Царя посвятили более двух тысяч лет назад и уже в преклонном
возрасте.
Омолаживаться же великий миротворец наотрез отказался: станешь
молодым, захочется воевать, объяснял он:
- Надеюсь на вашу помощь, юноши,- сказал он глуховатым, но ясным
голосом.-
Нас по-прежнему девятеро, а смертоубийственных творений
человеческого ума с каждым годом становится все больше и больше:
Союз Девяти уважали больше по традиции, но за реальную силу уже не
принимали. Заслуги Союза в прошлом были огромны: именно благодаря их
деятельности китайцы, открывшие порох и державшие неисчислимый флот,
не сумели ни завоевать Европу, ни открыть Америку, ни даже отлить
пушек.
Удалось им отсрочить появление парового двигателя и боевых
ядовитых газов. А секрет "греческого огня" (простой, как рецепт
гречишных блинов) так и не был разгадан: Когда же Михайла Васильевич
Ломоносов своим несокрушимым крестьянским умом вплотную подобрался к
Мировому Эфиру и готов был вытрясти из него все тайны, Девятеро
Неизвестных просто-напросто упразднили в природе само понятие
флогистона, и разочарованный Ломоносов ворвался в
Академию де Сиянс с криком: "Нет газу теплороду!", по пути прибив
до крови парочку заезжих умников...
Но с течением веков могущество и влияние Союза постепенно
умалялись, и это не вина его была, а объективная истина. Тайный образ
действий, закрепленный семипечатной клятвой непрямого вмешательства,
не позволял расширять круг членов Союза - а военных конструкторов
становилось все больше и больше. И в
Европе, и, тем более, в Новом Свете, практически Союзом не
контролируемом.
Им еще удавалось что-то, но чем дальше, тем меньше - и
бессистемнее.
Последняя война окончательно выбила стариков из колеи. Давно
следовало влить в состав Девяти Неизвестных свежую кровь, однако этому
препятствовали традиции: да и трудно спорить с людьми, самый младший
из которых родился за два года до Христа.
Потом нас призвал тот, кого мы знали под именем инока Софрония, а
русская история под несколькими иными именами, единственный уцелевший
из трех зиждителей Пятого Рима, ныне - номинальный глава Ордена. Даже
здесь он носил черную рясу и черную скуфейку.
Он протянул руки для благословения. Правую ладонь пересекал тонкий
белый шрам. Именно об эту хрупкую длань преломился дамасский клинок
нойона
Арапши, любимца Бату-хана.
- Служите Господу и миру,- просто сказал он. - Близок наш день.
За годы учения во мне зародилось, а по прошествии лет созрело и
укрепилось ощущение, что Орден наш живет и существует по законам
затерявшегося в бескрайней степи форпоста. Мы ежедневно чистим ружья и
точим клинки, обновляем запасы пороха и солонины, все ждем неприятеля
- но когда он появится, откуда, и кто он будет - узнаем только в
решающий день. А мы все равно тупо чистим ружья и выполняем
полагающиеся артикулы: И по вечерам у котла с кулешом усатые ветераны
рассказывают уже поседевшим новобранцам страшные сказки:
И что самое обидное - далекие всадники, время от времени
возникающие на горизонте, не обращают на нашу крепость никакого
внимания.
3.
Джейку нередко приходилось видеть фотографии трупов
и, хотя ни одну из них он не мог рассматривать с
удовольствием, некоторые были вовсе не так уж плохи.
Джон Гришэм
- По-моему, я обоссался, - честно сказал Вовчик потом, уже в
машине. -
Немного, но все равно обидно. Мы так не договаривались, Николай
Степанович:
Ну, думал я, что крутой мужик попадется, покруче, может, и
евпаторийских - но не до такой же степени: не с хвостом же: Какой-то
парк юрского, мать его, периода:
- У меня вместо тела один синяк остался, - хмуро сказал Тигран. -
Вовчик, ты
Галке подтвердишь, что махаловка была, а не иное что...
- Галка мне с детства не верит, - вздохнул Вовчик.
- Зато теперь вы можете действительно купить танк, - сказал
Николай Степанович, открывая кейс.
