- Да.
- Я слышал о тебе. Ты - Инис. За сколько он тебя купил?
Инис вздрогнула.
- Он дал за меня столько, сколько просили, - ответила она.
- Он тебя любит?
- Господин Бемиш очень хорошо ко мне относится, - сказала Инис.
- Почему я не видел тебя на стройке?
Инис виновато улыбнулась.
- Господин Бемиш очень хотел, чтобы я была на стройке, - сказала Инис. -
Он сам учил меня, как работать в бухгалтерских программах и составлять
ведомости. Он сделал меня своим секретарем. А потом началось все это
безобразие... Однажды вечером я сидела в офисе, когда туда постучались трое
рабочих. Они пришли пожаловаться на старшину, но, увидев, что я сижу одна,
набросились на меня и... в общем, я успела позвать на помощь. После этого я
попросила господина Бемиша, чтобы он оставил меня в усадьбе, и он
согласился.
Инис выпрямилась и с гордостью добавила:
- Но я здесь очень много делаю. Я проверяю все сметы, и в прошлом месяце
я сберегла господину Бемишу двести тысяч, когда я заметила, что один местный
чиновник все время проводит через компанию фальшивые счета.
Вздохнула и прибавила:
- Правда, этому чиновнику все равно пришлось дать пятьдесят тысяч
взяткой.
- А какой программой ты пользуешься? - спросил Ашиник.
Он был очень мало знаком с компьютерами и, по правде говоря, боялся этих
страшных подсказчиков, которых земляне вечно носили с собой, как платки, и
при каждом третьем слове вынимали из кармана и разворачивали. При взгляде на
них ему все время вспоминалась одна из самых распространенных легенд секты -
о том, что бесы вынимают свои души и кладут их в эти кремниевоорганические
платки или железные коробочки, и душа бесов тоскует и мигает с дисплеев
цветными огнями.
Инис стала что-то говорить, но Ашиник пропустил ответ мимо ушей. "А бес
не очень-то ревнив, если оставляет свою наложницу наедине с молодым
человеком", - думал он.
***
Ашиник возвратился на стройку через три дня, и Бемиш был очень рад,
потому что без него управляться стало трудно. Бемишу еще несколько раз
случалось посылать Ашиника на виллу за важными бумагами или с инструкциями,
и всякий раз Ашиник ездил с видимым удовольствием.
А вскоре и Инис опять появилась в кабинете Теренса Бемиша в качестве
секретарши, и Ашиник перестал часто ездить на виллу. Ашиник и Инис были куда
младше Теренса Бемиша, - ей семнадцать, ему двадцать, но Бемиш все никак не
замечал, как вспыхивали щеки Инис, когда в кабинет директора компании входил
его молодой заместитель, и как часто Ашиник и Инис обедали вместе в
служебной столовой или каком-либо из произросших, как грибы, портовых
ресторанах.
Хотя Теренс Бемиш и произнес, при своей первой встрече с Инис, какие-то
слова о свободе воли, на самом деле эта свобода воли не пошла дальше того,
чтобы сделать Инис своей секретаршей, - впрочем, Инис была добрая и хорошая
девушка, но звезд с неба не хватала. Бемиш был вполне доволен, что утром она
подает ему чистую рубашку и носки, днем - отличный кофе, а ночь проводит в
его постели, - в тех, разумеется, случаях, если глава Ассалахской компании
не веселился в столичном борделе или на приеме у высокопоставленного
чиновника, который обычно кончался все в том же борделе.
Бемиш относился к ней бережно, как к дорогой домашней мебели, но он знал,
что из Инис ничего лучше секретарши сделать нельзя - милая, хорошая девушка,
с теплым сердцем и не очень-то, признаться, умной головкой. А всякий неумный
человек автоматически зачислялся Теренсом Бемишем куда-то в самый низ
рейтингового листа.
***
На следующей неделе стройку посетил Тревис. Встреча была запланирована
довольно давно и никакого отношения к скандалу с сектантами не имела, но,
видимо, еще в полете Тревис чего-то услышал. Его первый вопрос по прибытии
на стройку был:
- Теренс, что тут у вас происходит? Говорят, вы сделали своим
заместителем какого-то сектанта?
