раскрытым, во власти того, что определяет порядок вещей и событий и зовется
меж людей судьбою. А в это время Энском продолжал:
-- Accipite Spiritum: quorum remiseritis... Прими Святой Дух. Чьи грехи
ты простишь...
Он говорил что-то еще, но постепенно Камбер перестал улавливать смысл
слов, сосредоточившись на том, что он начинал ощущать от прикосновений
Энскома и Йорама. Давление внутри мозга росло; его наполняло Нечто, такое
могущественное и пугающее, что он не мог противиться влиянию, отдававшемуся
в самых дальних уголках его существа.
Камбер утратил слух и понял, что зрение исчезло еще раньше, но не стал
этого проверять-- спасение своей плоти и бренной жизни сейчас не много
значили.
Постепенно он перестал ощущать свое тело. Остался сгусток сознания,
купающийся в прохладном, золотистом сиянии и устремленный к яркой сверкающей
точке. Никогда многоопытный дерини не переживал ничего подобного.
Камбер уже не боялся. Он окунулся в мир ликования и полного единения со
всем, что было когда-то, есть сейчас и еще будет. Он парил, растянувшись
радужной дугой, понимая, как мало значит для человеческого существа его
земная жизнь. Вслед за смертью тела сущность освобождается от оболочки,
развивается и растет. Впереди у нее-- вечность.
Вспышкой серебряных искр перед Камбером рассыпалось все его прошлое,
вся земная история; мелькнуло и исчезло. Потом он увидел свое посвящение.
Где-то внизу на светловолосую голову с густой проседью опускались освящающие
руки. В движении соединялись легкость и неодолимая мощь.
Внезапно мелькнула мысль, все это игра воображения. Его практичный
разум ухватился за нее, но сознание восстало, даже не дав этой мысли как
следует оформиться.
Разве имело какое-нибудь значение-- правда открылась ему, или чей-то
вымысел завладел его мозгом? Мог ли смертный мечтать о счастье
соприкосновения с Божественным во всем его величии. Особой милостью
провидения избранные могли краем глаза и на одно мгновение узрить Внеземное.
Теперь он переживал невероятную близость к силам, управляющим движением
Вселенной, он-- существо неправедное и слабое, человек и дерини.
Было отчего испугаться. Рациональное начало в Камбере озаботилось
возможностью возвращения в реальный мир, но попятное движение уже началось.
Камбер ощущал, как ослабевает влияние управлявших им сил.
Рядом возникло сознание Энскома, теплое и доброжелательное. Он
спрашивал, и в вопросе сквозило любопытство. Камбер понял: именно Энском вел
его в неземных сферах, питая высшей силой, но сам не проникал туда. Йорам
тоже не изведал открытий отца, был не более чем проводником энергии к нему,
только очень любимым.
Провожатые по очереди вышли из контакта, и Камбер вновь обрел тело.
Вздохнув, открыл глаза, встретился взглядом с Энскомом и посмотрел на
встревоженного сына.
Им были не нужны его слова о горных высях. Почему-- он сразу же понял.
Тот, кто был священником, получал Откровение. Теперь приобщился он, и все
трое владели сокровенным знанием.
Так вот от чего отлучили Синила и о чем он не устает печалиться.
Энском, Йорам и он сам теперь не такие, как все. А Синил...
Он снова вздохнул, и Энском улыбнулся. Архиепископ развязал пояс на
стихаре Камбера, освобождая орарь, потом свободным концом синей шелковой
ленты обвил шею и опустил его на грудь-- орарь превращался в епитрахиль.
Перекрестив концы на груди Камбера, Энском заправил их под шнурок и
произнес:
-- Accipe jugum Domini... Прими ярмо Господне, ибо ярмо Его сладостно,
и ноша легка.
Поклонившись на белоснежную ризу, принесенную Йорамом, он надел ее на
Камбера, облачение ниспадало живописными складками.
-- Accipe vestem sacerdotalem... Прими священное одеяние,
олицетворяющее милосердие, ибо Господь может избрать тебя, чтобы ты достиг
высшего совершенства и милосердия.
