птицы начинают вить гнезда, - как его можно с какой-то железякой равнять?
Нельзя его с железякой равнять, вот и злятся люди с неба, хихикают над
жезлом: мол, враки все это, и весна не оттого наступает, что император
жезлом об пол в Зале Ста Полей бьет, а оттого, что планета Вея как-то
по-другому свой бок к солнцу поворачивает. А может, и не брешут люди с неба.
Может, и вправду их экскаватор против императорского жезла посильней
будет...
- Эй, - сказал Киссур, - что тут строят?
- Не могу знать-с, - ответил испуганно охранник. - Говорят: мусорный
завод.
- Кто строит?
Охранник озадаченно молчал.
- Я, господин, знал, только имя такое трудное...
- Земляне?
- Земляне.
Прожектор с вышки бил Киссуру в глаза, бесстыдно затмевая луну. Киссур
покачался на каблуках, кинул сторожу монетку, сел в автомобиль и уехал.
Ему было совершенно все равно, куда ехать, но колеса сами вывезли его к
Яшмовым Холмам, самому дорогому пригороду столицы. За тротуарами,
выложенными синим сукном, потянулись расписные стены, за стенами замелькали
деревья и репчатые башенки флигелей, на перекрестках замигали светофоры,
освещая призрачным светом статуи богов и дорожные знаки.
Киссур проехал по улице с односторонним движением в сторону, обратную
дозволенной, свернул на запретный знак и, не находя нужным снижать скорость,
помчался через ночные перекрестки. Два раза он благополучно проехал на
красный свет, а на третий раз ему не повезло: из-за беленого забора
вывернулся серенький, похожий на землеройку с острой мордочкой
электромобиль. "Дакири", последняя модель, производство республики Гера.
Киссур крутанул руль до отказа, еще раньше, чем тугодумные биоэлектронные
потроха автомобиля учуяли опасность. Тормоза обеих машин нехорошо запели в
ночи. Серенький "дакири" нырнул влево. Все бы обошлось, если б не мокрый
асфальт: серенький завертелся волчком и носом влетел Киссуру в правый бок.
Раздался отчаянный скрежет металла, словно под старым клинком рассыпались
завитки кольчуги.
Потом все стихло.
Владелец "дакири" выскочил из машины, бросился к другому автомобилю,
дернул дверцу и сунул голову внутрь. Вероятно, он ожидал найти в машине труп
или что-то раненное: лицо его изумленно вытянулось, когда он обнаружил, что
виновник аварии сидит и вытаскивает из кармана бумажник. Тут Киссур взглянул
в зеркальце заднего вида, сдвинувшееся от удара, и заметил, что волосы его,
закрученные в пучок, растрепались и гребень выскочил из пучка, как кнопка из
предохранителя. Киссур вынул гребень и стал расчесывать волосы.
Лицо другого водителя исказилось, словно в трансвизоре со сбитой
настройкой: он поволок Киссура наружу и нехорошо зашипел на языке людей со
звезд:
- Ах ты вейская обезьяна! Сначала слезь с дерева, а потом садись за руль!
Улыбка медленно сползла с лица Киссура. Он оставил в покое гребень,
перехватил обеими руками запястья землянина, тянувшего его из машины, вылез
сам и, несильно размахнувшись, поддал землянину коленом в солнечное
сплетение. Тот обмяк и сказал "ой". Громко захрустела красная черепица,
прикрывавшая канавку на обочине, и землянин, задрав ноги, провалился сквозь
черепицу вниз.
Киссур усмехнулся, оправил рубашку и взялся за дверцу машины.
