пунктами. Если поезд взял курс на Заполярье, зек вряд ли "сделает ноги"
под Воркутой или даже Печорой. Не привлекает его и таежная зона. Другими
словами, на побег идут в первые дни этапа. Продолбить пол или перепилить
стальной прут за это время сложно. Но возможно.
Октябрь 1981 года. В спецпоезде N 239, который следовал на Западный
Урал, возникло ЧП. В полшестого утра сквозной караул вагона N 206/5689
нашел совершенно пустым третье купе. В полу зияла дыра. Беглецы двумя
сапожными ножами, переданными с воли, проковыряли нижнюю обшивку вагона
и проломили днище. Отверстие находилось немного правее центра, почти у
самой решетки. Поэтому риск оказаться под колесами был невелик. Однако
был риск в другом. В купе ехали матерые рецидивисты, которых этапировали
в Соликамск на перековку. Трудовые будни на особом режиме никому не улы-
бались. Урки подозревали о конечном пункте высадки и решили сойти нака-
нуне.
Двое зеков, лежа на нижних нарах, ковыряли пол, еще двое на третьем
ярусе следили за коридором. Когда в коридорном проеме возникал "верту-
хай", "стрема" тихонько покашливал. Дыра мгновенно накрывалась темно-се-
рой тряпкой. В мутном 25-ваттном освещении широкая тряпка сливалась с
фоном и была неприметной. Конвой проходил, и работа возобновлялась. Что-
бы выдолбить отверстие, в которое мог бы протиснуться человек среднего
телосложения, ушли сутки. В пути поезд сделал единственную остановку в
Горьком. Солдатиксрочник, стараясь не запачкать свою форму, нагибался и
брезгливо заглядывал под вагон. В это время та же самая серая тряпка уже
была закреплена снаружи днища. Пройдя вдоль вагона, служивый успокоился.
Поезд дал гудок, тронулся в путь и стал набирать скорость. По составу
уже был дан отбой. В конце коридора в караульном купе слышались голоса и
смех. Раз или два прошел по коридору начальник караула. Ктото тяжело по-
топал в туалет и начал там отхаркиваться. Спустя несколько километров в
третьем купе началось десантирование. Зеки сдернули тряпку. Внизу грохо-
тали колеса ("вертухаи" старой закваски могут на слух еще в коридоре оп-
ределить: пробит пол или нет), и шпал уже не было видно. Первый зек ушел
под днище, когда поезд стал резко замедлять скорость. Он обмотал голову
черной курткой и полез головой вперед. Под днищем он зацепился руками за
что-то и стал затягивать ноги. Через минуту зек висел под вагоном, упер-
шись пятками в край дыры. Еще миг - и он упал спиной на полотно. Второй
рецидивист также дождался торможения и также окунулся в холодную ночную
тьму. Через двадцать минут в купе никого не было.
Обнаружив пустое купе, караул объявил тревогу. Состав уже успел
отъехать почти на сотню километров. Розыскные группы прочесали этот от-
резок и собрали шестерых зеков чуть ли не у самого полотна. Один из них
сломал шейный позвонок, второй раздробил голову о стальную перетяжку,
третий содрал всю кожу на спине и затылке и быстро терял кровь. Ос-
тальные три выглядели получше, но быстро передвигаться не могли. Седьмо-
го беглеца нашли в пяти километрах от железнодорожной насыпи. Он сильно
повредил плечо, быстро выдохся и едва-едва ковылял к поселку. Зек огля-
нулся на выстрел за спиной и, шатаясь, остановился. На его посиневшем от
боли и холода (в октябре уже срывался снег) лице уже ничего не читалось.
Выяснилось, что он раздробил ключицу и вывихнул плечевой сустав. Когда
кто-то из конвоя, не приглядевшись, саданул его прикладом в спину, бег-
лец потерял сознание. Последний блатной десантник оказался счастливчи-
ком. Он получил сильные ушибы, но они не помешали ему добежать до автот-
рассы, остановить грузовик, груженный кирпичом, и отъехать на нем почти
на шестьдесят пять километров. Беглеца арестовали только на третьи сутки
после побега.
