Эйба Коэна. Судя по всему, Коэн был отчаянно смелый, но чересчур горячий
парень, в котором стремление выполнить задание несколько перевешивало
осмотрительность. Дважды его группа забиралась слишком далеко и
выбиралась потом к своим с огромными потерями. Но, что интересно: в
сентябре сорок второго они почти достигли цели:
Гитлер тогда бушевал. Увидеть убийц в трех шагах от себя - причем там, где
абсолютную безопасность ему гарантировали буквально с пеной у рта:
Покатились головы -пока еще, в отличие от минувшего июля, в переносном
смысле. Главное, что было тогда сделано сгоряча и испорчено навсегда -
тотальная реорганизация "Аненэрбе" с лишением прав на собственную
разведывательную и охранную деятельность. На смену завиральному,
несдержанному, полному дурацких идей, эксцентричному, эгоистичному,
терпимому к любой дичи и ереси, гиперактивному, ничего не понимающему в
людях и политике Рудольфу фон Зеботтендорфу пришел застегнутый на все
пуговицы фанатик Зиверс. Через полгода "Аненэрбе" подверглось тотальной
чистке, и Штурмфогель возблагодарил бога, которого нет, что послушался
совета старого приятеля Вернера фон Белова и перебрался в "Факел", под
надежное крыло Кальтенбруннера:
Он снова вернулся к первой странице.
Так вот ты какой, Эйб Коэн:
Фотография была сделана издалека, черты лица смазались. Выглядит старше
своих лет, подумал Штурмфогель, наверное, из-за усов. Хорошее лицо, гордый
поворот головы. Жаль, что таких людей нам назначают во враги:
Почему у меня чувство, что я тебя где-то видел?
Что же тебя гонит на такие отчаянные предприятия, а? Ущемленная гордость,
кровная месть - или просто жажда приключений? Нет этого в досье: самого
главного - нет.
Попробуем разузнать:
Он потянулся к телефону, и тот, словно того и ждал, разразился радостным
звонком.
Это был Антон.
- Слушай внимательно, - сказал он. - Мы ее видим. Бар "У доброго дяди",
помнишь такой? Над самым озером? Она сидит на веранде и смотрит на лодки.
Уже полчаса смотрит на лодки. Наверное, кого-то ждет.
- Вас она не заметит?
- Нет. Там Гюнтер. Его никто не замечает. Анекдот про него есть: "Доктор, у
меня редкая болезнь: меня все игнорируют. - Следующий:" Понял, да?
- Ты мне анекдоты рассказывать будешь?
- Да нет. Просто ребята из гестапо спрашивают: может, выкрасть ее? Проще
простого:
- Внизу?
- Ну да. Они внизу, мы здесь:
- И что мы с ней будем делать? Снова насаживать на крючок? Антон, не будь
идиотом, она нужна нам живой приманкой, а не фаршем.
- Она наверняка много знает:
- Не исключаю. Но я не уверен, что она знает то, что нам нужно. Ты еще не
забыл, что мы ищем?
- Так что - просто наблюдать?
- Длинное ухо уже отрастили?
- В процессе. Еще час-полтора.
- Тогда ждем. Я думаю, осталось недолго.
Штурмфогель сердито ткнул рычаг и тут же, чтобы не зазвонил опять, набрал
номер коммутатора и потом - кабинета.
- Карл? Извини, что я вынужден просить тебя сделать "не знаю что", я знаю, как
ты этого не любишь, но другого не остается. Слушай: я хочу, чтобы кто-нибудь
из твоих ребят покопались в дрезденских архивах на предмет какой-то зацепки
на этого Коэна. Там он, разумеется, Кохан. Я знаю, что в детстве: Есть же у
тебя всякие умные мальчики с верхним чутьем. Не знаю. Странности,
родственники, болезни: все, что угодно. Дом, где жил. Пойми, я не ставлю
конкретной задачи, мне нужна любая информация: Ну, вот. Да, оно самое.
Такое дерьмо, да. Ты уж извини:
Он положил трубку. Телефон тут же зазвенел вновь. Теперь это оказался Ганс-
Петер.
- Эрвин, - сказал он, - я тут выбираю яхту, а поскольку ты командуешь
операцией, то решил посоветоваться: что нам важнее: скорость или
вместимость?..
- Скорость, - сказал Штурмфогель и повторил про себя: скорость. Скорость. Не
допускать пауз. Не тормозить на виражах: - Да, Ганс-Петер, вот еще что: мне
нужны аэрофотоснимки Ираклиона. Как можно более свежие и подробные:
Он опять уставился на досье и вдруг ощутил желание раскинуть пасьянс - а
потом поступить так, как подсказывают карты.
