть ли таким, как все, или всю жизнь ставить свои
странности себе в заслугу.
-- Или, по крайней мере, принимать их со смирением,-- добавил Шевек.
-- У Шева приступ смирения,-- сказала Таквер.-- Это старость подошла.
Ужасно, должно быть, когда тебе тридцать лет.
-- Не беспокойся, ты и в девяносто не смиришься,-- сказал Бедап, похло-
пав ее по спине.-- Ты хоть с именем своего ребенка смирилась или нет?
Пяти и шестибуквенные имена, которые выдавал компьютер централь-
ной регистратуры, не повторялись: имя каждого человека, живущего в данное
время на Анарресе, было уникально. Эти имена заменяли номера, которые в
противном случае компьютеризованное общество должно было бы присваивать
своим членам. Анаррести не нужно было никакое удостоверение личности, кро-
ме его имени. Поэтому имя считалось существенной частью личности, хотя че-
ловек точно также не выбирал его, как свой нос или рот. Таквер не нравилось
имя, которое получила девочка: Садик.
-- Все равно, оно звучит, словно тебе напихали полный рот гравия,--
сказала она. Оно ей не подходит.
-- А мне оно нравится,-- возразил Шевек.-- Оно звучит, как имя высо-
кой, стройной девушки с длинными черными волосами.
-- Но она-то -- маленькая толстенькая девочка с невидимыми волосами,-
- заметил Бедап.
-- Дай ей время подрасти, брат! Слушайте, я хочу сказать речь.
-- Речь! Речь!
-- Шшш...
-- Чего "шшш", этого ребенка и землетрясение не разбудит.
-- Тихо. Я расчувствовался.-- Шевек поднял чашку с фруктовым соком.--
Я хочу сказать... Вот что я хочу сказать. Я рад, что Садик родилась сейчас. В
трудный год, в тяжелое время, когда нам необходимо наше общество. Я рад,
что она родилась сейчас и здесь. Я рад, что она -- одна из нас, одонианка, наша
дочь и наша сестра. Я рад, что она -- сестра Бедапа. Что она -- сестра Сабула,
даже Сабула! Вот за какую надежду я пью: что всю свою жизнь Садик будет
любить своих братьев и сестер так же сильно, так же радостно, как я сейчас, в
этот вечер. И что пойдет дождь...
КПР, которое больше всех пользовалось радио, телефоном и почтой,
координировало работу средств дальней связи, так же, как и движение поездов
и кораблей дальнего следования. Поскольку на Анарресе не было "бизнеса" в
смысле рекламы, капиталовложений, сделок и т. п., почта состояла в основном
из переписки между промышленными и профессиональными синдикатами, их
директив и информационных бюллетеней КПР и небольшого числа личных пи-
сем. Живя в обществе, где каждый может, как только захочет, переехать туда,
куда захочет, анаррести были склонны искать друзей там, где они находились
сейчас, а не там, где они были раньше. Внутри общины телефонами пользова-
лись редко -- не настолько велики были общины. Даже Аббенай в своих "квар-
талах" придерживался строгой региональности: полуавтономных "соседств",
где каждый мог пешком добраться к любому ему человеку или в любое нужное
ему место. Поэтому телефонные разговоры были главным образом междугород-
ными, и ими занималось КПР: личные разговоры надо было заказывать зара-
нее, по почте, или вместо личного разговора просто сообщали в центр КПР,
что нужно передать такому-то. Письма отправляли незапечатанными, разуме-
ется, не по закону, а по традиции. Личное общение на дальнем расстоянии об-
ходилось дорого -- и в смысле материалов, и в смысле труда,-- а так как и част-
ная, и общественная экономика были одинаковы, то к переписке или телефон-
ным разговорам, в которых не было необходимости, относились неодобритель-
но. Это была пошлая привычка, отдававшая эгоизированием. Вероятно, поэто-
му письма и не запечатывали: ты не имел права просить людей передавать
письма, которые они не могут прочесть. Если тебе везло, твое письмо отправля-
лось на одном из почтовых дирижаблей КПР, а если не везло -- на товарном по-
езде. В конце концов оно попадало в почтовое депо того города, куда было ад-
ресовано, и -- поскольку почтальонов не было -- лежало там, пока кто-нибудь
не говорил адресату, что ему письмо, и он не приходил за ним. Однако, что не-
обходимо, а что не нужно, человек решал сам. Шевек и Таквер писали друг дру-
гу регулярно, примерно раз в декаду. Он писал:
Поездка была неплохая, три дня, без пересадки, пассажирским гусенич-
ным автофургоном. Набор наш большой, говорят, три тысячи человек. На эти
края засуха повлияла гораздо сильнее. Но не на нехватку продуктов. Нормы
еды в столовых такие же, как в Аббенае, только здесь каждый день оба раза да-
ют вареную зелень гара, потому что местный избыток. Мы уже тоже начинаем
чувствовать, что она здесь в избытке. Но самое тяжелое здесь -- климат. Здесь --
Пыль. Воздух сухой, и все время дует ветер. Бывают недолгие дожди, но уже че-
рез час после дождя земля подсыхает, и начинает подниматься пыль. В этом се-
зоне здесь выпало меньше половины годовой нормы осадков. У всех, кто при-
ехал по набору, потрескались губы, идет носом кровь, воспалились глаза и на-
чался кашель. Из тех, кто живет в Красных Ключах постоянно, очень многие
болеют пыльным кашлем. Особенно достается маленьким детям, у многих вос-
палены глаза и кожа. Интересно, а полгода назад я бы это заметил? Когда ста-
новишься родителем, наблюдательность обостряется. Работа -- как работа, все
относятся друг к другу по-товарищески, но этот сухой ветер изматывает. Вчера
ночью я вспомнил Нэ-Тэра, и звук ветра в ночи был, как звук той речки. Я не
стану жалеть об этой разлуке. Она позволила мне понять, что я начал отдавать
меньше, как будто я владею тобой, а ты -- мной, и больше делать уже нечего.
