торопились сказать, что от них представителей должно быть втрое
больше, чем от прочих.
Даттам посматривал на юго-восток, в сторону дамбы, и понимал,
что холодная вода смоет весь их пыл, но, заодно, и доброе имя
Арфарры.
Даттам всю ночь разглядывал мысль Кукушонка, как привык
разглядывать мысль, кипящую в пробирке: выйдет прибыль или не
выйдет? "Я ведь хорошая повивальная бабка", - думал он.
В конце концов Даттам решил, что выборные представители ничуть
не хуже вассальных рыцарей. Стоить Даттаму они будут, конечно,
дороже. Зато преимущество их в том, что свои, то есть
оплаченные, решения, они будут навязывать стране не мечом, а
словом, и что такой механизм контроля над законами если и не
менее разорителен, чем казенная инспекция, то, во всяком случае,
менее разрушителен, чем гражданская война.
Основные сомнения, мучившие Даттама, заключались в том, что
представители местечек будут стоить дешево, а вот представители
городских цехов - очень дорого, много дороже государева
чиновника, ибо чиновник хочет лишь кусок пирога, а представитель
цеха метит на место того, кто печет пирог.
Итак, Даттам приехал в замок, чтоб поговорить с Кукушонком.
Вышел брат Кукушонка, Киссур Ятун, провел к себе и попросил
подождать:
- Марбод спит. Лекари чем-то его напоили, от рук.
Даттам кивнул, спустился в залу и стал ходить меж гостей.
Через полчаса он вновь предстал перед Киссуром Ятуном и сказал,
холодно улыбаясь:
- Есть, однако, обстоятельства, из-за которых я должен
переговорить с вашим братом тотчас же.
- Какие именно?
- Такие, что я не бог, и когда я выбираю, кому выиграть, я не
гадаю на черепахе.
Тогда Киссур Ятун, рассудив, что Марбода уже не догнать,
протянул Даттаму записку.
Даттам прочитал ее, повертел, поднес к носу и долго нюхал. Его
тонкое обоняние, обоняние жителя империи, химика и эстета,
уловило, как ему показалось, характерный запах храмовых
подземелий, - смесь старинных благовоний и химических реактивов.
Даттам вспомнил о подземных ходах в Золотой Горе, усмехнулся и
подумал: "Ну, ладно. Какой строй будет в этой стране, это мы еще
посмотрим, но Арфарру-советника я из нее при всех случаях
выкину."
- Эту записку, - сказал Даттам, - советник Ванвейлен писал с
разрешения советника Арфарры. И уверяю вас, что честь будущего
наместника, или аравана, или еще какого чиновника будущей
провинции Горный Варнарайн, Клайда Ванвейлена, не пострадает от
того, каким способом он расправится с вашим братом.
Не прошло и времени, потребного для того, чтоб сварить горшок
каши, - Даттам, Киссур Ятун, Шодом Опоссум и еще десятеро
вылетели из ворот замка, и кони их перепрыгивали прямо через
столы, расставленные во дворе.
* * *
Когда Марбод и Эльсил пришли в пещерный храм, Эльсил поначалу
испугался. Морок! Высятся стены там, где их нет, цветут и
опадают небесные своды, девушки танцуют с мечами на стенах.
- Клянусь божьим зобом! - сказал Эльсил, показав на золотого
юношу с золотым луком, нарисованного вверху. Это сам Ятун!
- Не сам Ятун, - усмехнулся Марбод, - а его Свойство, или
Атрибут. Сам Ятун, писали, безобразный и бесконечный, тела у
него нет. Стало быть, и рук тоже нет, - злобно добавил Марбод.
Он очень устал.
Отыскали конец подземного хода, договорились, что делать. Эльсил
встал в божьем саду за серебристым лопухом в сорок локтей, упер
в основание лопуха лук, обмотанный лакированным пальмовым
волокном, вынул из колчана две стрелы и наложил их на тетиву.
Стрелы были рогатые, из белого тростника, с лебединым оперением,
и два пера были окрашены в зеленый цвет храма, а остальные были
белые, как и полагалось вассалу экзарха Харсомы.
Потом Эльсил покачал головой, вышел из-за лопуха и промерил
расстояние до входа на пальцах; зеркальный морок сильно мешал.
Слева от входа, на приступке у белого столба, стоял идол. Марбод
пихнул его и встал на его место. Идол свалился вниз, а рук у
него было целых восемь.