Иногда это к чему-нибудь приводило.
Берлин, 10 февраля 1945. 17 часов 40 минут
Антон привез Хельгу, уже погруженную в транс, и с помощью Штурмфогеля
устроил ее в удобном кресле. Транс был регулируемый, неполный, человек в
таком состоянии при необходимости вполне мог себя обслуживать и даже
общаться с другими - на простом бытовом уровне. Просто это отнимало лишние
силы и снижало чувствительность.
- Мы решили, что так будет надежнее, - сказал он. - Не верю я в здешние
телефоны.
- Как там, на месте? - спросил Штурмфогель.
- Курорт, - усмехнулся Антон. - Купаемся, играем в мяч. На лыжах еще не
катались, но приглашения уже получили.
- Купаетесь? - не поверил Штурмфогель.
- Вода же теплая, - сказал Антон. - Вулкан:
- Ах, да.
В отличие от того Женевского озера, что внизу - здесь оно подогревалось
небольшим живописным прибрежным вулканом. В результате вода припахивала
серой и имела целебные свойства.
- Ну, вот, - сказала вдруг Хельга грудным незнакомым голосом. - С прибытием,
мой Рекс!
- Хватит, хватит:- сказала она же, но голос теперь принадлежал мужчине. -
Или мы будем разыгрывать влюбленную пару и по эту сторону двери?
- Почему бы нет?
- Ты знаешь, почему. Нет-нет, я:
- Прости. Если ты думаешь, что все это время я мечтала только о том, чтобы ты
меня трахнул, то это не так. Но для пользы дела иногда нужно уметь
расслабиться. Лучшего способа человечество еще не придумало:
- Я ведь о другом:
- Другой не здесь:
- Все равно. Я не смогу смотреть ему в глаза: да о чем речь! Спать с женщиной
своего брата - это почти то же самое, что спать с сестрой. Я знаю, я глуп, я
старомоден, но я так не могу: Без обид, сестра?..
- Без. Братец Рекс:
Сколько яда в голосе, хоть выжимай и разливай по склянкам, подумал
Штурмфогель.
- Что-то открывают: бумага шуршит:- сказала Хельга уже от себя.
Пауза.
- Веревку не выбрасывай, пригодится, - мужской голос.
- Связывать кого-нибудь? - с надеждой - женский.
Долгая пауза.
- Вот тебе список:
- Ничего себе. Понадобится чертова прорва денег:
- Вот это пусть тебя не заботит. Смотри:
- Оуу!
Пауза.
- На все приобретения тебе дается неделя. Успеешь?
- Так: сейчас. Это просто, это тоже просто: Вот по этим двум пунктам могут
возникнуть сложности, но, если я правильно понимаю, это второстепенные
вещи:
- Здесь нет второстепенных вещей! Я хочу, чтобы ты это поняла:
второстепенных вещей в нашем деле не бывает! Каждая мелочь имеет одну
цену: жизнь и смерть. В том числе и твою жизнь:
- Да, мой Рекс, мой повелитель. Кстати, тебе не кажется, что из наших имен сам
собой возникает очень серьезный довод? Может быть, это судьба?
- Прекрати, Ультима.
- Замолкаю, замолкаю. Любое твое желание - закон для меня:
- Тогда свари кофе.
Пауза.
- Вздыхает, - сказала Хельга. - Что-то бормочет: не могу разобрать слов:
- Тебе с сахаром или без?
- Пол-ложечки:
Пауза.
- Спасибо. О-о: Эти чертовы американцы совсем не умеют делать кофе. Они
его варят в большом котле и потом подогревают, ты можешь представить себе
больших варваров? Да, Ультима, и еще: прости, что наорал на тебя. Очень
трудное время. Брат и прислал-то меня сюда, чтобы я немного отдохнул:
- Он сообщил мне, что ты... Что ты на грани срыва. И просил помочь тебе
расслабиться. Чтобы я отнеслась к тебе, как к нему самому: Но, если тебе это
поперек души, мы подцепим для тебя кого-нибудь еще, окей?
- Только не проституток. В них есть что-то от доильных автоматов: б-рр.
- Ради бога. Тут прорва скучающих офицерских жен, туристок с душевными
ранами, начинающих актрис:
- У тебя есть знакомства в этой среде?
- Ну, разумеется! Хочешь доверить мне выбор?
- Обсудим это позже: Знаешь, я хочу искупаться в озере. Проводи меня.
