- Побежал за покровом.
- Зачем? - изумился Хаммар Кобчик.
- Затем, что он его не дарил, - сказал советник.
Помолчал и добавил:
- Мой послушник - шпион экзарха Харсомы. Это, впрочем, было ясно
с самого начала.
Хаммар Кобчик изумился:
- И вы все равно преданы экзарху?
Арфарра поднял голову и сказал ровным голосом:
- Истинный государь действует, внимая мнению народа и зная все
обстоятельства дела... Как же знать мнение народа без шпионов и
жалобщиков?
Арфарра помолчал и добавил:
- Я, однако, лично хочу передать эту вышивку экзарху, чтобы не
создавать недоверия между нами.
Хаммар подумал и все понял:
- Даже если вы прочтете в этой вышивке вещи неблагоприятные?
Арфарра усмехнулся и сказал:
- Я ничего не смогу прочесть в этой вышивке. И никто не сможет,
кроме секретаря экзарха. И экзарх это знает.
Арфарра подошел к зеркалу, вделанному в стену храмового
подземелья, стал вглядываться. Ничего, однако, кроме
собственного лица, не увидел; опять кровь на лбу, мешки под
глазами, глаза из золотых стали чуть красноватыми.
Арфарра обернулся и сказал:
- Неревена, однако, убьете у Золотой Горы. За этим я его и
посылаю с вами. Идите.
Хаммар Кобчик ушел, Арфарра неслышно повернул зеркало, прошел
темными храмовыми коридорами, раскрыл тяжелую дверь. За дверью,
на золотом алтарном покрове, разостланном прямо на полу, лежал
Клайд Ванвейлен, дышал редко и тяжело. Советник потрогал его
лоб, холодный, бледный и очень потный.
Советник подумал, что, не считая Даттама в молодости, человека
более близкого у него не было и, вероятно, не будет. Что же до
экзарха Харсомы, то Харсома - не человек. Бог. Бог воскресающий
и умирающий, по имени государство.
* * *
Когда Хаммар Кобчик ушел, из смежной комнаты, другой, чем та, в
которую он вышел поначалу, показался Неревен, лег на пол и
заплакал горько и страшно. Он слышал все. Неревен ждал, пока
Арфарра вернется. Но советник не возвращался, и Неревен не знал,
куда и как он ушел. Неревен заметался, схватил было бумагу и
тушечницу, разбил ее второпях. Это показалось ему плохим
предзнаменованием, он бросил бумагу и побежал вон из храма.
* * *
После того, как король в один день объявил войну стране Великого
Света, а на другой день признал себя ее вассалом, после речей
Марбода Белого Кречета и чудес в лощине у людей, присутствующих
на Весеннем Совете, звенело в ушах и прыгало в глазах, - а это,
надо сказать, состояние опасное.
У Ламасских горожан тоже звенело и прыгало.
Заявив королю, что они не собираются воевать, а собираются лучше
стать на сторону Марбода Белого Кречета, граждане Ламассы
собственно, никак не думали, что король бросит войну, а думали
добиться торговых уступок. И, увидев, что их заявление имело
такой успех, они очень огорчились, с одной стороны, а с другой -
очень обрадовались своей силе.
Надо сказать, что, хотя слухи об экзархе Варнарайна ходили везде
замечательные, о самой империи замечательные слухи разносила
только чернь. А граждане уважаемые на мнение черни не
полагались. И теперь в ратуше, посовещавшись, решили, что
Ламасса - город вольный. И, конечно, король вправе давать
вассальные клятвы кому угодно, а граждане Ламассы и при
короле-вассале вправе требовать выборного совета.
Теперь чернь повсюду разносила пророчество, - откуда оно
взялось, бог весть - что божий суд свершится над городом, если
тот вздумает противиться империи. Граждане Ламассы, были,
однако, люди рассудительные. Божий суд, испытания огнем и водой
и прочие чудеса давно были запрещены в городском суде и
происходили только в судах королевских и поместных. С чего бы
божьему суду свершиться над городом? Граждане Ламассы за
чудесными мечами не гонялись, а ковали и продавали лишь обычные.
Впрочем, люди состоятельные пригласили колдунов, колдуны облили
бычьей кровью каждый уголок в каждом частном доме, и домохозяева
окончательно успокоились.
После этого городская депутация явилась в замок Белых Кречетов,
и застала там множество рыцарей и уважаемых людей из других
городов.
