тишины Камбер проскользнул в монастырский сад. Прислонившись к стволу
дерева, он устремил невидящий взгляд в ночное небо. Когда растаяли вдали
голоса михайлинцев, Камбер выбрался из-под кроны и снова ступил на тропинку.
Он направился к южному боковому входу в собор.
Камбер вошел внутрь, его встретило невнятное бормотание. Из-за колонны
видны были несколько фигур в главном нефе и в конце его на возвышение хоров
немногие монахи; собор был почти пуст. Прямо напротив, в северном конце
поперечного нефа, за резными ширмами, отгораживавшими одну из часовен, ярко
горели свечи. Там, наверное, стоял гроб Каллена.
Камбер не мог не проститься с другом. Он двинулся по темному нефу,
почти беззвучно ступая по плиткам пола. Он миновал открытое пространство
главного нефа и перевел дух-- до него никому не было дела. Замедляя шаг, он
приблизился к дверям часовни, стараясь сделаться еще более незаметным, и
заглянул за деревянную ширму.
По крайней мере, больше не придется видеть это лицо. После церемонии
монахи перенесли тело в большой дубовый гроб, который обернули в свинцовые
листы. Покров со знаками МакРори лежал теперь на крышке, а меч и корона
графа Кулдского помещались в изголовье. По углам гроба горели четыре толстые
свечи в рост человека в массивных бронзовых шандалах. У самого входа стояли
два королевских стражника не знакомые Камберу. Своими алебардами они
охраняли и вечный покой, и бренные ценности-- корона и меч МакРори были
настоящим сокровищем. Ограбить мертвого графа было не большим грехом, чем
обобрать простого смертного. Он получил благословение церкви на переход в
мир иной, так пусть и отправляется с Богом.
При виде Камбера стражники не шелохнулись, но когда он поравнялся с
ними, один прошептал:
-- Святой отец?
Камбер кивнул.
-- Святой отец, у гроба молится один человек. Мы не хотели мешать ему,
но он там уже несколько часов. Может быть, вы проверите, не случилось ли
чего?
Отведя взгляд, Камбер кивнул и вошел в часовню. Молящийся стоял на
коленях у изголовья, скрытый от случайных взглядов. Закутанные в плащ плечи
вздрагивали в беззвучном плаче, голова в капюшоне поникла. Дрожащие руки
приподняли бархатный покров и тронули свинцовую фольгу. Пламя свечей было
недостаточно ярким, чтобы рассмотреть что-то еще.
Задумчиво пожевав губами, Камбер подошел ближе и опустился на колени
рядом с мужчиной. По тому, как молящийся вздрогнул от его прикосновения,
Камбер понял, что его приближение осталось незамеченным.
-- Успокойтесь, сын мой,-- Камбер старался, чтобы его шепот звучал как
можно более ободряюще.-- Вы уже ничего не можете для него сделать. Нам всем
будет не доставать его, но со временем горе пройдет.
Бледное, опухшее лицо повернулось к Камберу, и голубые глаза безнадежно
посмотрели на Него. Камбер едва не отшатнулся, узнав в человеке Гьюэра.
-- Разве я могу быть спокоен, когда нет его?-- прошептал Гьюэр.--
Милорд Камбер основал то, что сейчас делается от имени короля. Без него не
было бы короля Халдейна. Теперь без него...
Юноша плакал, а Камбер разглядывал бархатный покров, золотую бахрому и
графскую корону. Как, не открывая всей правды, объяснить Гьюэру, что Камбер
достиг своей цели и теперь служит им несколько иначе?
Бесполезно. Этого не объяснишь. Оставалось надеяться, что можно утешить
молодого человека.
-- Знаю, сын мой,-- произнес он.-- Нам нужно попытаться продолжить его
начинания. Разве не в этом смысл? Разве не этого он хотел?
Гьюэр глотал слезы.
-- Я любил его, отец настоятель. Для меня он был... особенным, я не
могу объяснить этого. Я бы умер за него... с радостью... а теперь...
-- Тогда вы должны жить ради него,-- мягко сказал Камбер, стараясь
голосом не выдать своих чувств.-- Вы сможете и знаете это.
-- Я могу?-- Гьюэр невесело засмеялся, потом поднялся на ноги.--
Возможно, вы правы, отец настоятель. Но пока не могу примириться с этим.
