мили вдаль и на многие сажени в глубину. Лишь местами на высоких, с
плоскими вершинами утесах видны были растения самого невозможного вида.
Синие хвощи в рост человека, деревья с волосатыми стволами, вздрагивающие
от прикосновения... Самое жуткое впечатление - от подножия Кольцевых гор.
Из черной воды встает вертикально черная стена и уходит в самое небо...
так и не удалось найти места, где можно высадиться, и лишь однажды
зацепились баграми и кошками и набрали из расселин камней: осколков
мориона и обсидиана...
Не все вернулись: сгинули бесследно два бота с продовольствием во
время разбивки промежуточного лагеря, и в штиль в миле от берега
опрокинулся баркас с гелиографом: доктор Уэкетт проводил съемки. В воде
моря Смерти очень трудно утонуть: она слишком соленая и плотная; но возле
опрокинутого баркаса спасатели не обнаружили никого... И было еще немало
смертей от болезней и несчастных случаев, и была даже драка с двумя
убитыми на месте и двумя умершими спустя день - это уже на обратном пути,
когда вдруг кончились силы. Один офицер сошел с ума и ушел в соляную
пустыню, в адское пекло, в безводье. Но все же - вернулись, в основном.
Впервые дошли до конца мира и вернулись.
Как будто многие годы прошли, так все изменилось. Их никто не ждал,
все забыли о них. Горы дневников, образцов, зарисовок, непроявленных
фотопластинок - так и лежат, наверное, в пакгаузах Порт-Блесседа. Банки,
хранившие деньги экспедиции, прогорели; жалованья уплатили едва десятую
часть. Ни чиновникам, ни ученым нет дела ни до чего, кроме денег и выборов
- только об этом они и могут думать. Деньги - сейчас, выборы - через два
месяца... теперь уже через месяц с небольшим. Какие-то люди ходят группами
по улицам столицы, очень неприятные лица. Плакаты самого дикого
содержания. Все знакомые - в состоянии паники. И все пытаются что-то
купить, купить, купить. У всех одна забота. Цены безумные. Ньюхоуп всегда
был дорогим городом, но ведь не настолько же! Суетно и дымно. В сравнении
с ним Порт-Блессед строг и спокоен. И даже Порт-Элизабет. Хотя и там
чувствуется лихорадочность. На улицах много военных. Все это неприятно...
В один из дней середины октября Борис Иванович и Сайрус ушли на
охоту, вернулись вечером, настреляв бекасов... Ночью Сайрус вошел - в
спальню Светланы.
- Не спишь? - шепотом спросил он.
- Нет, - отозвалась Светлана.
- Я хотел бы попросить тебя вот о чем... - начал он, присаживаясь на
край кровати. - Мы сегодня разговаривали, и... как бы сказать... В общем,
пожалуйста: попроси его остаться здесь, с нами.
- Ты чем-то обидел его? - резко спросила Светлана.
- Почему ты так решила? О, я неправильно, наверное, сформулировал
просьбу. Нет, нежная, я его не обижал - это немыслимо для меня. Я слишком
его уважаю. Но беда вот в чем: он, кажется, решил возвратиться в Палладию.
- Не может быть! Его же сразу арестуют!
- Это не совсем так. Видишь ли, объявлена амнистия республиканцам и
вообще всем, замешанным в событиях семьдесят второго года. Людей
возвращают из ссылок, выпускают из тюрем. На Посту Веселом отец встретил
своего бывшего сослуживца. Восстановлен в дворянстве, в воинском звании.
Получил земли - правда, без крестьян. В соответствии с воззрениями...
Теперь строит крепость.
- Сайрус, а ты правильно его понял? Ведь мне-то он ничего не сказал -
а должен бы первой... и вообще - он что, хочет меня бросить совсем? Не
дождаться, пока... Это не похоже на него, Сай. И вообще - что он оставил в
этой Палладии?
- Не знаю, нежная. И о тебе у него сердце болит. Но, понимаешь ли...
Похоже, что будет война.
- Какая война? Ты о чем?
- Как в девятьсот первом. Между нами и Палладией.
- Сай, это невозможно! Это дикость какая-то... даже подумать...
