- Только - тс-с!..
Штурмфогель не удержался: наклонился и восторженно поцеловал Ханну.
Она ответила! Коротко, но ёмко. Потом - отстранилась с улыбкой и приложила
палец к губам.
- Я думаю, по такому поводу мы можем себе позволить ужин в хорошем
ресторане, - голос Рекса.
- Ты меня приглашаешь, дорогой?
- Разумеется. Ты знаешь, где находится вот это заведение?
- Разумеется. Но там же:
- Тем интереснее. Или ты никогда не переодевалась мужчиной?
- Я даже становилась мужчиной! Не могу сказать, что мне это понравилось:
Штурмфогель и Ханна переглянулись. Связная Коэна-Рекса была та еще
штучка:
Почти тут же позвонил Антон. По его сведениям, в достижимых окрестностях
было не более десятка шикарных ресторанов для голубых. Если чуть
подсуетиться:
- Не надо, - сказал Штурмфогель. - Никакой слежки. Ему все равно позвонят
именно туда. Нам нужен его голос, а не выражение глаз.
Берлин, 11 февраля 1945. 22 часа
Дора и Фридрих легко подключились к телефонной линии в Лемберге.
Выслушав и записав нужный разговор, они тут же перезвонили Штурмфогелю.
Разговор был такой:
"Алло! Мне нужен господин Зигель. Он ждет моего звонка. - Да-да. Сейчас,
подождите минуту: - Алло! - Господин Зигель? Вас беспокоит Эва
Крушиньска: - Деточка, перестань болтать! Я знаю твой голос уже сто лет. Как
ты? Как мама? - Все нормально. Эти русские такие смешные: Что делает
братец Эйб? - Не знаю. Я не видел его уже две недели. - Думаешь, он мне
обрадуется? - Не сомневаюсь. - Как ты можешь не сомневаться, если он меня
ни разу в жизни не видел? Может, мы не сойдемся характерами? - Тогда мы его
уволим к чертовой матери. Когда ты сможешь отправиться сюда? - А сегодня
какое? Одиннадцатое? Значит: так: шестнадцатого. - Это точно? Я очень
рассчитываю на тебя. - Точно, точно. Не сорвется. Мама крутит с русским
генералом, и он пообещал мне помочь добраться до Варшавы. Он сам туда
едет: - Розочка, будь осторожна! Береги передок! Ты мне здесь нужна
целенькая! Ты это помнишь? - Помню-помню, братик. Я еще много чего
помню: - Хорошо! Я жду четырнадцатого или пятнадцатого вестей из
Варшавы. Ты остановишься где? - В Университете, конечно. В смысле -
наверху. А внизу - еще не знаю. Там, говорят, почти все разбито. Где-нибудь в
пригородах. Скорее всего, у Поганки. - Запиши на всякий случай еще один
телефон, это моя помощница. Вдруг я тебя не найду по старым адресам.
Пишешь? - Диктуй. - (Далее - несообразный набор букв и цифр). - Ага, поняла.
До встречи, косоглазый! Кстати, учти: наверху я платиновая блондинка с вот
таким бюстом. - Учту. Пока, стервоза. Береги себя:"
Минут десять Штурмфогель напряженно размышлял. Потом позвонил Антону.
- Здесь Штурмфогель. Подумай над тем, как нам аккуратно изъять Рекса.
Настолько аккуратно, чтобы эта его сучка-трансформерша ни о чем не
догадалась. Думай до утра.
И - повернулся к Ханне:
- Меня пока нет. Возможно, не будет и ночью. Если что-то срочное, звони вниз.
Но только - если действительно срочное. Сверхсрочное. Машину мне дадут?
- Конечно. По внутреннему телефону - А-08. Это здешняя техническая служба.
Ему тут же предложили на выбор полтора десятка моделей - вплоть до
колесного танка. Штурмфогель выслушал все это и велел подать "Оппель-
кадет" без водителя.
Путь до ворот он проделал как будто во сне. Его пропустили, еще раз
вглядевшись - теперь он запечатлелся в памяти стражей намертво. По верху
стены полз крошечный паровозик с тремя вагонами. Штурмфогель, провожая
его взглядом, вспомнил (в очередной раз), что хотел узнать, откуда и куда он
ходит - и вот опять забыл. Наверное, когда он узнает наконец это, то испытает
разочарование: При выезде с аллейки Штурмфогель повернул не налево, а
направо. Ему надо было как-то стряхнуть напряжение, скопившееся в нем, как
электрический заряд в темной туче.