- Да, мой Рекс. Кстати, ты можешь переодеться здесь и спускаться к озеру в
халате. Многие так делают.
- Хорошо.
Пауза.
- Эй, и возьми чего-нибудь выпить!
- Я возьму бренди.
Пауза.
- Хлопнула дверь, - сказала Хельга.
Ну, что же, подумал Штурмфогель, начало положено:
- Лично я взял бы этих сладеньких сегодня ночью, - сказал Антон. - Яхта рядом,
погрузим - и привет.
- А потом?
- Допросим. Будем все знать.
- Хм. Во-первых, есть процент-другой вероятности, что парень не расколется на
допросах - или что он владеет техникой самоликвидации: Для нас это
равнозначно полному провалу. И даже в самом лучшем случае - он расскажет
всё, что знает - мы лишаем себя всех возможностей продолжать игру: И во-
вторых, мы обрубим единственную нить, ведущую: ну, ты знаешь, к кому. А
шеф сказал так: если придется выбирать между коммандос в руках и крысой в
небе - выбирать крысу. Все ясно?
- Предельно. Наблюдать, ждать:
- Именно так.
- Черт.
- Аналогично. Но ты же знаешь: в нашем деле сколько ждешь, столько потом
живешь в раю.
Полог маскировочного шатра отодвинулся, и появились Гуго и Кляйнштиммель.
- Как дела, Эрвин? - спросил Кляйнштиммель с усмешкой. - Ты их еще не всех
выловил?
- Клев ожидается послезавтра, - сказал Штурмфогель.
- Ну-ну. Только не затупи крючок: - он покосился на Хельгу. - Очень кстати
образовалась вставка в основную операцию. Мы нашли Полхвоста.
- И где он был?
- Можешь себе представить - в концлагере. Провинциальное гестапо
постаралось. Спасибо папе Мюллеру - выяснил:
Михаэль Эрб, носящий странную кличку "Полхвоста", семнадцатилетний
подросток-инвалид (одна нога короче другой, порок сердца и еще куча
болезней) со скверным характером и длинным языком, который раз уже (третий
или четвертый?) попадающий в гестапо, обладал не то чтобы совсем
уникальной, но очень редкой и ценной особенностью: он мог сверху проникать
в других людей внизу и смотреть на мир их глазами. Только смотреть; слышать
не умел. И человек, в которого вселялся Полхвоста, должен был быть
малоподвижен. Это накладывало существенные ограничения на использование
такого ценного сотрудника. Но Полхвоста прогрессировал: он мог уже
некоторое время удерживать человека в относительной неподвижности; кроме
того, он неплохо читал по губам:
- Понятно, - сказал Штурмфогель. - Подсмотреть, не работает ли мой агент под
контролем? Да, это оперативнее, чем гонять кого-нибудь на вражескую
территорию:
- Когда он должен выйти на связь?
- Завтра он будет ждать инструкции от меня. Просто по радио. Я назначу ему
сеанс связи на послезавтра. Пусть Полхвоста как следует поест:
- Он метет за троих. В лагерях кормят так себе.
Рим, 10 февраля 1945. 23 часа
Сколько Волков ни бродил по Риму - и при Муссолини, и при американцах - он
никак не мог составить собственное представление об этом городе. Рим
ускользал он него, отгораживаясь фасадами: лживыми, как и повсюду. Но в
Москве, в Лондоне, в Вашингтоне, в Берлине он легко проникал за фасады,
добираясь до души, до сути; здесь сделать это почему-то не удавалось.
Это при том, что Рим, как никакой другой город, отражал в себе Асгард,
Амаравати, Хайлэнд, Хохланд, Рай, Хэвен, - жалкие условные обозначения, не
несущие в себе ничего, тем более - имени: Нет, имя у единого верхнего
города, конечно же, было: Салем. Но им не пользовались уже давно, может
быть, с тех пор, как внизу одно за другим стали появляться высокомерные
убогие селения, ложные Салемы, осквернившие собой это сакральное сочетание
звуков.
И потому говорили: Верх. Или: Хохланд. Или: Амаравати:
Или - Рай.
Смешно, подумал Волков. Знали бы вы:
Джино ждал его на Испанской лестнице - на двадцатой ступеньке сверху.
- Не поможете ли вы раскурить мне эту проклятую верблюжью сигарету? -
обратился к нему Волков.
- Вас не смутит, что зажигалка немецкая? - голос Джино звучал насмешливо и
очень спокойно.
- Попробуем скрестить немца с верблюдицей и посмотрим, что получится:
Волков погрузил кончик сигареты в желтый огонек.
- А теперь угости и меня, - сказал Джино.
