существуют, и мне случалось слышать их голоса.
Кто-то усомнился, что голоса бесов можно услышать.
- Я не знаю, были ли это голоса бесов или богов, - отвечал старик. -
Но вот в чем дело. Я, недостойный, был тогда послушником у отца Лоха,
который продвинулся среди шакуников более других в исследовании
электричества. Где-то за год до кончины храма отец Лох научился
разговаривать на расстоянии. Это было, как всегда, без особого
чародейства, но с большим треском. Разговаривать было, собственно, нельзя,
а пришлось изобрести новый способ записи слов. Это было такое же новое
дело, как изобретение письменности, потому что эфир, новое средство
передачи смысла, отличался от воздуха так же, как бумага.
И вот, представьте себе, я сам слышал несколько раз, - соединишь
медные прутики и слышишь речь, не похожую ни на один из языков ойкумены.
Бьернссон от изумления чуть не упал со стула. "Боже мой! Так вот
почему все мастерские храма взлетели на воздух в один и тот же день! Они
изобрели радио!".
- Вот за преступные знания, - вскричал Сият-Даш, - государыня Касия и
наказала храм!
- Да, - сказал бывший шакуник, - я и сам так полагал все эти годы.
Однако теперь я думаю, что это бесы разгневались на людей за то, что те
стали подслушивать их разговоры. Наверное, даже не в первый раз
разгневались. Умел же, как вы сами заметили, государь Иршахчан летать на
деревянных гусях и ездить на медных конях.
От внезапного порыва вечернего ветра заколебался и закоптил
светильник. Один из собеседников взял щипцы и стал поправлять фитиль. "Это
что же - сообразил Бьернссон, - он считает, что кто-то намеренно две
тысячи лет мешает ученым ойкумены... Да откуда здесь монах-шакуник?"
Волоски на теле Бьернссона стали оттопыриваться от ужаса. За спиной
распахнулась дверь. У яшмового аравана не хватало духа обернуться.
- Привели, - гаркнул стражник.
Бьернссон скосил глаза. Двое стражников волокли в комнату человека в
шапке, похожей на лист подорожника, и в кафтане казенного рассыльного.
Человек молча и сосредоточенно лягался связанными ногами. Бьернссон
помертвел: это был атаман Ниш.
Бьернссон схватился за посох и один из стражников схватился за посох.
Бьернссон потянул посох к себе, выворачивая его вправо, и стражник потянул
посох к себе, выворачивая его вправо. Верхняя секция посоха с легким
щелчком провернулась на оси, Бьернссон отчаянно вскрикнул и выпустил
палку, - тишина.
Стена за раскрытым окном стояла, как прежде, и по широкому навершию,
скучая, расхаживал облитый лунным светом часовой. Яшмовый араван сунул
руку за пазуху: двое человек за спиной вцепились в запястье мертвой
хваткой.
- Что там у вас, святой отец, - раздался насмешливый голос. Из
темноты выступил и встал напротив Бьернссона молодой чиновник с завитыми
каштановыми волосами. Черт побери! Это был маленький Шаваш, секретарь
Стрейтона!
Один из охранников пошарил у Бьернссона за пазухой и, почтительно
склонившись, подал Шавашу самодельный револьвер. В этот миг другой
человек, размахнувшись, ударил атамана Ниша тяжелым мешочком с песком по
голове. Тот повалился наземь, не имея более возможности наблюдать
происходящее; он не видел ни Шаваша, ни револьвера; он видел, несомненно,
только предавшего его проповедника, покойно кушающего чай. Шаваш отбросил
револьвер и взялся за посох. Он схватил его в обе руки и повернул верхнюю
секцию, один раз и другой, а потом стал вертеть быстро-быстро, и ухмылка
его делалась все более жуткой.
- Голоса бесов, a? - пропел чиновник и вдруг, со всей силы, крепко и
страшно ударил проповедника по губам.
Бьернссон даже не попытался уклониться. Немного погодя он вытер
кровь, показавшуюся в уголке рта, и хрипло сказал:
- Наместник Ханалай...
- Наместник Ханалай тут ни при чем, - сощурился Шаваш. С начала и до
конца. Впредь советую вам быть умнее и не очень-то полагаться на удачно
подслушанные разговоры.