Через полчаса Берлин как-то незаметно перешел в Прагу. Стали легче и
изящнее дома, ярче одежда на прохожих. Но ехать здесь было сложнее:
брусчатка сменилась булыжной мостовой, машину потряхивало и водило. Он
подъехал к кабачку "Краловна Бьянка", бросил "Оппель" незапертым, сел в
темной глубине зала и, спросив у хорошенькой официанточки две кружки
лучшего домашнего светлого пива и порцию подкопченых шпикачек,
погрузился в созерцание:
Крыса, подумал он лениво-недоуменно, как же так: на фиг тогда нужен этот
контроль лояльности, после которого чувствуешь себя изнасилованным каким-
то особо извращенным способом? Или крыса настолько недавно, что не успел
пройти этот контроль?.. да нет, маловероятно. Или крысы вообще нет, а хитрый
русский запустил эту дезу, чтобы парализовать "Факел" как раз на период
операции? Да, это более вероятно. Или он же проводит примитивную, но вполне
надежную операцию по поиску утечек из своего лагеря? Тогда вскоре следует
ждать конкретизации: кто именно эта крыса. А русский, сидя там на своем
поганом Крите, будет смотреть в бинокль: ага, они замели Штурмфогеля -
значит, Мерри шпион:
А ведь Мерри в большой опасности, подумал Штурмфогель. Если у русского
есть информатор, то он сообщит: в "Факеле" знают о наличии крысы. Узнали
они об этом одиннадцатого. И русский будет полным идиотом, если не
перестреляет на месте тех дурачков из своего ближнего-среднего-дальнего
окружения, которые услышали о крысе за последние несколько дней. Вот и
всё:
Мерри надо выводить из игры, подумал он. Пока не поздно.
Он чуть было не вскочил и не побежал. Куда-то зачем-то. Выводить из игры
Мерри.
Если бы это было так просто:
Русский его не пристрелит, подумал Штурмфогель. Он профессионал, поэтому
попытается сыграть. А я буду знать, что он - играет:
Почему-то вдруг подумалось о Зеботтендофе. Штурмфогель отогнал этот образ,
но он вновь вернулся. Хм: если где-то рядом маячит старина Руди, то чудеса
вполне могут случиться:
Штурмфогель вдруг подумал: а не рвануть ли прямо сейчас к нему: вспомнит
бывшего подчиненного или нет? В этой идее было какое-то теплое
успокаивающее безумие. И не было одного - дальнейшего развития.
Тупик.
Нет, будем продолжать то, что уже начали: а там посмотрим.
Хельга в его воображении - улыбнулась ему.
Потом он еще долго пил пиво и наслаждался вкусными шпикачками,
пахнущими чесноком и дымом, уже ни о чем тяжелом не думая. Потом сел за
руль, завел мотор, развернулся - и поехал обратно.
Да, если бы можно было возвращаться вниз в любом месте: но нет: какой-то
странный закон природы велел соблюдать единство места. Где ты поднялся
наверх, там и спустишься. Будь оно иначе: он попытался представить себе это
самое иначе, но не смог.
Рим, 12 февраля 1945. 4 часа утра
Волков вернулся с рандеву в состоянии тихого бешенства и добился того, чтобы
генерала разбудили. Пока тот продирал глаза и умывался, Волков испепелял
взглядом легкомысленные вражеские японские акварели, украшающие стены
приемной. Он сознательно накручивал себя, чтобы выглядеть естественнее.
- Хотели новостей? - спросил он вместо приветствия. - Так вот: весь "Факел"
стоит на ушах. Они знают о том, что среди них есть мой человек.
- Та-ак: - Донован опустился на стул. - Значит?..
- Значит, кто-то из ваших стучит, - он продемонстрировал работу телеграфного
ключа: та-тата-та.
- Из моих? - генерал никак не мог проснуться. - Почему именно из моих?
- Да потому что никто из моих о существовании того человека не знает. Это вам
зачем-то пришло в голову поделиться радостной вестью с друзьями: Ну да
ладно. Вытащим подлеца и поджарим с луком.
- Я его утоплю. Собственноручно. В нужнике для нижних чинов:
- Э-э! Он мой.
- Что это вы себе позволяете, Дрозд?
- Он мне нужен. Я сам набью из него чучело. Сам, понимаете? И это будет
хорошее полезное чучело. Что ни делается, все к лучшему. Так говорили
римляне?
- Что-то подобное они говорили. И как вы собрались ловить мерзавца?
