помилования, друг мой!
Вечером советник спросил Киссура:
- Значит, ничего в Западной Ламассе не было? Да тот ли остров это
был, и весь ли вы его обшарили?
Киссур отвечал, что и остров тот, и обшарили его как надо, - ни
настоящих людей, ни золота.
Арфарра сходил в соседнюю комнату и вынес укладку. В укладке были
карты и рисунки. Киссур стал смотреть: это, точно, были карты острова и
рисунки старого города. Киссур спохватился:
- Откуда это?
- Видишь ли, мальчик, мне не хотелось бы тебя разочаровывать, на за
месяц до того, как меня арестовали, я тоже послал к этому острову корабль.
Тут Киссур замер, глядя на один из рисунков. Рисунок был нарочито
тщателен, и Киссур почувствовал омерзение. Омерзение было оттого, что
штука, нарисованная среди деревьев, была явно человеческого изготовления:
природа такого не рожала. Однако, будучи делом рук человеческих, она была
не разрисована, стало быть, недоделана. Может быть, оттого и сломалась.
Острый нос расселся пополам, крыло, размахом с пальму, зачерпнуло землю. У
штуки было четыре крыла: два больших посередине и два маленьких у хвоста,
и еще пятое крыло торчало из хвоста вверх. Киссур почуял в этом какую-то
самую гнусную магию.
- Это что такое? - спросил Киссур.
- При тебе, значит, этого уже не было?
Арфарра показал на карте место с гнусной штукой. Киссур вспомнил,
что, точно, там была полянка, на полянке священная хижина. Вполне
приличная хижина: там держали, кажется, мальчиков перед праздником, а
вокруг хижины на палках были черепа зверей и предков.
Арфарре-советнику явно не понравилось, что гнусная штука исчезла. Он
кусал себе губы, и на щеках его выступили два красных пятна. Тут Киссур
отбросил рисунки и спросил:
- Господин Арфарра! Ведь вы живы - почему же вас не слышно? Государь
Варназд ждет докладов об усовершенствовании правления, через три месяца
лучшие умы соберутся в столицу, - неужели вы промолчите?
Арфарра засмеялся:
- Друг мой! В этих состязаниях победитель заранее известен. Господин
Нан допустит до государя лишь тех, чьи доклады ему по душе. Спор, конечно,
будет, и трудно предугадать смысл спора со стороны, но он будет не о
способах управления, а о том, кто какую должность займет, ибо это главное.
- Кто-то, - сказал Киссур, - должен раскрыть государю глаза на то,
что творится в стране.
Арфарра-советник поднялся и недовольно сказал:
- Об этом мы позже поговорим. Спи!
Он уже подошел к двери, а у двери обернулся и сказал:
- И запомни: человек по имени Клайд Ванвейлен не убивал твоего отца.
Твой отец погиб оттого, что хотел спасти человека по имени Клайд
Ванвейлен, которого я приказал убить. И что касается луча, развалившего
Кобчика и половину колонн в подземном храме - этот луч к храмовой магии
никакого отношения не имел.
С этими словами Арфарра-советник вышел из хижины. Он стоял довольно
долго, глядя на вышивку созвездий и на горные сосенки внизу. "Великий Вей!
- думал Арфарра-советник. - У Марбода Кукушонка - и такой сынок! Неужто и
я был на него похож двадцать лет назад?"
Вот уже полтора месяца Свен Бьернссон жил в усадьбе господина
Сият-Даша и варил ему золото.
У господина Сият-Даша было в обычае обижать людей, и люди в деревне
ходили с опущенными головами. И бывало, что чуть человек поднимает голову,
как тут же ее снимают с плеч. Страшные, страшные вещи рассказывали про
Сият-Даша! Все окрестные крестьяне задолжали ему своих детей; вся его
дворня ненавидела друг друга, так как Сият-Даш считал выгодным, чтобы люди
доносили друг на друга перед хозяином; в позапрошлом году чиновник, у
которого Сият-Даш увел жену, повесился на воротах его управы... Но это
что! А когда Сият-Даш сжег, испугавшись инспекции, казенный склад, а за
поджог повесил крестьянина, который прятал от него свою дочку? А каменные
стены вокруг управы, в два человеческих роста высотой, стены, которые
построил народ, чтобы защитить Сият-Даша от гнева народа? А ссуда,
семенная казенная ссуда, введенная в прошлом году Наном для облегчения
крестьян, - Сият-Даш принудил всех, а не только бедных взять эту ссуду, и
дал ее протухшим зерном, а когда осенью настала пора возвращать ссуду,
документы оказались так хитро составлены, что пол-деревни оказалось в
долговых рабах у Сият-Даша. За эту историю, и за многое другое, господин
министр внес Сият-Даша в особый список.