- Да, это дикость, дорогая, и я бы согласился с тобой, но... слишком
уж многим она желательна. Из тех, разумеется, кто сам никогда себя под
пулю не подставит. Но... ты же помнишь мятеж?
- Да... помню... И что?
- Он был нелеп и никому, в сущности, не нужен. Но - состоялся. Война
тоже нелепа и никому, казалось бы, не нужна. У нас нет спорных земель,
напротив - огромные незаселенные территории. Но как-то так получается, что
все настоящие изменения в мире происходят посредством войны - а наш мир,
похоже, твердо вознамерился измениться. Не думаю, что кто-то конкретно
решит начать войну... Извини, я зарассуждался. Весь день только об этом и
говорили... Так вот: я тебя очень прошу помочь мне уговорить отца остаться
здесь, с нами. Или... пусть заберет тебя с собой. Да, это было бы лучше
всего.
- Сайрус, что ты такое говоришь?!
- Видишь ли... Если начнется эта война - то тут же начнется и другая
война, внутренняя. И наш бедный остров окажется в самом центре бури.
- Сайрус, я понимаю тебя. Молчи: может быть, я понимаю тебя лучше,
чем кто-либо на этом свете. Я знаю, как чувствует себя женщина, которая
собирается родить, какие опасности ей мнятся... Должно быть, у мужчин
бывает что-то подобное. Не возражай! Я не уеду от тебя. Я не отойду от
тебя ни на один шаг, иначе... после того, что сделал ты, от чего отказался
ты... ради меня... я буду... буду... - она всхлипнула и замолчала. - Сай,
я не знаю ничего, я не знаю даже, любишь ли ты меня, и я сделаю все, что
ты мне скажешь, все, понимаешь, все... но если я не буду тебя видеть, я
умру.
Вильямс обвел взглядом лица сидящих за столом - до отвращения
самоуверенные лица людей, почему-то уверенных в том, что все в мире
происходит по их воле и плану. Они приятно заблуждались, и никакими
усилиями их не выбить было за границы этого заблуждения.
- Переворот следовало совершать летом, - терпеливо сказал он. - Когда
эти ублюдки шумели и стреляли. Сейчас любое резкое движение с нашей
стороны вызовет обвал внизу. По нашим данным, бредуны и их подручные имеют
на руках несколько миллиардов фунтов ассигнациями, большое количество
золота в монетах и слитках, которое, будучи выброшено на рынок
одномоментно, полностью разрушит нашу кредитно-финансовую систему... Я не
уверен, что они добиваются именно этого, но прошу иметь в виду: они
способны это сделать. Кроме того, они имеют арсенал из нескольких тысяч
винтовок армейского образца, а также некоторое количество оружия из
Старого мира, которое по боевой эффективности превосходит наше в десятки
раз. Ими руководят профессиональные бунтовщики, прошедшие подготовку в
специальных лагерях где-то на островах Тринити, а некоторые - даже в
Старом мире. Впрочем, все это вы знаете. Я с полной ответственностью
утверждаю, что у правительства не хватит наличных сил и средств, чтобы
удержать эту кашу в горшочке. Равно как и не допустить к власти Макнеда и
тех, кто стоит за ним, легальным путем... Впрочем, это мы уже обсудили. Я
даже не слишком надеюсь на нашу армию и флот: среди офицеров немало тех,
кому риторика Макнеда по нутру. Итак, еще раз: выборы мы проиграем с
вероятностью двадцать к одному. Весь год идет четко организованная и
отлично проплаченная газетная кампания против правительства. А вы, господа
министры, просто соревнуетесь между собой в даче поводов для травли. Мы
все знаем, чем вызвана инфляция. Но народ нашим разъяснениям не верит, а
вранью Макнеда верит безоговорочно. И переубедить народ мы уже не
успеем... - Вильямс помолчал, собираясь с мыслями. - Предлагаемый вами
переворот, так сказать, в кругу семьи, еще более безнадежен, чем выборы...
Лично я вижу единственный выход из положения: сделать так, чтобы выборы не
состоялись. Поводов по закону два: карантин и война. Карантин объявлять,
слава Богу, не с чего...