Прошло столько времени, сколько нужно, чтобы зажарить среднего
гуся. Послышались шаги. В залу вошел Хаммар Кобчик, а за ним
целых трое стражников вели советника Ванвейлена. Ванвейлен был
несвязанный, однако квелый, как тритон зимой.
Белый Эльсил спустил тетиву. Он метил одной стрелой в Хаммара
Кобчика, а другой - в стражника. В стражника он попал точно, а
Хаммару Кобчику только оцарапал руку, - морок мешал. Тут Марбод
со своего приступка метнул в Хаммара дротик. Это был хороший
бросок для человека, у которого руки были как два шелковых яйца,
но Хаммар уже был настороже и успел повернуться на пятке, и
дротик пролетел мимо.
Тут Марбод прыгнул на Кобчика, потому что в глубине души он был
рад, что Эльсил в него не попал, а Эльсил стал драться с обоими
дружинниками. Те выпустили Ванвейлена, а советник сел на землю и
начал спать.
- Клянусь божьим зобом, - сказал Эльсил. - Вот опять мы деремся
за чужеземца, а он сидит и спит, словно это его не касается.
А Кобчик выхватил меч и ударил Марбода. И это был бы смертельный
удар, если бы Эльсил не вскрикнул:
- Смотри! Сбоку!
Так у них было условлено, и Марбод не повернул головы, а Кобчик
повернул, меч его поскользнулся в бронзовых шишках на щите
Марбода. Марбод дернул щит: Кобчик напоролся на свой собственный
клинок и упал.
Однако он тут же вскочил, перехватил меч покрепче и сказал:
- Как, однако, это мы не подумали, что Марбод Кукушонок знает
здешние горы не хуже рудокопа! И сдается мне, что тебе самое
время найти солнечный меч Ятуна, потому что больше тебе ничто не
поможет!
Тут Хаммар Кобчик размахнулся и ударил. Марбод отскочил, но удар
снес у щита навершие и две шишки светлой бронзы, так что верх
его стал гладким, как девичья щека, а так как щит был, против
обыкновения, привязан к локтю Марбода, тот полетел на пол.
Хаммар Кобчик наступил ему каблуком на забинтованную руку и
сказал:
- Это хорошо, Кукушонок, что мы встретились здесь, а не у
Золотой Горы, потому что лучше, чтоб ты погиб от хорошего меча,
чем от козней Арфарры-советника.
А Марбод закусил губу, потому что руке было очень больно, и
сказал:
- Арфарра, однако, сильно облегчил твой труд.
Тут Хаммар Кобчик осклабился и отвел руку для удара, и вдруг
Марбод увидел, как меч разлетелся в его руках от цветного луча,
а луч пошел дальше, разрезал панцирь, как ниткой режут бобовый
сыр, и лак на пластинах пошел пузырями. Кобчик удивился и упал,
а цветной луч ушел далеко за ним в каменный столб, и со столба
посыпались каменные листья и ягоды.
Марбод вскочил на ноги и увидел, что Эльсил и двое стражников
лежат на камне, а третий стражник собирается бежать. Тут,
однако, Клайд Ванвейлен опять поднял руку: цветной луч рассек
стражника издали и еще сдул каменную чашу, как золу с
обгоревшего пня.
Марбод подошел к Эльсилу и увидел, что он лежит со стражником в
обнимку, и меч стражника - в груди Эльсила, а меч Эльсила - в
груди стражника.
Другой стражник тоже был мертв. Марбод поглядел на рассеченную
каменную чашу и вернулся к Хаммару Кобчику. Тот был еще жив,
однако было ясно, что очень скоро он кончится как человек и
снова начнется как Кобчик. За его спиной луч из рук Ванвейлена
сильно порезал гранитный столб, но не перерубил, завяз в локте
от поверхности.
Марбод побоялся сделать Хаммару Кобчику дурное, добивая его
такими руками, а Ванвейлена ему просить не хотелось: это,
действительно, не поединок, а как курицу резать.
Марбод подошел к Ванвейлену и сел рядом. Зрачки у чужеземца были
страшно сужены, лицо бледное и потное. Марбод потрогал лицо
губами - действительно, не совсем живой.
Марбод похолодел: он понял, что вдвоем им из подземного храма не
выбраться, потому что оружие в руках Ванвейлена все-таки завязло
в каменной стене и гору не разрубит.
Ванвейлен попробовал улыбнуться и сказал:
- Это пройдет. Посидим и пойдем. Как вы, однако, меня нашли?
Тогда Кукушонок стал пересказывать свой разговор с Неревеном.
Ванвейлен слушал, свесив голову и плохо дыша.