Народу было так много, что сначала сели за столы в серединной
зале, потом вышли на поле, где играют в мяч, а потом стали
ставить столы за стенами.
Горожане и рыцари не очень задирались, потому что сходились в
почитании хозяина, - а хозяином сегодня был, бесспорно, Марбод
Белый Кречет, а не его старший брат.
Кроме того, была еще и хозяйка. На женщине была атласная
юбка-колокольчик, затканная цветами и травами, атласная же кофта
с распашными рукавами, отороченными куньим мехом, и накидка с
перьями кречета.
Горожане шептались, что, хотя горожанку взяли в дом второй
женой, она принимает гостей, как - первая. А рыцари видели, как
она и Марбод Белый Кречет смотрят друг на друга, и говорили, что
тем, кто так смотрит друг на друга, все позволено.
Солнце уже перевалило за полдень, и было много съедено и сказано
много дельных слов, когда монашек-ятун принес Марбоду записку и
нефритовое кольцо. Кольцо было то самое, что Марбод дал на
прощание Клайду Ванвейлену. Женщина взяла записку, спрятала в
рукав и дала монашку серебряную монетку, но тот отказался, -
подставил котелок, получил половник каши и ушел.
Через некоторое время ушел от гостей и Марбод Белый Кречет: все
вздохнули, вспомнив его руки. Позвали гадателей, и вышло
следующее: что в роду такой случай уже был. Ранут Белый Кречет
был отличным воином, а лишившись руки и глаза, стал
прорицателем. Так что теперь Марбоду боги послали знамение, что
не руками ему надлежит драться.
В горнице, меж тем, Марбод Кукушонок читал письмо Ванвейлена.
Советник писал, что понял: позавчерашний разговор не окончен. Он
хотел бы его продолжить сегодня, в час второго прилива, у речной
часовни, у Золотой Горы. В конце была приписка: как вам это ни
тяжело, прошу вас быть одному. Зная, что вы безоружны, я тоже
буду без меча.
Письмо пошло по кругу.
Большинство товарищей Марбода считало, что ехать можно.
Шодом Опоссум, человек рассудительный, сказал:
- Не такой человек Клайд Ванвейлен, чтобы убить безоружного и
потерять лицо.
А Белый Эльсил, сидя у ног Кукушонка, возразил:
- Золотая Гора стала скверным местом. Помните, король ходил в
гости к Золотому Государю? Туда скакали, а обратных следов не
было: вернулись во дворец через зеркало.
Марбод сидел, положив перед собой забинтованные руки, глядел на
кольцо и думал: можно ли так - поменяться с противником
кольцами, а потом сжечь ему руки? А ведь знал, знал - так и ел
руки глазами... Но и не идти невозможно: все может перемениться
от такой встречи.
Марбод сказал:
- Мы поедем вместе с Эльсилом. Что он, что я, - один человек. -
Засмеялся и добавил: - А то я один свалюсь с лошади и не влезу
обратно.
* * *
Золотая Гора была примерно на четверть пути между королевским
замком и храмом Золотого Государя, ехать до нее было часа три, и
люди Марбода удивились, что он стал собираться сразу же. Марбод
отвечал, что он хочет быть у горы много раньше.
Марбод и Эльсил оделись неброско, но хорошо, руки Марбод спрятал
под широким жемчужно-зеленым плащом.
Доехали до развилки к королевскому замку - Марбод повернул
серого в яблоках коня. Эльсил удивился про себя. В лощинке, близ
храма Виноградного Лу, спешились. Марбод велел привязать коней.
Марбод понимал, что в замок ему сейчас не пробраться, даже если
б руки были целы, однако Эльсил кое-как его переволок через
разрушенные стены в бывший сад, к озеру, где Марбод последний
раз виделся с Айлиль.
- Тихо! - вдруг сказал Марбод, выглянув из пышных рододендронов.
По берегу озерца прыгала фигурка: Неревен!
Послушник очистил длинный прут, вынул из-за пояса крючок и
волос, приладил их к пруту и стал закидывать. Было ясно, чего он
хотел: зацепившись за лист водяного ореха, на воде покачивался
кусочек шитого покрова. Марбод сначала подумал, что маленький
колдун не умеет плавать, потом решил, что тот боится лезть в
воду Серединного Океана, хотя бы и бывшего. Марбод подивился
силе колдовства: мальчишка ловил свой путы, хотя бы и
разорванные, и не думал, что здесь, у замка, его могли застать
люди короля.