- Много? - спросил Тигран, отворачиваясь.
- Много.
- Это плохо:
- Почему же?
- Всегда плохо, когда много денег. Раздор начинается. Боюсь.
- Да брось, Тигр, какой раздор, о чем ты? - Вовчик удивился вполне
натурально.
- Ты не видел, - сказал Тигран. - А я видел. Один армянин всего-то
за пятнадцать косых родному брату голову отрезал и азербам принес.
Потом мы его: но уже потом. Командир, может: - он замолчал.
- Я понимаю, ребята, - сказал Николай Степанович. - Маневры
кончились, начинается война. Думайте.
- Не понимаю, какие проблемы? - фыркнул Вовчик. - Ну, будут
деньги. Хорошо.
Ну, не будет. Хотя они уже есть. Так ведь обходились же:
- В общем, предложение у меня такое, - сказал Николай Степанович.
- Сейчас вы идете в ресторан. Надираетесь. Берете ящик шампанского с
собой. Снимаете девок. Возвращаетесь шумно и весело. С песнями, с
плясками, с бубнами звонкими. Дежурную в номер тащите. Там, наверное,
уже паника. Если же нет:
Короче, постарайтесь так сделать, чтобы на люкс приоткрытый она
внимание обратила. А потом - скандальте, съезжайте, требуйте
чего-нибудь несусветного.
И тут вдруг Вовчик забился, тонко подвывая. Не сразу стало
понятно. что он зашелся в хохоте.
- Ты чего? - спросил Тигран.
- Менты: менты над ящером стоят: я как представил: и героин у него
в брюхе: о-ой, счас опять уссусь:
- Вылезь, отлей, - посоветовал Тигран.
Вовчик выпал из машины и, скривясь на бок, шагнул к темным кустам.
Гусар приподнялся с сиденья и посмотрел ему вслед.
- Что там? - спросил Николай Степанович.
Гусар мотнул головой и снова лег.
- Показалось, - понял Тигран.
- Вам надо расслабиться, - сказал Николай Степанович.
- А вам, командир?
- Боюсь, что нельзя. Тем более, нас не должны сегодня видеть
вместе. Хотя все это, конечно, чушь, но гусей дразнить не стоит.
- Таких гусей не то что дразнить, командир - знать о них не
хочется. Вам понятно было, о чем он говорил?
- Да. Сравнительно.
- Он кто? Из космоса?
- Нет. Коренной землянин. Кореннее нас. Для него мы пришельцы
незванные:
- Гады, - искренне сказал Тигран.
Гусар опять тревожно заворчал.
- Да что там Вовка копается, сколько в нем воды: - Тигран пригнул
спинку переднего сиденья, полез наружу. - Вовка!
Николай Степанович вышел тоже, вытянул из-под приборной доски
"узи".
Гусар молча пошел в темноту.
Вовчик стоял в пяти шагах, за кустами, привалившись лицом к
забору.
- Эй, боец, - тряхнул его за плечо Николай Степанович.
- Да, - слабым голосом отозвался Вовчик.
- Что с тобой?
- Нормально: уже все: Уже прошло.
- Что было, Вовка? - рядом возник Тигран.
- Нет: это: Сковало меня, ребята: жуть какая-то. Как будто: не
знаю. Не могу объяснить. Пойдемте отсюда:
Они сели в машину и поехали куда глаза глядят. Минут через
двадцать Николай Степанович высадил бойцов у ресторана "Приют Ермака".
Последний приют
Ермака, продумал он, глядя в спины бойцов, исключительно рыбные
блюда:
- Ты их побереги, - сказал он Гусару. - Близко не подходи, а так,
со стороны:
Гусар белой тенью ушел во мрак.
Вернулся пес под утро. Глухой стук в дверь совпал с телефонным
звонком.
Николай Степанович открыл, прижимая трубку головой к плечу.
- Явился, бродяга, - сказал он. - Извините, я не вам: Тихонов
слушает.
- Начальник уголовного розыска полковник Шапшелевич.
- Здравствуй, Олег Наумович. Что, опять нумизматика?
