средствами?
- Что-то вроде,- сказал портье, хихикнув. Одной рукой он снял с крюч-
ка ключ - многовато было ключей на щите, отель явно не процветал,- а
другой вынул из-под стойки початый бутерброд с колбасой и откусил.- Про-
шу,- невнятно сказал он.
- Спасибо,- сказал Март, подхватил чемоданы и пошел к лестнице.
- Второй этаж, налево и налево! - крикнул ему вслед портье.
Номер был очень даже неплох, средних размеров и достаточно уютный,
старомодный такой номерок. Окно выходило во двор, и прямо под окном -
козырек какой-то служебной двери - очень удачно на случай вынужденного
отхода, я уже не в той форме, чтобы прыгать с пяти метров. Ладно, хватит
об этом, сегодня ничего не будет, и завтра ничего не будет, а там погля-
дим...
Март отмылся под душем, под горячим, жестким душем, так, чтобы до
красноты, до ломоты в ногах и спине, соскреб мочалкой надоевший запах
собственного страха, запах загнанности, запах безысходности и безнадеж-
ности, по которому его могла определить любая сучка: как ни держи себя,
какие морды ни строй, как ни играй голосом и бровями - запах выдаст...
Потом он, еле волоча ноги, дотащился до постели, забрался под холодную
хрустящую простыню и закрыл глаза, и вытянулся, и застонал от наслажде-
ния этой прохладой и чистотой, и этим покоем, этим покоем, этим покое
м...
Ему ничего не снилось, и сквозь сон он радовался этому.
Утром Март проснулся, приподнялся, отвернулся от солнца и посмотрел
на часы. Половина седьмого. Пора.
Вход в мэрию бдительно охранялся. Пожилой полицейский основательно
изучил паспорт Марта, сверил фотографию и задал несколько вопросов ("За-
чем вам к мэру, сударь?" - "У меня к нему дело".- "Какое дело, сударь?"
- "Это вне вашей компетенции, сержант. Впрочем, ладно. Это касается
программы привнесения культуры в провинцию".- "Так вы из столицы? Прохо-
дите".
Мэр оказался крупным мужчиной с седоватыми моржовьими усами и чуть
неуверенными движениями.
- Как мило, как славно! - закричал он сразу.- Тот самый Март Траян! Я
вас почти узнал! Я был на вашей выставке - пять лет назад,- это беспо-
добно! Я собирался приобрести ваши картины для города, но муниципалитет
отказался выделить средства. Да вы садитесь, вот сюда, в кресло! Вина?
Кофе? Конечно, кофе! Катя, кофе господину художнику! Итак, чем могу быть
полезен?
- Это я хотел бы быть вам полезен. К вам весной приезжал эмиссар на-
шей Ассоциации...
- Понял-понял-понял! Это программа "Привнесение культуры в провин-
цию", да? Как я сразу не догадался! Вот сейчас только кофе, и я вам сам
покажу... Катя! Где кофе наконец?
Прибежала секретарша, симпатичная девочка лет восемнадцати, не
больше, суетливо расставила чашки, разлила кофе. Кофе оказался просто
прелесть, Март выпил его с удовольствием и попросил еще.
- Пойдемте, я покажу вам зал,- мэр повел его по коридорам, по лестни-
це вниз.- Нам обещали, правда, другого художника, некоего Тригаса, вы
его знаете?
- Немного,- сказал Март.
- Но раз приехал сам Март Траян...
- Тригас, может быть, тоже приедет.
- Я никогда про него не слышал,- он хороший художник?
- Очень. Он долго работал в Японии, там его хорошо знают.
- Надо же, на наш городок - и такой десант знаменитостей!
Оказалось, что расписывать надо стены зала для торжественных актов.
Общая площадь росписи составляла восемнадцать квадратных метров, и гос-
подин мэр, разводя руками, показывал, что примерно он хотел бы видеть.
Март рассеянно кивал, соглашался; но уж очень хорошо высвечивались стены
зала, слишком четко они образовывали единую ломаную плоскость, и - гос-
поди, хоть бы меня не понесло, не подхватило и не понесло, дай мне сил
удержаться на уровне средней халтуры, господи, дай мне сил работать
только за деньги!..
- Ну что же,- сказал Март.- Все замечательно. Давайте заключать дого-
вор.