В следующую секунду что-то мелькнуло над его головой и отразилось в
длинном оксидтитановом ребре автомобиля. Киссур мгновенно обернулся: Великий
Вей! Землянин выдрался из черепичной канавки и летел на Киссура, приплясывая
как гусь. Киссур, ошарашенный, успел уклониться от первого удара, но второй
едва не своротил ему челюсть. Киссура шваркнуло в угол между зеркальцем
заднего вида и дверцей. Зеркальце хрустнуло, и Киссур заметил правую ногу
землянина в двух пальцах от своего уха. За эту ногу Киссур уцепился и
повернул: но вместо того, чтобы улететь лицом в асфальт, умелый землянин
молодецки завопил, как-то чудно перекинулся в воздухе и въехал свободной
ногой Киссуру в брюхо. Киссур даже потерял на мгновение сознание: а открыв
глаза, обнаружил, что уже валяется на дороге, как стручок от съеденного
боба, а землянин опять собирается бить его ногой. Киссур перекатился на бок:
землянин промазал, а Киссур, напротив, очень ловко выбросил ногу и попал
землянину прямо в то место, где у землянина рос его кукурузный початок: тот
завопил уже не так весело. Киссур подпрыгнул спиной, вскочил на ноги и
ударил противника по морде, раз и другой: тот обмяк. Киссур пихнул его, для
надежности, пяткой в пах, приподнял и шваркнул о ветровое стекло серенького
"дакири". Слоеное стекло затрещало и пошло ломаться, землянин свесил голову
и потерял сознание.
Киссур стоял, тяжело дыша, моргая полубезумными глазами. Во время драки
Киссур был приучен терять над собой всякий контроль: предки его в такие
минуты превращались в волков и медведей, и, будь у Киссура за спиной меч, он
непременно бы зарубил негодяя. Но меч теперь носить было бы глупо, а этих, -
с нулями, со светом, с газом, - словом, с дыркой посередине, как у бабы,
Киссур не жаловал. И хотя в багажнике машины у Киссура лежал веерный
трехкилограммовый лазер и еще какая-то шибко модная штучка, Киссур и сам не
знал, зачем их возил. Так, все его друзья возили, и он возил.
Киссур стоял, бессмысленно мотая головой и понемногу возвращаясь в мир.
Землянин лежал на капоте собственного автомобиля, как раздавленная лягушка,
белая его рубашка и галстук были безнадежно перепачканы клюквенным соком.
Светофор над перекрестком мигнул и переменил свет: фигурка бога-хранителя
перекрестков засверкала зеленым. Киссур окончательно пришел в себя. Он
пошевелил губами и вытащил из кармана круглый бумажник. Киссур не уважал
чиповых карточек. Он выгреб из бумажника все, что там было, - тысяч
двадцать, а может, пятьдесят, - по его смутным воспоминаниям, - свернул
деньги трубочкой и сунул их землянину в разбитые зубы. Ему не хотелось,
чтобы про него говорили, что он бьет людей даром.
Потом сел в машину - и уехал.
***
Машина медленно катилась вперед. Киссура слегка мутило, из носу капала
кровь. Скверно будет возвращаться домой в таком виде.
Киссур миновал еще несколько особняков и остановился перед красивыми
бронзовыми воротами. На воротах сплетались в танце лошади и павлины, синяя
эмаль на хвостах лошадей искрилась в свете фар. Это были такие красивые
ворота, что казалось, будто они ведут с земли на небо. За воротами, в
темноте, сладко пах ночной сад, и из темной массы деревьев торчали репчатые
башенки флигелей и боги, грустящие на плоских кровлях крытой дороги. Сбоку,
на воротах, блестела табличка слоновой кости: "Шаваш Ахди. Первый
заместитель министра финансов. Вице-префект Небесного Города". Под табличкой
стояла маленькая фигурка бога-покровителя ворот. В руке у бога была корзинка
с рыбой. Под фигуркой бога-покровителя стояла мраморная чашка и в ней,
демонстрируя скромность хозяина и напоминая о тростниковых хижинах древних
чиновниках, горел кусок высушенного коровьего навоза, пропитанного жиром.
Почему-то ворота были закрыты: вице-префект столицы не кормил сегодня ни
чиновников, ни нищих.
Киссур усмехнулся.
Обладатель особняка мог бы написать на табличке множество разных званий:
Хранитель Благочестия, Парча Истины, Цветник Заоблачной Мудрости, Луг
Государственной Добродетели, и прочая, и прочая, - которые он довольно
регулярно получал от императора и которые полагается писать на надвратных
табличках. Но обладатель особняка часто принимал людей со звезд, и, видимо,
понимал, что Парча Истины и Цветник Мудрости - это звания, которые не
очень-то вдохновляют чужеземцев.
Киссур помигал фарами: вдруг ворота, безо всякого окрика, разошлись в
стороны, и Киссур въехал внутрь.