- Знакомьтесь, Ашиник, - сказал Бемиш.
Ашиник поклонился. Тревис разглядывал юношу в упор.
- Так ты, значит, считаешь меня бесом? - справился Тревис.
- Я с вами незнаком, - серьезно ответил Ашиник, - но то, что я слышал о
вас, заставляет меня думать, что многие бы охотно назвали вас бесом, да и вы
бы не обиделись от такого названия.
Тревис расхохотался.
- Ладно, если ты и еретик, то хоть не сумасшедший, - сказал он.
***
Восемнадцатого числа Бемиш разговаривал с государем Варназдом. Это
случилось так.
У Бемиша набралось изрядное количество бумаг, требовавших подписи Шаваша,
и он лично явился в столицу с бумагами и с подарками. Ему сказали, что Шаваш
во дворце и будет там до утра. Бемиш отправился во дворец. Его пустили
беспрепятственно.
Бесчисленные павильоны и внутренние дворики, дышавшие свежестью сады были
так неожиданно красивы, что Бемиш, уставший от лязга бетонных плит и от всей
грязи своей огромной стройки, забывшись, пошел бездумно бродить меж
танцующих богов и важно кудахчущих павлинов. Вдруг кто-то окликнул его из
резной беседки:
- Господин Бемиш!
Бемиш оглянулся и подошел, пытаясь вспомнить, на каком из бесчисленных
приемов видел он этого довольно молодого чиновника, с растерянным и милым
лицом и бровями, загнутыми вверх наподобие ласточкина хвоста.
- Не узнаете? - спросил, улыбаясь, чиновник.
- Помилуйте, государь, - спохватился Бемиш, становясь на одно колено, -
как можно не узнать!
Государь указал Бемишу на плетеное креслице в глубине беседки, Бемиш сел
в креслице и запихал за спину папку с бумагами.
- Я хотел вас спросить, - продолжал государь, - что такое "unfathomable"?
- Что? - изумился Бемиш. Государь подобрал лежавший перед ним томик и
прочел, слегка растягивая гласные:
Unfathomable sea, whose waves are years,
Ocean of time, whose waters of deep woe
Are salted with the salt of human tears...
Бемиш опустил глаза на обложку: это был Перси Биши Шелли.
- А, - сказал Бемиш, - unfathomable - значит бездонный. Это поэтическое
слово. Не думаю, чтоб оно кому-то понадобилось сейчас.
- Да, - кивнул государь, - у вас пропало много поэтических слов. И
появилось множество всяких аббревиатур, да?.
Бемиш кивнул.
- Жалко, - сказал государь, - что ваши старые книги у нас не переводят.
Справочники и пособия переводят, а Шелли - нет.
- Вам нравится Шелли? - с опаской спросил Бемиш, чтобы поддержать
разговор, хотя единственный Шелли, которого он читал, был некто А.Д.Шелли,
один из соавторов книги "Монтаж радиолокационных маяков на геостационарных
орбитах с целью коррекции курса космических лайнеров в околопланетном
пространстве".
- Да, - сказал государь, - когда я его читаю, я понимаю, что земляне
очень похожи на нас. Или были похожи. Знаете, это представление о времени,
которое приносит гибель лучшим и гордым, возвращается вспять...
Государь замолчал.
- Вы кого-то искали? - вдруг сказал он, кивая на папку, кончик которой
виднелся из-за ручки кресла.
- Да, Шаваша. Мне нужна его подпись.
- Может быть, что-то могу подписать я? Я уверен, что у вас тут нет
ничего... предосудительного.
Император Варназд смущенно улыбнулся, произнося эти слова, а Бемиш
испытал неприятное чувство. Ничего предосудительного? Что он имеет в виду?
Что Бемиш не мошенничает? Или что вся грязь проходит мимо документов?
- Так хотите, я что-нибудь подпишу?
Бемиш колебался. С одной стороны, два документа действительно требовали
подписи государя, - жди потом эту подпись три недели. С другой стороны, а
что, если Шаваш будет недоволен? Решит, что Бемиш прокрался в сад, разыскал
за спиной Шаваша государя, наговорил ему бог знает что, лишил Шаваша
полагающихся для такой подписи подарков и вообще вел себя неприлично.