В годы расцвета Главного управления лагерей, когда шла миллионная де-
мобилизация в трудовую армию страны, во все уголки Родины мчались пере-
полненные составы. В купе, куда с горем пополам были втиснуты десятка
два зеков, говорить о побеге считалось дурным тоном. Блатные авторитеты
с самого начала оккупируют средний ярус, самый спокойный и удобный, и
мечтают поскорей добраться до лагеря. Остальные зеки жмутся внизу и на
багажных полках, мечтая о том же, только менее умиротворенно. При такой
тесноте и духоте попасть в карцер - везение. Карцер вагонзака - послед-
нее купе, разделенное перегородкой на два узких помещения с нижней и
верхней полкой. Пол и стены карцера отделаны стальным листом, разрезать
который можно лишь газосваркой. Как правило, там изолируются наиболее
опасные элементы, могущие замутить массовые беспорядки или убежать.
Армейский устав строго карал конвой за побег их подопечного. Многих
солдат зеки-беглецы отправили в дисциплинарный батальон. Не удивительна
та жестокость (временами подогретая национальным вопросом), которой
встречали беглого арестанта. Если опытный беглец, уже прошедший через
мясорубку смертельной ненависти, чувствовал, что кольцо вокруг него сжи-
мается и его вот-вот сцапают, он спешил совершить новое преступление.
Камера - порой единственный способ сохранить и здоровье, и жизнь. Устав
внутренней службы пугает солдат дисциплинарной или уголовной ответствен-
ностью, которой ему, в случае ЧП, не избежать.
Был давний случай, когда на одном из заполярных перегонов вспыхнул
вагон. Поговаривали, что зеки готовили чифир и замкнули вагонную провод-
ку. Возможно, огнеопасную небрежность проявил кто-то из охранников или
проводников. Коридор запылал, и начальник караула мгновенно подал сигнал
тревоги. Через несколько минут поезд остановился. Погасить огонь огнету-
шителями не смогли, слишком обширной была площадь поражения. Зеки истош-
но вопили и просили открыть дверь. Огонь уже подобрался к решеткам и на-
чинал лизать стенки купе. Начальник охраны поезда отозвал весь личный
состав и приказал срочно изолировать вагон. С обеих сторон крепления от-
соединили, и вагон остался догорать в одиночестве. Он наполнился предс-
мертными криками. Кое-кто уже выламывал обугленную перегородку, проди-
рался сквозь пол или крышу. Тут же последовала команда: "Оцепить вагон!
Стрелять на поражение! Если хотя бы один уйдет в тайгу - отдам под суд
все отделение".
Зеки, вырвавшиеся из пламени, получали пулю от конвоя. Безусые солда-
ты, глядя во все глаза и дрожа от мысли, что кто-то из уголовников скро-
ется, добросовестно косили живые горящие факелы. Вот с протараненной
крыши на насыпь рухнул человек и, развернув к офицеру обоженное лицо,
завопил: "Не стреляйте! Я ногу сломал. Я не буду бежать!" Это были его
последние слова. Те, кто наблюдал весь этот кошмар с крыши вагона, кри-
чали: "Менты поганые! Отребье вонючее! Стреляй, падла. В меня стреляй".
Вагон успешно догорел. Никто из зеков так и не спасся, но и не убежал в
дремучую тайгу.
А впереди лежал Тайшет...
Купе проснулось от чьих-то робких стенаний. Это скулил зек Бражник,
скрючившийся на нижнем ярусе. Он ворочался, икал, подпрыгивал и наконец
скатился на пол. Еще миг, и по купе разнесся характерный запах свежего
дерьма.
- Ты че, баклан, в натуре?! - засуетились на второй полке. - Гарнир
понес, что ли?
Зек катался по полу и выл от боли. Стоявший в наряде сержант быстро
подошел на шум. Он потянул носом воздух и брезгливо поморщился.
- Не могу, старшой, - жалобно повернул к нему голову зек. - Умираю.
Еще утром прихватило. Думал, копыта отброшу. Дай на толчок схожу. Еще
немного - и лыжи в угол поставлю.
В купе послышался чей-то визг: "Ты мне своим повидлом штаны уделал!".
Кто-то отчаянно плевался. Вдруг раздался хрип и странное хлюпанье. Судя
по всему, больного зека вырвало. Купе оживилось еще больше. Его шестнад-
цать пассажиров суетливо топтались, возились, перекладывали вещи с места
на место.
- Выведи его, командир! - не выдержал рецидивист Синько. - Он уже и
так обверзал все будь здоров. На хрена нам всю дорогу его говно нюхать в
натуре?