Что еще сказать?
Еще у первого министра была карта империи, на которой белым цветом
были отмечены местности, в которых восстание почти невозможно, желтым
цветом, - местности, в которых восстание вероятно при некоторых
обстоятельствах, и черным цветом, - местности, в которых восстание может
вспыхнуть от того, что чья-то курица не так снесет яйцо. Белоснежный
округ, несмотря на свое хорошенькое название, на этой карте был обозначен
черным цветом.
Ох, нехорошо стало в это время в управе, нехорошо! Грустно было на
душе у Сият-Даша! По ночам во флигель в виде синих сполохов слетались
бесы, безобразничали, выли разными голосами, на казенном дворе видали
оборотней и щекотунчиков с золотыми вилами. Сият-Даш был печален и
беспокоен. Он рвал на себе волосы и говорил:
- Прибери Бужва того, кто вовлек меня в это дело. Потому что если в
доме заводится нечисть, дело не кончится добром.
Впрочем, он аккуратно звал колдуна обедать.
Страшный алхимик забрал на Сият-Дашем изрядную власть: показал ему
беса в пробирке; подослал к нему ночью щекотунчика; и соорудил во флигеле
сверкающий шар, в каковом, по его словам, должен был три месяца зреть
философский камень. Охранники теперь тоже обожали пророка, с тех пор, как
он побил Сият-Даша палкой. Они собирались вокруг него, чтобы слушать его
слова. Пророк молчал, - они собирались кружком, чтобы слушать молчание.
Как-то Сият-Даш обедал с яшмовым араваном и спросил:
- Позвольте полюбопытствовать: сколько употребляете вы в своем деле
бесов, и чем бесы отличаются от добрых духов?
- Бес, - ответил яшмовый араван, - это такой дух, который, когда его
просишь отвести беду, взамен насылает другую, еще худшую.
- И много ли их у вас?
- В сердце человека бесов гораздо больше.
Сият-Даш вздохнул и промолвил:
- Говорят, ваши охранники души в вас не чают.
Яшмовый араван молча ел рис.
- Это я говорю потому, что они совершенно безответственные люди.
Вдруг они предложат вам бежать, а вы согласитесь? А между тем по закону за
бегство преступника карают семью охранника и еще пять семей шестидворки,
причем нигде не найти примечание, что это правило неприменимо, если
преступник сбежал волшебством.
Яшмовый араван только скрипнул зубами.
- Вы не сердитесь? - встревожился Сият-Даш.
- Нет, - ответил яшмовый араван, - мы с вами принадлежим к разному
разряду людей.
- А какие бывают разряды людей?
- На рынке жизни встречаются четыре разряда людей. Это - покупающие,
продающие, случайные созерцатели и воры. Я принадлежу к третьему разряду,
а вы - к четвертому.
Вследствие этого разговора Бьернссон окончательно решил сделать свое
исчезновение не незаметным, а неправдоподобным, и днем для своего бегства
выбрал именины Сият-Даша, на которые в управу должно было съехаться
множество гостей.
Убегая от Сият-Даша при возможно большем числе свидетелей, Бьернссон
рассчитывал на следующее: во-первых, высокопоставленные гости, будучи
замешаны в скандальное чудо, оскорбятся и предпочтут не возбуждать дела
из-за невероятности улик; во-вторых, речь о пособничестве охранников
отпадет сама собой; и, в-третьих, люди наиболее проницательные не найдут
ничего невероятного в том, что колдун подложил под стену взрывчатку и
утек.