Энском приблизился к алтарю и прочел еще одну молитву, после чего
архиепископ вернулся на прежнее место и снял перстень и лиловые перчатки.
Камбер, стоявший на коленях перед ним, поднес раскрытые ладони, чтобы
принять миропомазание. Палец архиепископа вывел кресты на ладонях, затем
соединил большой палец правой руки Камбера и указательный палец левой, а
большой палец на левой руке с указательным пальцем на правой и произнес:
-- Consecrare et sanctificare digneris, Domine... О, Господи, освяти
эти руки этим маслом и нашим благословением.
Он перекрестил протянутые руки.
-- Что бы они ни благословляли, да будет то благословенно; что бы они
ни освящали, да будет то освящено. ...In nomine Domini nostri Jesu
Christe... Amen.
С этими словами Энском сложил руки Камбера ладонь к ладони и перевязал
полоской белой ткани. Йорам снова подвел новоосвященное духовное лицо к
алтарю и помог опуститься на колени. Энском приблизился. Йорам смешал в
потире вино и воду, а сверху поставил дискос с просфорой. Энском сошел со
ступеней и протянул новому священнику эти символы приобщения к сану.
-- Прими силу жертвовать ради Господа и от имени Господа служить мессы
для живущих и упокоившихся. Аминь.
Камбер коснулся потира и дискоса кончиками пальцев связанных рук, потом
склонил голову, Энском вернулся к алтарю, а Йорам развязал руки и вытер
священное масло. Закончив, Йорам поднял отца и направил к аналою, где стоял
архиепископ. Там Камбер опять преклонил колени. Склонив голову, он вложил
руки в ладони Энскома для принесения обета послушания.
-- Promittis michi et successoribus meis obedientiam et reverentiam?--
спросил Энском.-- Ты обещаешь быть послушным мне и моим преемникам?
-- Promitto. Обещаю.
-- Pax Domini sit semper tecum.
-- Et cum spiritu tuo.
-- Ora pro me, Prater,-- прошептал Энском с едва заметной улыбкой.
Камбер улыбнулся в ответ.
-- Dominus vobis retribuat. Да вознаградит тебя Господь.
Энском обвел взглядом остальных-- Йорама, Эвайн и Риса,-- наблюдавших
за Камбером, потом снова посмотрел на нового собрата.
-- Я хочу предупредить тебя об опасностях, возможно., подстерегающих
тебя. Вероятно, ты и сам предвидишь их, но все равно придется поупражняться
в осмотрительности. Ты обнаружишь, если уже не догадался, что совершаемые
священниками обряды не менее сильны, чем мирские действия дерини .(говоря
"мирские", я имею в виду деринийское значение этого слова, ибо само по себе
это определение неточно). Возможно, поэтому даже в наших "мирских" делах мы
стараемся строго придерживаться принятых правил. Мы знаем или по крайней
мере имеем представление о протяженности, высоте и глубине воздействия сил,
которые призываем в помощь.
Он снова посмотрел на присутствующих, а потом на Камбера.
-- Итак, возлюбленный сын мой, я не стану предупреждать тебя как
всякого рядового священника, потому что ты один их самых необыкновенных
людей, каких мне доводилось встречать. Я просто желаю тебе выполнять
принятые этой ночью обеты и прошу остаться после окончания обряда посвящения
и отслужить первую в твоей жизни мессу. Йорам, подай, пожалуйста, Книгу.
Когда Йорам принес лежавшее на алтаре евангелие, Энском встал и знаком
попросил подняться Камбера. Взяв его за правую руку, развернул Камбера лицом
к дочери и зятю.
-- Слушайте все, присутствующие здесь: Камбер Кирилл был освящен для
деяний Господних и сана священника. Во имя Отца и Сына, и Святого Духа,
Аминь!
Йорам поклонился и передал евангелие Энскому, не отрывая взгляда от
лица отца; Энском положил книгу на руки Камбера.
-- Господь принял клятву и да не раскается. Теперь ты священник
навеки,-- объявил Энском.-- В день великого гнева будь десницей Господа
нашего.
Камбер поцеловал книгу и передал Энскому.