Из караульного купе выглянул старшина:
- Что там у тебя, Пронь?
- Да черт один в купе наделал. Вонь стоит - спасу нет.
- Тащи его на парашу. Потом пусть майкой и языком пол протрет, фу,
даже сюда слышно.
С этими словами старшина опять исчез в своем купе. Он торопился: шаш-
ки уже были расставлены. Поплевав на пальцы, начальник караула двинул
вперед свою черную армию на белую гвардию сержанта Козуба. Двое рядовых
наблюдали за шашечными баталиями, отпуская глубокомысленные комментарии.
Сержант постоял возле купе, затем повернулся и громко крикнул по коридо-
ру:
- Андреев! Стань у туалета. Сейчас я этого артиста выпущу.
Из купе вышел солдат, расстегнул кобуру и стал в метре от вагонного
сортира. Сержант открыл замок и резко рванул дверь. Умирающий Бражник
вяло выполз в коридор и чуть не плача заспешил к туалету. За несколько
шагов до цели зек вдруг споткнулся и едва не растянулся на полу. Казус
не ахти какой. Конь на четырех ногах - и тот не всегда ровно скачет. Все
было бы ничего, но зек, потеряв равновесие, начал искать правой рукой,
щедро выпачканной в блевотине, а то чем и похуже, точку опоры. И нашел
ее на солдатской груди. Солдат проводил больного странным взглядом. За-
тем посмотрел на запачканный китель. Сержант коротко и сочувственно зар-
жал:
- Что, аксельбанты навесил? Тут и не такое бывает.
Рядовой Андреев, выходец из рафинированной интеллигентной семьи, по-
белел и, скорчив страшную гримасу, зашел в туалет вслед за зеком. Забыв
обо всем на свете, кроме остатков арестантского обеда на своей груди, он
повернулся к зеку, который уже корчился на унитазе, спиной. В ту же се-
кунду солдат получил глубокий удар в шею. Заточка вошла сверху вниз,
рассекая шейный позвонок и пробивая глотку. Горло Андреева издало пос-
ледний в его жизни звук - хрип и бульканье.
- Не бей, начальник! - визжал в туалете зек, вытаскивая из кобуры
пистолет. - Я застираю, бля буду, застираю. Не надо ногами!
Сержант расхаживал в коридоре, с интересом слушая глухие удары и сто-
ны. Затем вяло посоветовал:
- Хватит! А то еще и впрямь подохнет.
Андреев полулежал на унитазе, воткнув остекленевший взгляд в потолок.
Пока все шло по плану. Бражник передернул затвор, засунул пистолет под
майку, выпачкал свое лицо кровью солдата и, так же покачиваясь и держась
за живот, вышел из туалета. Увидев окровавленного зека, сержант прис-
вистнул и прокричал:
- Ты, я вижу, его с аппетитом отремонтировал. Домывайся и сходи к ле-
карю за таблеткой!
Сержант распахнул дверь перед многострадальным Бражником и в ту же
секунду залетел в купе. Еще в полете он напоролся на мощный удар по го-
лове и лишился чувств. В полумраке купе братва облапала сержанта и выта-
щила пистолет. "Вперед", - прошептал Синько, держа пистолет перед собой
и неслышно ступая по коридору.
Когда в проеме караульного помещения выросли два вооруженных зека,
никто из охранников даже не шелохнулся. Паралич их длился секунду, не
больше. В два ствола зеки расстреляли караул. Пока Синько добивал ранен-
ных, Бражник метнулся в сторону купе обслуги, распахнул дверь и опусто-
шил обойму в проводника. Последнего солдата, худого двадцатилетнего па-
ренька, он задушил на нижней полке.
Очухавшись и едва оторвав голову от пола, сержант Пронь увидел перед
собой пистолетный ствол. В тот же миг чей-то ботинок врезался в его ску-
лу. Потом еще. Сверху сыпалось злобное шипение, предвестие новых пинков.
"Почему я здесь? - сержант с трудом ворочал мозгами, опасаясь, что вско-
ре шевелить уже будет нечем. - Где караул?" Словно угадав его мысли,
чей-то голос резко бросил:
- Скоро, тварь, своих догонишь! Но прежде ты пожалеешь, что не помер
маленьким.
Один из зеков, гадко хихикая и дрожа всем телом, начал резать лицо
солдата каким-то острым предметом. Он полосовал щеки, нос, лоб, стремясь