Двор был ярко освещен. В фонтанах, снизу вверх, били струи воды и света,
и было видно, как над струями прыгают разноцветные шарики. Ряды колонн и
розовых кустов вели к открытым парадным покоям. Вершины колонн, из резного
нефрита, отделанного серебром, уходили к луне. Хозяин, сбегая с мраморных
ступеней, уже спешил по . широкой дорожке. Слуга с поклоном отворил дверцу,
и Киссур вылез из машины.
Господин Шаваш замер, будто налетел на веревку, но сразу же оправился,
раскрыл руки и обнял Киссура.
- Здравствуй, - сказал он.
- Вот, - сказал Киссур, - ехал мимо и решил заглянуть. Прости, что не
спросился... Не люблю я этих, - дзинь-дзинь... - Киссур изобразил рукой
тщедушное тельце Т-фона. - Ты не занят?
Господин Шаваш покосился на помятую дверцу, оглядел Киссура с ног до
головы.
- Дай-ка мне твое водительское удостоверение, - сказал замминистра
финансов, он же - вице-префект столицы.
Киссур выгнул брови, вытащил бумажник и протянул удостоверение.
Вице-префект помахал удостоверением, подумал, разорвал его на части и бросил
в подсвеченный фонтан. Любопытные рыбки поспешили к бумажке.
- Кого сбил?
- Никого я не сбил, - ответил Киссур, - о столб ударился.
Это была, конечно, недолгая ложь. Если землянин мертв, Шаваш узнает все
завтра утром, а если землянин жив, то, пожалуй, что и сегодня ночью. Но
Киссур приехал к Шавашу не затем, чтоб замять скандал. Слава богу, еще не
наступили те времена, когда всякий чужеземец при галстуке может безнаказанно
подать жалобу на личного друга государя.
- У столба-то, - заметил Шаваш, - пудовые кулаки.
- Ты кого-нибудь ждешь? - спросил Киссур, - я не вовремя?
Шаваш чуть заметно смутился.
- Ты всегда вовремя.
Шаваш отдал приказание: Киссур прошел в гостевые покои. Слуга, семеня,
поспешил за ним с корзинкой с чистым бельем. Шаваш сказал вдогонку:
- Больше ты не сядешь за руль. А то когда-нибудь убьешься.
- Ничего, - отозвался Киссур, - кого боги любят, тот умирает молодым.
***
Через двадцать минут слуги, кланяясь, провели Киссура по крытой дороге в
павильон Белых Заводей.
В усадьбе господина Шаваша было два павильона для приема лучших гостей:
Павильон Белых Заводей и Красный Павильон. Павильон Белых Заводей был
отделан в старинном духе, ноги утопали в белых коврах, под потолком качались
цветочные шары, золотые курильницы струили благовонный дым, на стенах висели
подбитые мехом шелковые свитки, а углы (скверная вещь угол, от нее идет все
плохое в доме) - были надежно скрыты от глаз поднимающимися до самого
потолка комнатными вьюнами. Красный кабинет проектировал какой-то землянин.
Вейцев Шаваш обычно принимал в Павильоне Белых Заводей, а землян - в
Красном кабинете. Утверждали, что у этих двух мест есть волшебное свойство:
когда господин Шаваш принимал вейцев в Павильоне Белых Заводей, он вел одни
речи, а когда он принимал землян в Красном кабинете, речи его были совсем
другие. Например, если его спрашивали о причинах бедности империи в
Павильоне Белых Заводей, то он жаловался на жадность людей со звезд, которые
только и норовят, что купить побольше Вей за кадушку маринованного лука, а
если его спрашивали о том же самом в Красном Павильоне, то он жаловался на
леность и корыстолюбие вейских чиновников. И так как все эти речи произносил
один и тот же человек, то, согласитесь, без волшебных свойств самих
помещений тут дело не обошлось.
Слуги внесли на подносах жареного гуся и корзины с отборными фруктами,
уставили стол овощными и мясными закусками. Последней принесли дыню,
плававшую в серебряном ушате. Шаваш с почетом усадил Киссура на место гостя
и отбил горлышко глиняному кувшину с вином. Киссур поймал отбитое горлышко и
взглянул на печать.
- Хорошее вино, - сказал Киссур, - если эту печать не подделали.
- В моем доме подделок не бывает, - отозвался Шаваш, - его сделали в