- Ничего проще, - ухмыльнулся Волков. Вытащил пачку "Голуаз" и потянул со
стола огромную зажигалку в виде конной статуи. Пустил струю дыма. - Они
узнали это девятого февраля. Значит, надо вычислить тех, кто мог узнать о
существовании моего агента: ну, скажем, в первой декаде. И всё. Такая
информация сообщается горячей.
- Понятно: Но ведь это может быть и случайная утечка: кто-то сболтнул
любовнице или приятелю...
- Тогда надо будет расстрелять всех, - сказал Волков. - Включая вас. Нет? Когда
в частях такая дисциплина:
Буквально через сорок минут выяснилось: седьмого февраля на рабочем
совещании по подготовке группы "Ультра" присутствовали трое, до того не
приглашавшихся: инструктор-парашютист, врач-психолог и помощник
коменданта, отвечающий за транспорт и связь.
Врач был пси-латентен, двое других - пси-нулевые.
- С этим проще, - Волков поскреб ногтем по папке с личным делом врача, - а тех
двоих придется допросить с пристрастием: Начнем с того, который проще. И
распорядитесь: через пятнадцать минут я должен быть в воздухе.
Донован посмотрел на часы и потянулся к телефону. Не через пятнадцать, а
через тринадцать минут двухместный "тандерболт", служащий генералу в
качестве скоростного авизо, оторвался от полосы и взял курс на юго-восток.
И уже час спустя несчастный психолог рыдал в своей палатке, понимая, что он
опять ребенок, что видит кошмарный сон - но не понимая совершенно, за какие
тайные грешки этот кошмар снится именно ему, а не проклятой рыжей
прыщавой соседке, специалистке по щипкам с выворотом:
Нарыдавшись, он снова уснул, а потом несколько дней бродил в тоске, вечерами
пил - но постепенно забыл об этом эпизоде, не зная того, что этими
пережитыми заново детскими унижениями оплатил ни много ни мало -
сохранение своей жизни.
Берлин, 12 февраля 1945. 10 часов 30 минут
Полхвоста действительно как-то посвежел за прошедший день и уже не
производил впечатления забитого и заморенного голодом подростка. В глазах
появилась еще робкая наглость, а в голосе - скандальные нотки. Впрочем,
Штурмфогель надеялся, что сутки или двое этот стервец продержится без
срывов.
Сопровождал Полхвоста один из сотрудников Эделя, спец по
средиземноморскому региону, полугрек-полутурок, крупный усатый мужчина с
медленными уверенными движениями. Попав наверх сравнительно недавно,
несколько лет назад, он очень быстро там освоился и знал многие тайные
тропы. К сожалению, как большинство недавно приобщенных, он не мог
полноценно существовать на двух уровнях одновременно, поэтому здесь для
него подготовили койку.
- Салим, - пожимая ему на прощание руку, сказал Штурмфогель, - очень многое
будет зависеть от быстроты. Назад - со страшной скоростью. Если вы вернетесь
вечером, то: проси что хочешь.
- Вечером не обещаю, штурмбаннфюрер, - честно сказал Салим. - Если очень
повезет, то к ночи. А скорее, уже ночью.
- И все-таки - попробуй что-нибудь придумать.
- Что тут придумаешь: Попробую.
- Если вернетесь ночью - тут же ко мне. В любой час. Я распоряжусь, чтобы
пропустили.
Когда разведчики ушли: Салима после короткого судорожного припадка
уложили на кровать, и теперь он как будто спал (глаза метались страшно под
недосомкнутыми веками), а сразу поскучневший Полхвоста был спроважен
Эделем учить уроки, - Штурмфогель подошел к Гуго.
- Ты, наверное, хочешь меня о чем-то спросить?
- Хочу. Какие результаты?
- У нас появилась возможность внедрить в группу Коэна своего человека.
- Что?! И ты так спокойно об этом говоришь?
- Могу сплясать. Или спеть. "Мы шли под грохот канонады!.."
- Тихо-тихо-тихо: не надо. Так. Подробности. Выкладывай.
- Брат Коэна, по прозвищу Рекс, вызвал из Лемберга кузину - видимо, в
качестве личного порученца. Эйб ее ни разу в жизни не видел. Поэтому, если мы
чисто уберем Рекса, то:
- Я понял. Так. Молчи. Так. Это хороший план. Но еще лучше - не убирать, а
захватить и побеседовать:
- Нет, я против. Гораздо больше риска. Малейшее подозрение - и наш человек
гибнет.
- И все же я бы рискнул. Продумай и этот вариант. Вдруг?..