- Давайте,- согласился мэр.- Я не слишком сведущ в такого рода дела
х...
- Двенадцать тысяч,- сказал Март, еще раз оглядывая стены. Зал был
чертовски хорош.
Улыбка мэра стала чуть напряженнее.
- Двенадцать тысяч? - переспросил он.- Динаров?
- Такова цена подлинного искусства,- сказал Март.- Да вы не огорчай-
тесь - когда все будет готово, вам эти двенадцать тысяч покажутся -
тьфу!
- А что - деньги вперед? - осторожно спросил мэр.
- Половину,- сказал Март.- А половину - потом. Справедливо?
- Э-хе-хе,- сказал мэр.- И какой же срок?
Март опять оглядел зал.
- Ну, месяц-полтора. Может быть, два.
- Ладно,- сказал мэр.- В конце концов, программа принята Национальным
собранием. Так что черт с ними со всеми...
На окончательное оформление договора ушел еще час, и Марту выдали в
кассе шесть тугих пачек новеньких - только-только из станка - десяток.
Тысячу он оставил на расходы, а остальные, перейдя через площадь на поч-
ту, разослал по известным ему одному адресам.
И потекли дни. Пользуясь старыми эскизами, Март наметил композицию,
стараясь, чтобы похоже было понемногу на все (второй закон шлягера: но-
вая мелодия должна походить на три мелодии сразу): на Телемтана, Глазу-
нова, Шерера, на позднего Дюпрэ - когда он выдохся и стал копировать се-
бя раннего. Раньше Март пытался копировать самого себя - это оказалось
невыносимо. Это оказалось настолько невыносимо, что чуть не подвело его
тогда к самоубийству, и лишь огромным усилием воли он заставил себя
жить. Теперь он даже немного завидовал Дюпрэ - тот, очевидно, поступал
так бессознательно, думая, что продолжает разрабатывать свою жилу... Да,
пожалуй, только сознание, что ты еще нужен - немногим, но крепко,- да
еще презрение к себе помогли ему тогда. Потом он приспособился, хотя и
не до конца. Иногда он срывался - или когда невозможно было дальше тер-
петь, или по рассеянности, как в последний раз. Подумать только - рису-
нок пером на салфетке... Впрочем, и от меньших пустяков гибли люди, на-
помнил он себе. Внимательнее, Март!
Однако на третий день он чуть-чуть не сорвался. Он начал пробовать
краски, и сразу стало получаться - он поймал цвет. Теперь следовало как
можно дольше продержаться на гребне волны, на этом непрерывном взле-
те-скольжении-падении, когда еще ничего не ясно, когда все впереди и по-
нятно только одно - получается!.. Стоп, оборвал он себя. Остынь. Ос-
тынь-остынь. Он умылся холодной водой, посидел, потом карандашом поме-
тил, какие участки каким цветом покрывать, и приступил к уроку, к раск-
рашиванию картинок; потом цветные пятна, слившись вместе, создадут почти
то же самое, но это будет уже потом - и почти без его участия.
Любое дело можно разбить на кусочки, на простые, доступные любому
операции - и начисто выбить из него дух творчества. Любое, абсолютно лю-
бое...
У него постепенно заводились знакомые. Так, в ресторане он подсел -
не было больше мест - к столику двух мужчин, незаметно для себя встрял в
их разговор и познакомился с ними. Это были местные доктора: городской
врач Антон Белью и психиатр из расположенной где-то в окрестностях част-
ной психиатрической лечебницы Леопольд Петцер. Потом они встречались
каждый вечер, но встречи эти и взаимная приятность от них не выходили за
рамки, намеченные первой,- когда скользишь по поверхности, ни в какие
глубины не заглядывая и не стремясь и душу не раскрывая... Легкий треп,
столичные и местные сплетни, анекдоты, женщины - пусть так, думал Март,
так даже лучше, потому что появляется отдушина, в которую уходит - пусть
не все, но уходит - напряжение, и не просыпаешься ночью от шагов в кори-
доре. Пусть так.
Еще была барменша Берта, женщина-тяжелоатлетка, которая поначалу ко-
силась на Марта из-за его пристрастия к фруктовым сокам, но потом, как и
подобает женщине, вошла в положение ("Печень, сударыня. Знаете, как это
бывает..." - "Что делать, сударь") и даже удостоила его своим доверием.