Наконец маленький колдун выловил большую часть клочков, разложил
их на траве, видимо, в правильном порядке, сел рядом и заплакал.
Вышивка была грязна, облеплена тиной, в фигурке мальчишки было
что-то до того жалкое, что Марбод вспомнил, как хорош тот поет.
Неревен собрал клочки и пошел. Когда он проходил мимо кустов,
Марбод кивнул головой: Эльсил прыгнул мальчишке на плечи, зажал
рот, обмотал плащом и поволок.
Марбод и Эльсил принесли послушника в храм Виноградного Лу.
Эльсил обыскал его, вытащил объеденную вышивку, небольшой
кинжал, а из рукава черепаховую трубку. Эльсил глянул в трубку и
дал посмотреть Марбоду. В трубке сидел такой же морок, как в
подземных храмах Ятуна: то, что вдали, казалось тем, что вблизи.
Эльсил снял с послушника пояс и связал ему руки за спиной,
голову положил себе на колени, а под подбородок подставил
обнаженный кинжал. Неревен лежал, не бился и не кричал, только
дышал, как ящерка. "Вот и славный способ спросить, - подумал
Марбод, - с ведома или без ведома Арфарры явится к Золотой Горе
советник Ванвейлен".
Кукушонок подтолкнул носком сапога вышивку, спрятал руки под
плащ и сказал:
- Мой первый вопрос будет самый неважный: "Как расколдовать
Айлиль?"
Неревен молчал.
- Ну? - сказал Кукушонок, пошевелил его носком сапога и
нагнулся. Глаза мальчишки были от ужаса такие большие, что можно
было в них утонуть.
А Неревен поглядел на Марбода и вдруг подумал: "Ты меня бросил,
Парчовый Бужва, в этой стране. И когда мы вернемся в Варнарайн,
может статься, учитель попросит у экзарха мою голову, и тот
скажет: "Бери." И поскольку в тот раз я спасся от Марбода не
тобой, а чужеземцем, то и в этот раз я спасусь не тобой, а
чужеземцем".
Неревен вздохнул, закрыл глаза, открыл опять и сказал:
- Это судьба. Я вам все расскажу, только вы меня не убивайте,
потому что без меня вам не будет удачи.
Эльсил открыл было рот, но Марбод страшно глянул на него и
сказал:
- Клянусь божьим зобом, - не убью, если без тебя нам не будет
удачи.
- Это, - скаал Неревен про вышивку, - не колдовство. Это
донесение для экзарха Варнарайна об учителе. Понимаете, от
Арфарры все равно ничего не спрятать, лучше на виду держать. Это
же не просто вышивка, а запретное письмо.
- Разве, - удивился Марбод, - советник не знает запретного
письма?
- Знает, но оно надлежащим образом перепутано, и, кроме того, у
нас в деревне особый тайный язык. Так что даже если распутать
знаки, это будет все равно как прочесть по слогам надпись на
незнакомом языке. А у господина экзарха секретарь из нашей
деревни.
Марбод из всего этого понял главное:
- Стало быть, господин Даттам прав, и Арфарра-советник и экзарх
Варнарайна - враги, какие бы слухи сегодня ни ходили?
- Нет, - ответил Неревен, это экзарх Варнарайна послал сюда
советника.
- А тебе велел шпионить? - спросил изумленно Марбод. - За
другом?
- Да.
- И брат твой всегда говорил, что он шпион, - заметил Белый
Эльсил.
А Марбод прибавил:
- Эти люди империи... А если бы Арфарра узнал, что его друг
приставил к нему шпиона?!
Неревен опустил глаза и нерешительно сказал:
- Почему Арфарра-советник должен обижаться? Что плохого, если
государю известны мысли и настроения народа? Это здесь его
испортили...
И заплакал.
Марбод тихо выругался.
- Так, - сказал он. - Но господин Даттам не знал, что
Арфарра-советник - по-прежнему друг Харсомы?
- Думаю, - сказал Неревен, - что до вчерашнего дня он ничего
такого не думал, и боялся, что Арфарра хочет воевать с империей,
и поэтому выполнял обещание, данное экзарху: набирать ему
вассалов, вот как вас, господин Эльсил. А иначе он бы этого
обещания не выполнял... Но думаю, что вчера он все сразу понял,