Но реальность не имеет ничего общего с владением. Вот что мы делаем: мы ут-
верждаем цельность Времени. Расскажи мне, что делает Садик. В свободные
дни я преподаю группе, состоящей из нескольких человек, которые об этом по-
просили; одна девушка -- прирожденный математик, я буду рекомендовать ее в
Институт.
Твой брат Шевек.
Таквер писала ему:
Меня беспокоит довольно странная вещь. Три дня назад вывесили рас-
писание лекций на третью четверть, и я пошла посмотреть, какое у тебя будет
расписание в Ин-те, но там для тебя не указаны ни группа, ни аудитория. Я по-
думала, что тебя пропустили по ошибке, и пошла в Синд. Преподавателей, и
они сказали, что да, они хотят, чтобы ты вел курс геом. Поэтому я пошла в от-
дел коорд. Ин-та, к этой старухе с носом, а она ничего не знает. "Нет, нет, я ни-
чего не знаю, идите в Центральный Отдел Назначений!" Я сказала: "Какой
вздор",-- и пошла к Сабулу. На каф. физики его не было, и я с ним так и не уви-
делась, хотя ходила еще два раза. С Садик. Она носит изумительную белую ша-
почку, которую ей связала из ровницы Террус; она в ней такая хорошенькая. Я
отказываюсь идти ловить Сабула в комнате, или в помойке, или где он там жи-
вет. Может, он уехал куда-нибудь добровольцем (ха-ха!). Может быть, ты бы
позвонил в Институт и выяснил бы, что это за ошибка такая? Вообще-то я хо-
дила в Центральный Отдел Назначений РРС, но там для тебя никаких новых
назначений нет. Там люди разговаривали нормально, а та старуха с носом --
бестолковая и ничем не хочет помочь, и никому нет дела. Бедап прав, мы не за-
метили, как к нам подкралась бюрократия. Пожалуйста, возвращайся (если на-
до, то и с гениальной математичкой), разлука, конечно, поучительна, но мне не
надо ничего поучительного, а только, чтобы ты был со мной. Я получаю еже-
дневно по пол-литра фруктового сока с кальцием, потому что у меня стало про-
падать молоко, и С. страшно орала. Молодцы доктора!!
Вся, всегда, Т.
Этого письма Шевек не получил. Он уехал с Южного Взгорья раньше,
чем оно попало в почтовое депо Красных Ключей.
От Красных Ключей до Аббеная было около двух тысяч пятисот миль.
Если бы он был один, он добрался бы автостопом, потому что все транспорт-
ные средства могли брать столько пассажиров, сколько в них помещалось, но
поскольку сейчас обратно на Северо-Запад, на постоянные места работы, от-
правляли четыреста пятьдесят человек, для них сформировали поезд. Он состо-
ял из пассажирских вагонов, во всяком случае, из вагонов, которые в данный
момент предназначались для пассажиров. Наименьшим спросом пользовался
открытый вагон, в котором недавно перевозили копченую рыбу.
После года засухи нормальных рейсов транспорта не хватало, несмотря
на отчаянные старания транспортников полностью обеспечить потребность в
перевозках. Транспортники составляли самую большую федерацию в Одониан-
ском Обществе, разделенную, разумеется, на региональные синдикаты, работа
которых координировалась представителями в сотрудничестве с КПР -- локаль-
ными и центральными. Сеть дорог, которую обслуживала транспортная феде-
рация, была вполне достаточной в нормальных условиях и в ограниченных
чрезвычайных ситуациях; она была гибкой, легко применялась к обстоятельст-
вам, и Синдики Транспорта отличались большой гордостью как за свою про-
фессию, так и за свою федерацию. Они давали своим паровозам и дирижаблям
такие названия, как "Неукротимый", "Пожиратель Ветра", "Выносливый"; у них
были девизы: "Мы всегда прибываем на место"; "Нам все по силам!".-- Но те-
перь, когда на планете целым регионам грозил неминуемый голод, если из дру-
гих регионов не будет доставлена пища, и когда нужно было перевозить боль-
шие команды мобилизованных рабочих, требования к транспорту оказались
непосильными. Не хватало не только транспортных средств, но и водителей. В
ход было пущено все, имевшее крылья или колеса, чем располагала федерация;
водить грузовики, поезда, корабли, обслуживать порты и станции помогали
подмастерья, ушедшие на покой старики, добровольцы и мобилизованные.
Поезд, которым ехал Шевек, передвигался короткими рывками с долги-
ми промежутками, потому что все поезда с продовольствием пропускали впе-
ред. Потом он вообще простоял двадцать часов. Переутомившийся или недоу-
чившийся диспетчер ошибся, и впереди произошло крушение.
В городке, где остановился поезд, лишней еды не было ни на складах,
ни в столовых. Это был не сельскохозяйственный, а промышленный городок,
производивший бетон и пенокамень, построенный в месте, где залежи извести
удачно сочетались с судоходной рекой. В городке были огороды, но кормился
он привозными продуктами. Если бы четыреста пятьдесят пассажиров поезда
получили здесь еду, ее не получили бы сто шестьдесят местных жителей. В идеа-
ле они бы все поделились друг с другом, все вместе наполовину наелись бы или
остались бы полуголодными. Если бы на поезде ехали пятьдесят, даже сто чело-
век, община смогла бы дать им хотя бы хлеба. Но четыреста пятьдесят? Если