Через неделю Март считался уже за своего, с ним можно было посовето-
ваться и по хозяйственным, и по личным проблемам, а их было множество -
главным образом с детьми. Через Берту Март узнавал массу интересного о
жизни городка. Она знала, видимо, все и обо всех, в характеристиках была
остра, но не злобна и для Марта оказалась настоящим сокровищем. Среди
прочего он узнал, например, что полицмейстер переведен сюда не так давно
из столицы, где был следователем по особо важным делам, за применение
недозволенных методов дознания. Это следовало учитывать и быть начеку.
Прошло недели две. Работа продвигалась и дошла уже до середины, когда
вдруг из ничего, из разрозненных штрихов и пятен возникают предметы и
фигуры; Март очень любил эту стадию и, будь его воля, порой на ней бы и
останавливался. Когда он работал для себя, то часто так и поступал. Ког-
да по заказу - он так делать не мог, потому что такой стиль был уже про-
именован и отнесен к нерекомендуемым; пятнадцать лет назад, когда это
только произошло, он пытался спорить (Он? Кто - он?) - теперь же свою
эстетическую извращенность приходилось прятать...
Портье числил себя старым знакомым Марта и почти приятелем: "Привет!"
- "Привет".- "Как дела?" - "Работаю".- "Все-таки жизнь у вас замеча-
тельная! А тут сидишь как проклятый..." - "Замечательная, конечно".- "А
знаете, я сам в свое время недурно рисовал, да вот времени все не был
о..." Или: "А сколько вы получаете?" - "Когда как".- "Ну, примерно?" -
"Да сколько заплатят. Прейскуранта же нет".- "Даже если пятерку?" -
"Когда был молодой. Тогда, бывало, отдавал акварель за обед"."Странно
все это..."
Полицмейстер заглядывал вечерами в ресторан - перехватить для успоко-
ения рюмку-другую горькой. Берта изумлялась тому, что он всегда спраши-
вал счет и платил. В первом же разговоре с Мартом он поинтересовался, не
еврей ли тот, и пояснил, что у них в городе с этим строго. "Это у вас
там, в столицах..." Это самое "у вас" Март отметил, точно так же как и
примитивные, в лоб, вопросы - недавний столичный житель играл в недоте-
пу-провинциала, и переигрывал, и не переигрывал даже, а просто Март по-
нимал: держаться следовало крайне осторожно, недавний следователь по
особо важным делам мог знать очень много. За биографию свою Март не опа-
сался - вызубрил назубок, но ведь на чем только не горели люди! Велико-
лепный имперсонатор, бывший актер бывшего Императорского театра Ладо Ма-
йорош в такой вот примерно ситуации просто чересчур вошел в роль, заиг-
рался,как говорили раньше, на него снизошло вдохновение,- и все...
После этого разговора ночью, лежа в постели, Март вдруг понял, что
ему необходимо знать, сколько же их осталось. Он долго не мог настро-
иться, потом получилось сразу, но не как обычно, а странным, жутковатым
видением. Март расслоился, и то, что ушло вверх, оказалось низко и стре-
мительно летящими, тяжелыми, словно кованными из черной бронзы, тучами;
а то, что ушло вниз, оказалось песком, пустыней, и местами, редко-редко,
воткнутые в песок, горели свечи. Себя он нашел не сразу, но нашел - на
краю пустыни, далеко в стороне от других. Только одна свеча горела поб-
лизости, и пламя ее было неровным и коптящим...
Он уснул, и, как всегда, расплатой за видение был вещий сон: перед
ним стояла, готовая броситься, толпа людей в белых балахонах, наподобие
ку-клукс-клановских; позади него был домик, знакомый по прежним снам ма-
ленький домик вроде дачного; в руках на этот раз Март держал кусок же-
лезной трубы, и видно было, что те, в балахонах, этой трубы опасаются...
Каждый раз оружие у него было другое - то толстая суковатая палка, то
трость, то гаечный ключ, то ножка от стула, теперь вот - труба; такие
несовпадения говорили о том, что конец не так уж близок и что судьбой не
все еще решено и подписано.
Но весь день привкус вещего сна сохранялся. Работалось плохо, через
пень колоду. Мордашки девушек в национальных костюмах выходили унылыми и