Зашевелились. Кто-то, глядя на президента, поднял руку. Хоук жестом
осадил его, кивнул Вильямсу: продолжайте.
- Благодарю, ваше превосходительство. Итак, нам нужна небольшая, но
формально объявленная война - которая позволит не допустить войны большой,
всеобщей, настоящей. Что мы получаем? Во-первых, вносим раскол в ряды
потенциальных повстанцев: их воинственная риторика сработает на нас. Нужно
ли менять власть, чтобы начать справедливую войну - если власть эту войну
уже ведет? Мы перехватим этот флажок. Далее - мобилизация. Мощнейшее
средство для того, чтобы направить энергию разрушения в иное русло. В
у_к_р_е_п_л_е_н_н_о_е_ русло. Введение военного положения позволит
провести необходимые аресты и интернировать всех подозреваемых, а не
только тех, чья вина доказана хотя бы следствием. Более того: население
мгновенно займет сторону правительства, бредуны окажутся в изоляции - хотя
бы на время, но это время мы используем... Наконец, главное: в условиях
войны мое подразделение сможет наконец покончить с проникновением в наш
мир подрывных элементов, оружия и денег извне. Позвольте мне не оглашать
механизм этого, но... я обещаю. Итак, я предлагаю немедленно направить Ее
Величеству конфиденциальную просьбу инсценировать вторжение на один из
пограничных островов: Фьюнерел, Эстер, Левиатон. Я могу выступить в
качестве посланника, поскольку меня хорошо знают палладийские форбидеры.
Спасибо.
Вильямс поклонился и сел.
Несколько человек подняли руки, но Хоук на них не смотрел. Он смотрел
только на Вильямса.
- Подобное - подобным, да?.. - он забарабанил пальцами по столу. - Я
позволял себе думать об этом, но лишь в сослагательном наклонении: ах, как
кстати была бы маленькая периферийная война... Спасибо за четкость,
полковник. Правда, вы заинтриговали меня относительно действий вашего
подразделения... Не намекнете?
- Нет, - на улыбку президента Вильямс не ответил.
- Ну что ж... Прений не будет, господа. Перерыв до четырех часов.
Остаются: военный министр и министр финансов. И вы, полковник, тоже...
- Вы великолепно владеете русским, госпожа Черри, - доцент Роман
Бенедиктович Якоби благосклонно улыбнулся. - Даже трудно поверить, что вы
впервые в Палладии.
- В Эннансиэйшн огромная русская община, и я два года играла в их
театре. Мне специально ставили произношение. Да, это были прекрасные
времена...
Они сидели на скамье в Якорном парке и смотрели на корабли, ровными
шпалерами протянувшиеся вдоль бонов. Их были многие десятки.
- Старый парусный флот... - вздохнул Роман Бенедиктович. - Как жаль
будет лишиться его навсегда...
- Не думаю, чтобы нам это грозило, - сказала Олив. - Насколько я
знаю, у нас просто не хватит угля, чтобы перейти на чисто паровое
плавание.
- Увы, это не так, - Якоби покачал головой. - Запасы угля огромны -
просто их запрещено разрабатывать... Расскажите мне о самом ярком
впечатлении детства, пожалуйста.
Олив не удивилась. Это была нормальная манера Якоби вести разговор.
Они познакомились на пакетботе и продолжили знакомство на берегу.
Знакомство быстро перешло в платонический роман, и Олив чувствовала, что
все идет к углублению отношений. Жена доцента, женщина тихая и очень
болезненная (если не сказать: постоянно больная), не возражала против этой
дружбы. Олив считала, что на ее месте тоже не стала бы возражать.
Впрочем, к последней стадии ухаживаний доцент еще не перешел, а
однажды Олив поймала на себе его странный взгляд.
- Самое яркое... - она задумалась. - Два года - мне тогда было
восемь, потом девять - я жила у тетушек в Изольде. Изольда - очень милый
город, похожий на увеличенный до нормальных размеров кукольный. Дни с
апреля по ноябрь я проводила на пляже - можно сказать, все дети там просто
жили. Такой город детей: песчаные замки, пещеры, бассейны... И был
