Андрей Лазарчук
ШТУРМФОГЕЛЬ
Коммандос верхнего мира
Москва, 21 апреля 1941. Около 4 час. утра.
Громко позвонили, а потом стали стучать кулаками: "Откройте! Тут
управдом! От вас течет вниз!"
Жилец лениво заглянул в ванную комнату. Да, вода действительно перелилась
через край ванны и стояла толстым дымящимся подрагивающим слоем на полу.
Два красных колена высовывались из кипятка - да плавала, гоняемая
подводными течениями, полузатопленная бутылка из-под коньяка. Отлично,
подумал жилец. Через десять минут они расхрабрятся и взломают дверь.
Он еще раз прошелся взглядом по квартире. Добросовестный разгром после
оч-чень добросовестной пьянки. Мертво спящий под столом летчик. На
разметанной постели - полуголая толстая девка, то ли чья-то секретарша, то
ли буфетчица. Тоже до полудня не проснется, а когда проснется, не сможет
ничего вспомнить. Анализы кое-что покажут, но:
В случае чего, сделает аборт. Впервой ли?
Как говорится, погуляли. Ночь перед арестом.
Он встал у окна и посмотрел в щель меду занавесками. Под окнами глупо
таращились трое.
Заливает, значит? Соседей снизу? Это которые сверлили дырочки в своем
потолке и просовывали в них трубочки стетоскопов?
Хорошие соседи. Тихие и невредные.
Он отошел от окна, подхватил чемоданчик-балетку и стал ждать. Дверь уже
ломали всерьез.
- Гражданин Волков! Александр Михайлович!
Ворвались сразу трое: два офицера с малиновыми петлицами и околышами - и
штатский, в шляпе и даже в пенсне.
- Волков! Сопротивление бесполезно!
Это он знал и без них. Только дурак сопротивляется подавляющей силе. Умный
- уступает, а когда нападающий проваливается, бьет его в затылок.
И даже не слишком сильно. Зачем? Все равно ведь - насмерть:
- Не трогать здесь ничего!
Разумно. Поскольку главное - в расположении предметов. Что ж, это они еще
кое-как понимают:
Вот побежали в ванную. Ну-ка, ты, в пенсне! Повернись, я хочу видеть твое
изумленное личико. Или разъяренное. Ну-ка:
Отлично. Злость. Чистая неприкрытая злость. Конечно, ты умный, ты кричал:
брать, брать немедля! А твой недотепа-начальник цедил: слежка, контакты,
разработка:
Теперь у тебя на него есть хороший материал.
Можно сказать, что я пристрелил кого-то из вас. Может, тебя, может, его. Вы
мне оба одинаково противны.
Главным образом, своим посконным идиотизмом. Вам не представить себе, что
есть кто-то настолько умнее вас, что вы рядом с ним - не более чем вши. Гниды.
Вы так и не поняли, кто я такой. И не поймете никогда. И - плевать.
Тот, кого знали как Волкова - впрочем, он и был когда-то настоящим Сашей
Волковым (круг замкнулся:) - последние полгода был занят только и
исключительно тем, что готовил свою смерть. Поскольку в государстве
тотального контроля истинно свободным мог быть лишь мертвец. Который
лежит под надписанным камнем и которого не нужно искать.
Обеспечить себе замену в мире живых оказалось не так уж сложно.
Уже полтора месяца в его квартире беспробудно жил командированный из
дальневосточного леспромхоза снабженец Фрязин, пьяница и беспутный тип,
ростом, комплекцией и цветом волос похожий на Волкова. Они познакомились
в пивной на Сивцевом Вражке, почти подружились; Волков, пользуясь своими
знакомствами в верхах, помог Фрязину решить какие-то не совсем решаемые
проблемы. Фрязин закатил для него долгую роскошную пьянку.
Две недели назад Фрязин как бы уехал обратно на свою станцию Ерофей
Павлович: На самом же деле, "вспомнив" что-то по дороге, он вернулся в
Москву и ночью постучал в дверь квартиры Волкова. Глаза его были страшные.
Волков его впустил и больше не выпускал. А буквально на следующий день
Волкова обложили по-настоящему. И он понял, что успел чудом. Впрочем, к
чудесам он привык. На чудесах он и держался все это время - с самого начала
своей безумной службы.