- Верно? - спросил, кончив, Марбод.
- В целом - да, - ответил Ванвейлен. - А что вы сделали с
Неревеном?
- А что мы могли с ним сделать? - возмутился Марбод. - Он же как
разбитое яйцо: и дома не оставишь и в дорогу не возьмешь.
- Да, - сказал тихо Ванвейлен, - убить безоружного королевского
советника - это, видите ли, крах политической карьеры, а убить
безоружного мальчишку... Впрочем, ладно.
Марбод снял кое-как с убитого стражника плащ, подоткнул его под
Ванвейлена и помог тому сесть. Советник явно не мог еще идти, и
руки-ноги у него были холодные. Кроме того, Хаммар Кобчик был
еще жив, и Кукушонку хотелось посмотреть, как умрет его кровник.
- Что же, - сказал Кукушонок, сев рядом с Ванвейленом, у
каменного цветка, - можете вы устроить Арфарре потеху, как в
Голубых Горах?
- Прежде всего, - сказал Ванвейлен, - надо окружить и отбить
дамбу. Она вся нашпигована динамитом.
- Чем? - спросил Марбод.
- Такой штукой, от которой взрываются даже скалы, как это было у
Даттама в Голубых Горах. В случае чего, мы еще закидаем этим
динамитом весь храм.
- Не надо закидывать храм, - сказал Кукушонок. - Господин Даттам
и так не знает, с какой стороны лепешка масляней. Он к нам
перебежит быстрей, чем утка переплывает заводь.
- Да. Вы правы, - сказал Ванвейлен. - Это очень важно, даже
важней, чем выборный совет. Будет время - это мы будем ввозить в
империю не меха и не шерсть, а готовую ткань... Еще, - сказал
Ванвейлен, - надо догнать позавчерашний караван и вернуть моих
товарищей. Нечего им ходить одним в империю. Если экзарх Харсома
здесь умел свой дела устроить, он у себя под носом разберется,
что к чему... Впрочем, нам скоро придется нанести ему
вооруженный визит. Есть в империи одна штучка, я очень не хочу
ее оставлять в любопытных лапах экзарха... Если она уже не
пробыла в них слишком долго.
Ванвейлен говорил все тише и тише, наконец, выдохся и замолк.
Ему было холодно, одежда липла к потной коже. "Какой же дрянью
меня опоили, - подумал он. - Видно, это не просто эфир". Вслух
он сказал:
- Да, коготок увяз - всей птичке пропасть. Вы, однако, не можете
дать мне воды?
Кукушонок поднялся, нашел на полу довольно большой черепок,
принюхался к ближней луже: вода была зеленая и старая, но вполне
пригодная для питья. Кое-как окунул черепок в лужу и стал поить
Ванвейлена.
- А мне? - сказал в углу Хаммар Кобчик.
Кукушонок подумал, что тот скоро умрет, и нехорошо отказывать
мертвецу в просьбе. Кукушонок наполнил черепок и отнес его
Кобчику. Тот завозился, приподнимаясь, протянул руку.
- Это, - сказал он слабо, - за ваш успех. Ваш и чужеземца!
Однако не удержал черепок, выронил и разлил. Кукушонок отыскал
другой черепок, но на этот раз встал на колени и нагнулся над
умирающим. Тот напился.
- Жалко, однако, - сказал Кобчик, - что во главе такого дела
будет стоять мой кровник.
Тут он вскинул руку с кинжалом и всадил его Кукушонку точно в
сердце.
Последнее, что заметил Кукушонок, падая, была страшная белая
вспышка, - но тут уже трудно было решить, отчего она.
* * *
Через час Даттам с товарищами вломился в подземный храм.
Посмотрел и сказал:
- Все - померли.
Померли, однако, не все. Советник Ванвейлен был только без
сознания и даже не оцарапан, а на кинжале в его руках не было ни
капли крови. В остальном крови было много, рубка была большая,
мечи напились вдоволь. Всего, однако, труднее было понять, кто и
как убил Хаммара Кобчика, потому что его сначала смертельно
ранили, а потом развалили страшным ударом от головы до бедра,
меж тем как у Кукушонка меча не было, а Эльсил лежал далеко и
умер раньше. Многие говорили, что, поскольку дело было в родовом
храме Кречетов, Марбод взмолился перед смертью, бог исцелил ему
руки и вложил в них пропавший Ятунов меч, который покойник
столько искал.
Даттам только кривился и считал, что Кобчика убил Эльсил. В
чудеса он не верил, цветного луча в храме Виноградного Лу своими