8
- Кто вы такой, отец Сетакет? - спросил Шаваш.
Яшмовый араван свесил голову.
- Надеюсь, вы-то в бесов не верите, - спросил он.
- Не верю, ответил Шаваш, - если бы у вас в подручных были бесы, вам
бы не понадобились для взрыва эти... э... конденсаторы и катушки.
Бьернссон был слишком потрясен, чтобы думать по-порядку.
- Не волнуйтесь так, отец Сетакет, - насмешливо сказал Шаваш.
- А я не волнуюсь, - вдруг хрипло засмеялся Бьернссон. - Я давеча
волновался, когда выбирал, кому пропадать. И молился: - Господи, сделай
так, чтобы пропал один я. А, - махнул рукою яшмовый араван, - вам этого не
понять.
- Рад слышать, - отозвался с насмешкой Шаваш, - что боги исполнили
вашу молитву.
Двое охранников в парчовых куртках привели Бьернссона в кабинет
Сият-Даша, страшный кабинет, где в цветных витражах плавились и сверкали
высокие золотые светильники, и усыпанный камнями и оттого равнодушный бог
с рыбьей головой взирал на две выщербинки, оставленные в паркете коленями
неутешных просителей. "Умница Шаваш, - с тоской думал землянин, пока
охранники устраивали его в кресле. - Экспериментатор. Ведь, скажем,
арестуй он меня просто так, - чтобы он мог доказать? Ничего.
Радиовзрывателя я ему, во всяком случае, не собрал бы. А если бы он
каким-то образом заполучил в свои руки современный передатчик, что бы
случилось? Тоже ничего! Он бы ничего не понял. Бусинка - а
разговаривает... Действительно - магия."
Охранники вышли. Монах сел под равнодушным богом, а Шаваш придвинул
свое кресло к Бьернссону и спросил:
- Так кто же вы такие, желтые монахи?
Бьернссон взглянул на него и похолодел. Тот улыбался так же вежливо и
предупредительно, как полтора года назад, в тот день, когда Бьернссон
явился в управу.
- И когда же вы стали меня подозревать, господин Шаваш?
- С тех пор, как вы пришли в мой кабинет в столице.
"Бог ты мой! Я ведь тогда хотел, клянусь, хотел все сказать. А
теперь? А теперь он мне не поверит. Если я скажу ему, что мы здесь не
тысячу лет, а четверть века, что все басни о злых оборотнях - это не про
нас... Господи, он мне никогда не поверит! Он повесит меня вверх ногами и
будет бить до тех пор, пока не до-бьется тех ответов, которые ему
покажутся правильными."
И Бьернссон потерянным голосом сказал:
- Ох, господин Шаваш! Поверьте, я вам все объясню. Честное слово, к
гибели храма мы не имеем никакого отношения...
Старый монах полез из кресла. Кажется, он хотел вцепиться подлому
бесу в горло. Шаваш вдруг мягко, но протестующе вскинул вверх руки.
- Помилуйте, - сказал чиновник, - что за объяснения между уважающими
друг друга людьми. Я прекрасно понимаю, что желтые монахи никогда ни во
что не вмешивались. Я прекрасно понимаю, что даже если вы, кто бы вы ни
были, во что-то вмешивались, то все равно намерены это отрицать. Я также
полагаю, что, каковы бы ни была ваша политика, вы не хотели бы изменять
ее.
Шаваш оглянулся на монаха-шакуника, и тот тяжело сел на место.
"Господи! - понял Бьернссон. - Он не доверяет этому монаху, помимо всего
прочего!"
- Чего ж вы от меня хотите? - тупо спросил Бьернссон.
- Как чего? Чего все хотят - золота! - брякнул Шаваш.
Бьернссон вытаращил глаза.
- Золота, - нагло сказал чиновник. - Уж кто-то, а вы-то философский
камень изготовить можете! Это мне и отец Адуш сказал.
- Поверьте, - поддакнул сбоку отец Адуш, - мы бы никогда не
осмелились так пугать вас, если бы вы сделали Сият-Дашу золото. А вы
взамен затеяли эти фокусы со взрывчаткой!