Чувствую только пустоту и утрату смысла жизни. Почему умер он, а не я?
В отчаянии он снова разрыдался. Камбер тоже поднялся, с нежностью обнял
юношу за плечи и повел прочь. Когда они вышли из часовни, стражники
уважительно расступились, но настоятеля это не удовлетворило, и пола его
мантии скрыла лицо Гьюэра от нескромности гвардейцев.
Тишина летней ночи и прогулка на свежем воздухе не облегчили душевных
мук молодого лорда, он весь был во власти горя. Было бы чересчур жестоким
оставить Гьюэра наедине с его страданиями. Держать его всю ночь возле себя
Камбер тоже не мог-- после такого дня он заслужил и отдых, и одиночество.
Войдя в свои покои, он подвел Гьюэра к двери Йоханнеса. Камердинер не
удивлялся странным просьбам своего хозяина.
Ответ на легкий стук последовал незамедлительно.
-- Отец настоятель?
Камбер ввел Гьюэра в комнату и усадил в кресло рядом с небольшим
камином.
-- Йоханнес, это Гьюэр, слуга лорда Камбера,-- представил он, погладив
гостя по голове.-- Не можешь ли оставить его у себя на ночь?
-- Разумеется, отец настоятель. Не нужно ли чего еще? Что скажите о
бокале вина?
-- Я возьму у себя,-- ответил Камбер, освобождая ладонь из рук Гьюэра и
знаком приглашая Йоханнеса.-- Посиди с ним, пока я не вернусь.
В комнатах, разыскивая вино и кубки, он думал о Гьюэре. Его
привязанность и прежде, чувствовалась, во всяком случае, в ней можно было не
сомневаться. Мальчиками они с Катаном были очень дружны, правда, после
смерти сына Камбера Гьюэр пропал из виду, они больше не встречались.
А юный рыцарь сохранил свои детские впечатления. Привязанность
вернулась к повзрослевшему Гьюэру, выросла и окрепла за месяцы, что они
вместе с Синилом провели у михайлинцев. Теперь его любовь и преданность
Камберу прошли испытания смертью и вырвались наружу истерикой. Что же
делать?
Он нашел бокалы, которые искал, в изголовье кровати взял небольшую
шкатулку и принялся искать снотворное. Главным сейчас был сон. Если только
он не ошибается в своих выводах, горе Гьюэра ослабеет не скоро-- он слишком
подавлен и не видит цели в жизни. Его чувства, разумеется, после хорошего
отдыха, стоило употребить на что-нибудь полезное. И пусть он услышит от
своего героя слова надежды. Пусть сам Камбер напутствует его...
Камбер задумчиво сидел на постели, вертя в пальцах пакетик из
пергамента, прикидывая, как лучше проделать это, и в конце концов пришел к
выводу, что риск и трудности не особенно велики. Спустя мгновение он снова
порылся в своей аптечке и извлек еще один пакетик. Содержимое первого он
высыпал в бутыль с вином, потому что сон потребуется в равной мере и
Йоханнесу, и Гьюэру, а второй спрятал за пояс, взял бутыль и кубки и
направился в комнату камердинера.
Йоханнес, поправлявший поленья в камине, озабоченно поднял голову.
Гьюэр сидел неподвижно там, где Камбер оставил его, уставив невидящий взгляд
на каменный пол под ногами. На застывшем лице танцевали красные отблески
огня, но не оживляли его. Если бы Гьюэр был изваян в камне, то явил бы
шедевр изображения тоски и отчаяния, но он был человеком, и вызывал
сострадание.
-- Вот и вино для нас,-- сказал Камбер.-- Я подумал, что после такого
тяжелого дня оно кстати.
Он поставил на камин три бокала, наполнил их, достал из-за пояса
пакетик и всыпал его содержимое в один из кубков. Его действий не видел
Гьюэр, но Йоханнес наверняка за хозяином подглядывал и, конечно, заметил,
как гостю подмешали снотворное.
-- Когда поспишь, тебе полегчает, Гьюэр,-- сказал Камбер, оглядываясь
через плечо.-- Тебе подогреть?