-- А теперь вознесем к Господу наши ликования!-- возгласил архиепископ,
широко улыбаясь и обнимая Камбера.-- Йорам, иди же, обними своего отца,
теперь он и брат твой.
Он отошел, и его место занял Йорам. Йорама сменила Эвайн, со слезами
радости уткнувшаяся в плечо, и Рис, которого Камбер обнял с отцовской
любовью.
-- Счастья и почестей вам, преподобный Камбер.-- Рис улыбнулся, и его
солнечно-желтые глаза весело заблестели.-- А теперь, если ты уже закончил
принимать поздравления, мы с нетерпением ждем от тебя подарка-- твоей первой
мессы. Можно помогать тебе служить ее?
Самые близкие и любимые прислуживали ему. В тонкостях ритуала помогали
Йорам и Энском, Эвайн и Рису было не до мелочей, их переполняла нечаянная
радость.
Камберу показалось, они понимают, что это означает для него, а то, чего
не могут постичь, принимают на веру. Он почувствовал эту веру, когда они
опустились на колени, чтобы принять благословение из его священных рук, и
видел ее в восторге дочери, когда ее муж, прощаясь, обнял Камбера, прежде
чем воспользоваться Порталом для возвращения домой.
С Йорамом все и так было ясно, тут не требовалось искать подтверждений.
В блеске глаз сына разом читалось все, его переполнявшее.
Они не говорили об этом, пока Энском тоже не удалился и не пришла пора
укладывать облачение и алтарные принадлежности. Йорам свернул свою и
отцовскую ризы, бережно уложил в кожаную дорожную сумку и с улыбкой
обратился к Камберу:
-- Что скажешь, отец?
Камбер, соскабливавший воск, растекшийся от западной свечи, взглянул,
широко улыбаясь.
-- Ты теперь произносишь эти слова иначе, заметил?
-- Отец?-- Йорам засмеялся и отнес западную свечу к остальным.
-- А разве ты не изменился?
-- Я надеюсь, ты не станешь требовать ответа,-- Камбер тоже
развеселился.-- Йорам, я не чувствовал себя таким счастливым уже много
лет.-- Убрав последнюю каплю застывшего воска, Камбер сжал ее между
пальцами, воск вспыхнул и сгорел без следа. Продолжая задумчиво улыбаться,
он вытер руки о синюю сутану и принялся помогать Йораму прибирать алтарь.
-- Знаешь,-- продолжал он, встряхнув расшитый покров,-- наверное,
никогда не сумею объяснить это на словах, даже тебе, тому, кто знает точно,
о чем я говорю. Ты сам-то что-нибудь понимаешь?
-- О да.-- Йорам отложил в сторону только что свернутую им ткань и
взялся за другой конец покрова, что держал Камбер, глядя отцу в глаза и
улыбаясь.
-- Что ж, я рад потому, что не уверен, что я понимаю. Это нечто
восхитительное, величественное, грандиозное и, откровенно говоря, немного
пугающее... поначалу.
-- Пугающее? Да, думаю, так и есть в каком-то смысле,-- согласился
Йорам.-- Мы приняли на себя огромную ответственность.-- Он положил сложенный
покров на другие и, облокотившись на стопку, взглянул на Камбера.-- Однако
это стоит того. Испуг скоро проходит. Но восхищение-- никогда, впрочем, я бы
и не желал этого.
Камбер кивнул.
-- Возможно, страх необходим как напоминание об ответственности и
средство усмирения гордыни. Так и должно быть.
-- Верно.
Йорам в последний раз оглядел часовню, вздохнув, взял покровы и сумку с
облачением и направился к выходу.
-- Я заберу это и оставлю тебя одного. Полагаю, тебе нужно несколько
минут одиночества, прежде чем ты вернешься к себе. Свечи я уберу утром.
Камбер кивнул.
-- А что с дискосом и потиром? Они тоже останутся до утра?
Йорам взглянул на кожаный футляр возле свечей и опустил глаза.
-- Они принадлежали Алистеру, отец. И, по-моему, теперь должны
принадлежать тебе. Если не возражаешь, я не хотел бы присутствовать при
твоем новом превращении в него, сегодня ночью это выше моих сил.
-- Йорам, мне известно, что ты не одобряешь...