И, конечно, Бьернссону очень хотелось, чтобы в народе говорили, будто
колдун утек из усадьбы в серебряной колеснице, запряженной трехглавой
птицей феникс.
За неделю до именин Бьернссон вручил охранникам пять глиняных
кувшинов, и попросил зарыть кувшины у той части стены, что выходила к
лесу. Не особенно искажая факты, он объяснил, что в каждом кувшине сидит
по бесу, который в любой миг по его, колдуна, просьбе, измолотит стену
голубыми цепами. Каждый кувшин имел в себе 350 граммов тротила и
приводился в действие дистанционным радиовзрывателем.
Бьернссон соорудил себе самодельный револьвер с дулом толстым, как
кукурузный початок, и ночью ему часто снилось, как он стреляет из этого
револьвера в Сият-Даша.
Утро сият-дашевых именин началось со скверного предзнаменования, -
солнце при восходе было плоским, как рыба сазан: в округе с недавних пор
участились случаи противоправительственных знамений.
Но вскоре небо разрумянилось, края облаков зазолотились, как корочка
хорошо поджаренного пирога. Сият-Даш суетился, проверяя списки и в
последний раз наставляя, кого из гостей встречать у крыльца, кого во
дворе, а кого у ворот управы.
Бьернссон, заканчивая последние приготовления, стоял у окна флигеля,
колдуя над тонким стеклянным детонатором с гремучей ртутью, - ему вовсе не
хотелось, чтобы после его бегства кто-то интересовался лабораторией.
Гнедая лошадь промчалась мимо его окна, посыльный с ухарским криком
спрыгнул наземь, - Бьернссон поднял глаза и едва не выронил детонатор: за
окном, в кафтане казенного посыльного, стоял разбойник Ниш-Коноплянка.
И мы оставим пока Бьернссона наедине с атаманом, а сами расскажем об
араване Фрасаке.
Араван провинции Харайн, Фрасак, был человек недалекий и мелкий.
Глаза у него были абрикосового цвета, а совесть его каждый день
спотыкалась. Ограбление каравана повергло его в отчаяние. Первыми к месту
грабежа подоспели люди наместника. Зерно, растащенное крестьянами, и
думать нечего было вернуть. Контрабанда золота выплыла наружу, а ведь
золото шло у уплату за должность. Более всего араван теперь боялся, что
разбойников поймают, а те расскажут о травке "волчьей метелке" - Великий
Вей, и что за несчастливая судьба втянула его в такое дело! Араван
заметался, преподнес госпоже Архизе один ларчик, другой, а вручая третью
безделушку, пролепетал:
- Я, право, в отчаянии. Неужто я неугоден первому министру? Вот и его
полномочный инспектор ездит по провинции, а зачем?
Госпожа Архиза хихикнула и сказала, видимо забыв обо всем, кроме
ларчика:
- Инспектор Шаваш? До чего смешно! Он, видите ли, гоняется за этим
оборванцем, яшмовым араваном, а тот куда-то пропал.
Господин араван вернулся в управу как на крыльях. "Экий неуемный
бабий язык" - думал он, - "чиновник бы промолчал". Через час господин
араван написал указ об аресте бродячего проповедника. Он желал угодить
министру, и к тому же, - разве не из-за яшмового аравана пропало зерно?
А еще через три часа племянник господина аравана сидел со стражниками
в харчевне.
- Яшмовый араван? - сказал один из посетителей - Так кому ж
неизвестно, что он живет всего в двух дневных переходах, в избушке на
Кошачьей Горе.
А еще через час госпожа Архиза пришла к своему мужу с копией нового
указа, села ему на колени, стала перебирать волосы и сказала:
- Друг мой! Наконец-то этот глупец араван сам себя погубил.
- Каким образом? - изумился господин Ханда.
- Вот указ об аресте аравана Арфарры: а его племянник уже поскакал за
отшельником Серым Драконом.
Господин Ханда вздрогнул. Серый Дракон был самым неприятным
наследством от предыдущего начальника. Тому в свое время прислали
преступника Арфарру, а вслед за преступником - секретное предписание