Глаза Бьернссона стали от удивления как две репы. Ай да чиновник!
Пусть миру будет карачун, а мне - скатерть-самобранка! На физика словно
дерьмом пахнуло.
- Я бы, - сказал он нахально, - на вашем месте просил бы о счастии
для народа.
Шаваш прищурился. Маска старательного чиновника словно слетела с
него.
- Я, - ухмыльнулся Шаваш, - всегда обожал сказки. В сказках часто
рассказывается о том, как крестьянин выпросил у духа неразменный кошелек,
и никогда - о том, как крестьянин выпросил у духа счастья для народа. Это
уже совсем другой жанр. Это уже не сказка, а хроника - восшествие на
престол государя Иршахчана.
Даже Бьернссона покоробило от такого отзыва о государе. В этот миг
запела у двери медная тарелочка. Вошел стражник, зашептал, - посыльный от
аравана Фрасака, с важнейшими вестями. Шаваш подумал, извинился и вышел.
Над усадьбой лежала вышивка созвездий, пахло свежим сеном и струганым
деревом. Шаваш узнал в посыльном самого племянника аравана.
- Араван Фрасак арестовал Арфарру, - сказал посыльный, - что
прикажете делать?
Шаваш молчал мгновение, ошеломленный. "Ах да, - вспомнил он глупейший
приказ аравана, который, невесть откуда прослышав о желании Шаваша, решил
ему угодить. - Мне же еще целый выводок Арфарр навезут".
Шаваш пробежал глазами описание примет.
- Очень благодарен аравану за извещение, - сказал Шаваш торопливо, -
но это не тот Арфарра, который мне нужен. Отшельники вечно пробавляются
этим именем.
Племянник заговорщически растопырил глаза и зашептал:
- Господин инспектор, - это тот Арфарра, настоящий!
И ткнул в руки ошеломленному Шавашу целую укладку с бумагами
отшельника, захваченную в горной избушке.
- Араван Фрасак и думать не мог, - продолжал племянник, - что нам на
долю выпадет такая удача. Понимаете, эти негодяи, госпожа Архиза и Ханда,
так его и прятали. Если бы не господин араван, все бы и осталось под
крышкой... Надо этого человека отправить в столицу, поскольку это все
равно беглый ссыльный, да еще попустительство властей...
Шаваш чуть не выронил ларец.
Великий Вей! Отправить в столицу! Тут же Нан спросит с Шаваша, зачем
это он его именем разыскивает Арфарру!
- Да, - усмехнулся Шаваш. - Беглый ссыльный - стало быть, надо
повесить. Если Нан повесит его, станут говорить, что первый министр
использует свою власть, чтобы свести счеты с забытыми отшельниками из-за
того только, что те держатся противоположных убеждений. Если Нан оставит
его в живых, все противники Нана уцепятся за эту ожившую печать и станут
говорить, что, вот, у первого министра не хватает сил расправиться с
праведным человеком даже тогда, когда он не облечен чином и властью. Вы
действительно оказали большую услугу министру. Министр ее не забудет...
Даже в свете факелов стало видно, как посерело глупое лицо
племянника. Только сейчас он сообразил, что они сделали глупость величиной
с Араханскую гору.
- Так что, - наивно сказал племянник, - сделать так, чтоб он до
столицы не доехал?
"Великий Вей, да в каком садке таких разводят!" - подумал Шаваш.
Посмотрел на племянника и медленно, тихо сказал:
- Я, почтеннейший, вам никогда указаний убить без суда и следствия
человека не давал. Я вообще вас сегодня не видел, и вы вообще здесь не
были. Я просто предупредил вас о том, насколько вам будет благодарен
министр Нан за услугу.
Шаваш укладку незадачливому племяннику. Тот принял ее мертвой рукой.
Шаваш поклонился, повернулся и побежал обратно, к пленнику.
Едва Шаваш вышел, монах подскочил к Бьернссону:
- Не верьте этому чиновнику, - зашептал он. - Вы видите, - он даже
над государем смеется! Кто смеется над государем, - убийца в душе! Он
обманывает и меня, и вас! Он хочет списать на вас все грехи нечестивых
правителей. Он уверяет - это вы, а не Касия - убийцы храма. Я сделал вид,