Ответа не стал дожидаться, он и не рассчитывал получить его. Взболтав
содержимое, Камбер вытащил из камина раскаленную кочергу. Когда он опустил
пышущий жаром металл в вино, вслед за шипением вокруг распространился пряный
аромат. Направляясь с бокалом к Гьюэру, он заметил, что Йоханнес, не долго
думая, взял один из двух оставшихся и осушил его. Вкладывая теплый кубок в
руки Гьюэра, Камбер улыбнулся.
-- Выпей, сын мой. Это поможет тебе забыться.
Гьюэр подчинился. Каждый вымученный глоток был слышен в комнате. Когда
бокал опустел, Камбер помог гостю подняться. Пока Камбер и Йоханнес вели его
к импровизированной постели, отяжелевшие веки Гьюэра уже смежились. Не в
силах держаться на ногах, он повалился на ковер. Камбер положил ему под
голову подушку и укрыл снятой с кровати шкурой.
Йоханнес зевнул и погрузился в кресло, где только что горевал Гьюэр.
Глаза камердинера осоловели.
-- Спи, сынок,-- бормотал Камбер, убирая волосы с помутившихся глаз.--
Хорошо поспав, ты почувствуешь себя куда лучше. А теперь спи.
До сих пор Камбер не решался притронуться к мозгу Гьюэра, он проделывал
это несколько раз в своем прежнем облике, и Гьюэр мог узнать прикосновение.
Сейчас этого можно было не опасаться, а воспоминания об этом контакте
сохранятся только нужные. Камбер позаботится об этом.
Вино делало свое дело, дыхание становилось глубже и ровнее, тем
временем снадобье повышало восприимчивость Гьюэра. Камбер подождал еще
несколько минут. Позади он слышал тихое сопение Йоханнеса и знал, его слуга
нынче не будет страдать бессонницей.
Он улыбнулся, прикосновением ко лбу проверил Гьюэра, потом поднялся,
посмотрел на Йоханнеса, на всякий случай заглубил его сон и на цыпочках
вышел из комнаты. Немного погодя, когда введенные в организм Гьюэра
наркотики полностью окажут свое действие, он вернется и постарается все
исполнить безупречно. Не зря его зовут Камбером МакРори.
Гьюэр стонал и ворочался, но спал-- глаза были закрыты. Потом понял,
что бодрствует: ощущалось приятное тепло наброшенных шкур; сквозь веки
проникали отблески каких-то огней; ноздри щекотал слабый запах горящего
дерева и тонкий аромат вина и пряностей.
Он вспомнил вкус вина и почувствовал разливавшуюся в желудке и теле
теплоту. Воспоминания о событиях дня медленно возвращались. Как ни странно,
они больше не вызывали страданий.
Осталось чувство утраты, в носу и горле першило от слез и рыданий-- он
проплакал много дней напролет. А теперь было спокойно. А может быть, это
отец Каллен, настоятель михайлинцев, который угощал его вином... Взял и
подсыпал ему чего-то... Над этим стоило призадуматься, а мысли, как назло,
еле-еле шевелятся в голове. И этот сквозняк откуда-то. Или в комнату кто-то
вошел?
Гьюэр повернулся на другой бок и открыл глаза, ожидая увидеть брата
Йоханнеса или отца Каллена, но Йоханнес мирно посапывал в кресле рядом с
камином. Оборачиваясь на дверь, он почему-то знал-- там не Каллен.
Это был не испуг. Страшно было то, что он предвидел.
Гьюэр часто заморгал, возможно, глаза сыграли с ним злую шутку, потом,
потрясенный, посмотрел на залитую светом фигуру. Легкое серебристое облако
окружало приближающегося пришельца. Серый плащ до пят подчеркивал рост, лицо
скрывал низко надвинутый капюшон.
Вспомнив свои детские фантазии, юноша подумал, что это призрак,
привстал на локте и обмер, наконец разглядев лицо.
-- Камбер!-- прошептал он, и ничего, кроме священного ужаса, не
осталось в душе.
Пришелец остановился, серый капюшон упал со знакомой серебристо-золотой
головы. Лицо было безмятежно, а бледные глаза сверкали так ярко, как никогда
при жизни.
-- Не бойся,-- сказал призрак до странного по-житейски.-- Я вернулся
только на несколько минут, чтобы умерить твою печаль и сообщить, что мне
покойно в моей новой обители.
Гьюэр кивнул и не нашел в себе мужества ответить.