Собрав двадцатого на свой день рождения побольше друзей, приятелей и
случайных собутыльников, он позаботился о женщинах, выпивке, большом
шуме и даже драке, спровоцировав спор о том, пристойно ли коммунисту так
напиваться в Пасху, при этом закусывая водку крутыми яйцами. Он прекрасно
знал, что все его гости пройдут через руки НКВД или НКГБ, и там сделают все,
чтобы получить от них подробные показания. И показания будут
свидетельствовать, что хозяин квартиры остался с женщиной и одним - а
может, двумя; или тремя?.. да нет, одним - упившимся гостем: Хозяин был
хмелен, весел и хлебосолен.
Он действительно был весел и хлебосолен, но хмель не брал его абсолютно.
Проводив гостей, он разжег в титане огонь, для пущего правдоподобия роняя
щепу и чурбачки и просыпая уголь. Потом, поимев пьяную до соплей
буфетчицу, он тычками поднял на ноги Фрязина, раздел его догола, заставил
забраться в ванну, дал в руку бутылку коньяка и пустил теплую воду. Потом -
подержал некоторое время его голову под водой, пока снабженец не перестал
дергаться. И тогда - закрыл холодную воду.
Пламя весело гудело в титане:
Струйка кипятка текла из крана прямо на лицо утопленника. Ванна наполнялась
и наполнялась. Отклеившаяся от бутылки этикетка залепила сливное отверстие,
и вскоре вода полилась через край.
Через полчаса за ним пришли:
Очень отстраненно и незаинтересованно Волков смотрел, как его квартира
наполняется разными людьми, в форме и в штатском, как санитары достают из
кипятка разварившееся тело и укладывают на носилки, как пощечинами и
нашатырем поднимают несчастную буфетчицу (или все же секретаршу?) - и, не
позволяя ей надеть ни трусы, ни юбку, тут же начинают допрашивать, а она не
понимает ничего:
Осторожно, стараясь никого не задеть, он пробрался к выходу, спустился по
лестнице вниз, на парадной пропустил торопящихся навстречу ему двоих -
шпалы властно взмерцнули в петлицах - и вышел на холод и склизь ненадежной
предутренней весны. Четыре машины стояло в ряд у парадной, и еще по одной -
в концах переулка:
Чтут тебя, Волков, подумал он и, подняв воротник, неторопливо пошел в
сторону Пречистенки. Двери у машины были пригласительно открыты, и всего
лишь два опера с наганами охраняли ее. Даже - опер и оперша.
Это была слишком грубая приманка - на дурака или на паникера.
Неторопливо он прошел мимо, ловя запах - будто бы свежелопнувших
березовых почек. Девочка-опер была симпатичная, пусть и жестковатая; в
другое время и в другом месте он бы ее не упустил. Знаешь ли ты, бедняга, как
пахнут настоящие французские духи?..
По Пречистенке он дошел до Зубовского, хотел остановить таксомотор, но
передумал - пошел пешком. Почему-то хотелось пройтись. Он не любил
Москву, больше того, он ее терпеть не мог, но вот - не хотелось расставаться
навсегда:
На вокзале он еще посидел в буфете, жуя пережаренную котлету с горошком и
потягивая средней паршивости пиво. Потом сел в киевский поезд, забрался на
верхнюю полку и спокойно уснул.
Берлин, 9 февраля 1945. 23 часа
Дежурство подходило к концу. Полгода - после того, как английская бомба
разорвалась в подвале старого корпуса - все оставшиеся в живых сотрудники
2WX вынуждены были работать по двенадцать часов без выходных, чтобы хоть
как-то обеспечивать связь; более или менее подготовленное пополнение
ожидалось разве что в марте. Руководство не слишком напрягалось на этом
участке: 2WX считалась едва ли не синекурой. Единственное, что сделали -
усилили паек; теперь все "почтовики" получали шоколад "кола", сливочное
масло, красную рыбу и салями. Кроме того, кофе разрешено было пить без меры
- чем некоторые, в том числе Мартин Клепке по прозвищу Слон (прозванный
так не за размеры, вполне обычные, а за раздумчивость и основательность),
пользовались без зазрения совести. В его графике было получасовое окно, и
поэтому он сидел, вытянув ноги, в низком продавленном кресле, втягивая носом
удивительный запах. Когда кофе варила Гитта, всегда получался прежде всего
запах. А когда варил он сам, запаха почему-то не было. Вкус и крепость, и всё.