- Да нет, Николай Степанович, дело куда серьезнее:
Так. подумал Николай Степанович. Или ребята влипли, или я влип.
Н-ну:
- По телефону даже как-то и не объяснить: Ты же у нас специалист
по всякой нечисти?
- Я? По нечисти? Я, скорее, по древним культам.
- Я не в том смысле. Настоящая нечисть, в натуре. Я же твоего
проглота помню:
- И: что? Он у меня как сидел, так и сидит. Срок мотает.
- Машинку я к тебе подошлю. Тут есть на что посмотреть.
- Да у меня своя у подъезда стоит. Скажи, куда ехать.
- Гостиница "Октябрьская". Там тебя встретят:
- Понял. Сейчас чай проглочу да собаке корму задам, всю ночь
пробегал:
С начальником городского уголовного розыска Олегом Наумовичем
Шапшелевичем у Николая Степановича в свое время возникло небольшое
недоразумение, в результате которого они чуть не поубивали друг друга,
но потом во всем разобрались и время от времени обменивались взаимными
услугами. Шапшелевич раз и навсегда уяснил, что гражданин Тихонов
никакого отношения к уголовному миру не имеет, а больше ему ничего и
не нужно было.
Мало ли какие люди водятся на свете?
Выносили тело Ящера Абдухакимовича человек шесть. Четверо еле
волокли носилки за ручки, и еще двое, продев под носилками скрученное
покрывало, пытались облегчить участь товарищей. Рядом уже крутились
ребята с видеокамерами, под нос Шапшелевичу совали микрофоны и
требовали немедленных, по горячим следам, комментариев. Олег Наумович
вяло отбивался. Тут по причине узости дверного проема, не
рассчитанного на вынос усопших ящеров, простыня предательски сползла,
и толстый зеленый хвост бухнул шипами по паркету.
- Убрать камеры! - сорвавшимся голосом закричал Шапшелевич, но
было уже поздно. - Пленку засвечу!..
Николай Степанович приобнял разошедшегося полковника.
- Зря ты, Олег Наумович, - сказал он негромко. - Во-первых,
магнитная пленка не засвечивается. А во-вторых, если делать все по
уму, ты на этой твари верхом в
Москву въедешь:
Золотая дверь. (Поповка, 1897, лето)
Глаза чудовища были круглые и отливали тусклым серебром.
Морщинистые веки медленно опускались. Дракон делал вид, что не
обращает на меня никакого внимания. Он поднял лапу, поискал, куда ее
поставить. Поставил. С неуклюжим изяществом переволок белое брюхо
через ствол секвойи, преграждавший ему путь. Сделал два быстрых шага и
приподнял тупую морду. Я возблагодарил
Создателя, что дракон не может подняться на задние лапы, подобно
тиранозаурусу рекс: лапы были не длиннее и не мощнее передних. Это был
ползающий дракон. Кожа его отливала перламутром. Чешуйки были
настолько мелки, что сливались. Поэтому многие недалекие драконоведы,
не покидавшие своих пыльных кабинетов, называли его иногда "голым
драконом". Но нам-то, настоящим охотникам в джунглях, хорошо известно,
что пронзить эту шкуру возможно лишь клинком из Голконды, закаленным в
теле молодого мускулистого раба-нубийца.
Я попятился. Дракон обогнул ствол каинова дерева и приник к земле.
Возможно, он почуял меня и приготовился к атаке. Но у меня в руках
было кое-что получше голкондского клинка:
Невидимая сеть обрушилась с неба на джунгли, с треском сминая
мохнатые пальмовые стволы. Дракон ринулся вперед, но было поздно.
Ударившись о незримую преграду, он пометался недолго и вдруг смирился,
поняв, что против его древней воли встала другая, еще более древняя
сила:
- Коля, кончай жуколиц ловить! - раздалось за спиной. - Минги уже
окопались на острове!
Я быстро перевернул банку. Банка была высокая, поэтому тритон не
мог ее покинуть без отпускного билета.
- Иду! - крикнул я.
Митя держал в поводу наших лошадей. Остальные воины племени