Бемиш поднял глаза. Император вдруг скорбно улыбнулся и промолвил:
- Простите. Я знаю, что моя подпись немного значит, но я все время
забываю, что она может и повредить.
"Господи! - изумился Бемиш, - он все понимает! Но почему же..."
- Я хотел бы сделать вам что-нибудь приятное, - сказал государь.
- Вы... Я видел несколько ваших картин. Можно посмотреть другие?
Государь улыбнулся.
- Пойдемте.
Через пять минут они прошли через государеву спальню в светлую
восьмиугольную комнату. Стражники таращили глаза: если здесь, в огражденных
покоях, и бывали когда-то земляне, - Ванвейлен или Нан, - то, во всяком
случае, это было достаточно давно.
Бемиш не обманулся: рисунки государя Варназда были на диво хороши. Может,
он не был гениальным художником, скорее всего, даже подражал кому-то из
старых мастеров, - все рисунки, до единого, были выполнены в традиционной
манере, легкой, чуть выцветшей от рождения акварелью, и во всех них было
что-то грустное и беззащитное, до удивления гармонировавшее с лицом самого
государя страны Великого Света. "Я бы не взял его на работу даже начальником
отдела", - мелькнуло в голове Бемиша.
Бемиш надолго остановился перед одним из рисунков. Это был вид из окна, -
вероятно, дворцового, судя по завитому уголку рамы, на зимний сад. Огромные
пласты мокрого снега пригибали к земле сухие кисти цветов, посередине
большой черной прогалины четверо садовников-простолюдинов, нахохлившись, как
воробьи, от холода, разжигали костер. Позади костра сиротливо торчало копье.
Было видно, что рисовавшему жалко этих людей, но он считает, что ничего не
может сделать. Зима. Из года в год. Unfathomable sea, whose waves are
years...
- Ну, - сказал государь Варназд, - какой вам больше всего по душе?
Бемиш показал на рисунок с садовниками вокруг костра.
- А еще?
Бемиш выбрал еще.
- У вас отменный вкус, - сказал государь. - Это лучшие.
- Вы давно их написали?
- Да, семь лет назад, я тогда был в плену у Хана-лая. Это мои стражники.
Видите - копье?
Бемиш побледнел. Да, ведь семь лет назад государь Варназд был в плену у
мятежников, и не просто в плену: Ханалай только что не морил его голодом,
вытирал на пирах пальцы о волосы, ждал только полной победы, чтобы казнить
недостойного императора...
- Наверное, - сказал Варназд, - чтобы хорошо рисовать, надо плохо себя
чувствовать. У меня был тогда повод жалеть себя.
- Мне не кажется, - осмелился Бемиш, - что вы тут жалеете себя. Вы
жалеете этих крестьян, которые вас сторожат.
Они вышли из восьмиугольной комнаты на террасу. У балюстрады стояло
легкое кресло с золотой головкой и распростертыми крыльями по краям, -
казалось, что кресло летит, и несколько скамеечек для ног. Государь сел в
кресло и указал Бемишу на скамеечку. Они сели, государь помолчал и спросил:
- В ваших газетах пишут, что я должен созвать парламент и передать право
выборов главы правительства народу: только так-де можно справиться с
произволом и коррупцией. А мои чиновники уверяют, что народ мой беден,
растерян и озлоблен, что в стране множество тайных сект. Если позволить
голосовать только богатым - вспыхнет бунт, если же позволить голосовать
всем, то одна половина парламента будет состоять из сумасшедших сектантов, а
другая - из чиновников, подкупленных бандитами. И еще говорят, что только в
спокойные времена может управлять собрание, в неспокойные же времена должен
править один человек. Ведь в природе собраний думать долго, а в неспокойные
времена надо решать быстро, и любое долгое решение в неспокойные времена -
неправильно. Что полагаете вы?
Бемишу было неудобно сидеть на своей золоченой жердочке, - что он,
попугай? Он встал и сказал:
- Я полагаю, что всегда найдется тысяча доводов, почему демократия -
плохая вещь. И я думаю, что все эти доводы - нечистоплотны. Я не верю, что