Кроме того, от Гитты размягчались мозги. Она не была красивой и даже,
возможно, не была симпатичной. Крепкая квадратная бабенка с чуть
кривенькими - коленями внутрь - ногами. Маленькие глазки и маленькая грудь.
Но эти глазки смотрели так дерзко:
Увы. Она постоянно была занята кем-то другим. Слон, дразнила она его,
глупый Слон, ты так долго раскачиваешь своим хоботом:
Но Слон знал, что рано или поздно это случится. Рано или поздно он - успеет.
В два глотка он допил то, что не успел вынюхать, и откинулся в кресле,
полуприкрыв веки и возведя взор к потолку. Под правой рукой был планшет,
пальцы сжимали удобный серебряный карандашик. Размеренное тиканье часов.
Все более и более громкое. Дыхание выстроилось автоматически - все-таки
Слон был "почтовиком" с семилетним стажем.
Семь, подумал он - и стал считать вдохи.
Через семьдесят семь вдохов он увидел пылающие письмена и услышал
чудесную музыку - и стал стремительно записывать на планшет летящие ноты -
один знак за другим:
Прием послания длился минут пять, но казалось - долгие часы. Потом Слон
передал знак подтверждения приема и открыл глаза.
- Ты весь мокрый, - Гитта стояла перед ним с большой бумажной салфеткой в
одной руке и чашечкой кофе в другой. - Опять слишком напряженно?
- Да:
Тот, кто передавал сообщение, испытывал сильнейший страх, и это пронимало
по-настоящему.
Гитта обтерла ему лицо, дала в руки чашечку, забрала планшет и удалилась.
Толстенькие ягодицы прихотливо двигались под черной юбкой.
Кажется, она меня погладила, неуверенно подумал Слон.
В отделе дешифровки нотную запись, начертанную "почтовиком", перевели в
колонки цифр - по шесть в ряд. В таком виде послание легло на стол шефа
"Факела" Зигфрида Штольца. Он сверился с мысленным графиком и достал из
сейфа толстенный том "Золотой горы". Быстро листая страницы и почти не
сверяясь с шифровкой - память у него была изумительная - Штольц выписывал
из книги нужные слова, и вскоре перед ним лежал доклад одного из
"охлажденных" агентов. Штольц перечитал написанное, поправил очки и
задумался.
"Ортвин - Хагену.
На авиабазе Вамос (о. Крит) в обстановке строжайшей секретности создается
новая группа коммандос "Ультра", подчиненная непосредственно Доновану.
Командир группы - Эйб Коэн, 34 года, еврей, уроженец Дрездена, вывезен
родителями в Америку в 1927 году. В формировании группы принимает участие
некий русский по кличке "Дрозд", бывший оперативный сотрудник Спецотдела
НКВД, про которого говорят, что он имеет надежного осведомителя в "Факеле".
Декларированной целью группы является покушение на Гиммлера и Бормана,
как наиболее вероятных преемников фюрера. Однако есть серьезные основания
полагать, что это ложная цель. Выяснением подлинной цели занимаюсь сейчас.
Следующие сеансы связи по техническим причинам могут проходить вне
обычного расписания".
Что ж. Не было ничего необычного в создании очередной группы "Ультра".
Которой по счету? Никто уже не скажет. И личная опека Донована:
Все это важно, но не очень.
"Дрозд". Уцелевший сотрудник Спецотдела: Это уже серьезнее.
Про Спецотдел и его шефа Глеба Бокия Штольц знал почти все. Знал - и
восхищался. Если бы это было возможно, то портрет именно этого человека
висел бы сейчас на стене. Рейхсфюрер - замечательный человек, подчиненные
его обожают, но в некоторых вопросах он: как бы это сказать: неглубок.
Отсюда - упрощенные трактовки, отсюда - излишняя страстность в
исполнении. И в результате - постоянные недолеты и перелеты.
Черт: Штольц поймал себя на том, что разминает бугры на щеках.
Да, Спецотдел: Так до конца и не понятно, действительно ли Бокий был в
полушаге от захвата власти - или же это выдумка конкурентов, тех, кто
почувствовал в нем и в его методах нечто страшное, запредельное - а главное,
полностью отметающее необходимость во всех прежних тайнополицейских
ухищрениях.
И чем был панический разгром НКВД: простым заметанием следов
преступлений - или же просто добивали опрокинутое внезапным тычком
