Йорама, вскинувшего голову и едва не вскочившего на ноги. Дуалта тоже с
любопытством воззрился на монаха и не заметил панику двух дери ни.
Богу было угодно, чтобы Синил не увидел и того, как они оторопели,
когда "брат Джон" поднял нежное лицо, обрамленное юношеской бородкой, и
глубокими черными (а вовсе не голубыми) глазами взглянул на короля. Похоже,
тот менее всего ожидал встретить ясный и смиренный монашеский взгляд. Через
мгновение глаза юного клирика скрылись под пушистыми черными ресницами, губы
(много тоньше чем у Эвайн) шевельнулись, и зазвучал голос, совершенно не
знакомый Рису и Йораму.
-- Если вашей милости угодно, мне показалось, что... перед нами был...
кто-то другой...
Голос неуверенно затих, и Синил наклонился ближе к Эвайн, сжимая ее
плечи и сверкая глазами.
-- Кто-то другой! Продолжайте же! Кто это был?
-- Это... был он, сир. Его тень прошла по лицу настоятеля.
-- Имя,-- хрипел Синил.-- Назови мне имя!
Руки монаха завозились под синей тканью рясы, черные глаза украдкой
взглянули на короля.
-- Мне... мне почудилось, что это был лорд Камбер, сир. Он умер, но я
видел его. Раньше я слышал, что избранные люди могут возвратиться, чтобы
помочь достойнейшим, но... п-пожалуйста, сир, вы причиняете мне боль!
Синил выпустил руку монаха, усиленно моргая остекленевшими глазами.
Душевное напряжение слетело с него, будто лопнула внутри туго натянутая
струна, и король забормотал извинения. Монах опустил голову и ничего не
ответил. С минуту Синил разглядывал собственную руку, возвращаясь к
реальности, потом медленно повернулся к Рису и Йораму.
-- Я должен... уйти и подумать обо всем этом,-- сбивчиво проговорил он,
больше не поднимая глаз.-- Этого не может быть, и все же...
Король все еще не мог оправиться от потрясения.
-- Передайте, пожалуйста, отцу Каллену, что я поговорю с ним позднее,
когда он окрепнет,-- продолжал он резко.-- И мне хотелось бы, чтобы все
молчали о том, что здесь случилось, до тех пор, пока не осмыслим все
хорошенько. Если бы только...
Сокрушенно махнув рукой, он развернулся и вышел. Дверь хлопнула, и у
всех отлегло от сердца.
Дуалта опустился на колени и посмотрел на руки, белые и обескровленные
от слишком долгого и слишком сильного напряжения мышц, потом перевел
боязливый взгляд на Риса и Йорама.
-- Отец Йорам, я не понимаю.
-- Знаю, Дуалта,-- прошептал Йорам, уставясь на собственные руки.
-- Но я должен говорить об этом,-- настаивал Дуалта.-- Это... это было
чудо! Этого нельзя рассказывать даже своему духовнику?
Йорам вздрогнул, он не мог взглянуть на рыцаря.
-- Можно, если этот духовник-- я, Дуалта. Король прав. Мы не должны
распространяться, не обдумав этого как следует.-- Он заставил себя
посмотреть на молодого человека.-- Согласен?
-- Вы будете исповедовать меня? Конечно же, если так нужно. Но... это
действительно был ваш отец! Я видел!
Йорам на мгновение зажмурился, вздохнул и поднялся на ноги с трудом,
по-стариковски. Юный рыцарь тоже поднялся. Йорам слегка коснулся его плеча и
тут же проник в мозг Дуалты.
-- Никто не оспаривает того, что ты увидел,-- устало сказал он.--
Только не говори об этом. Молчи до тех пор, пока не получишь моего
разрешения. Ты понял?
-- Да, святой отец,-- выдохнул Дуалта, не поднимая глаз.
-- Благодарю,-- Йорам убрал руку.-- Теперь тебе пора идти. Отцу
настоятельно необходим отдых, как, впрочем, и нам. Можешь разбудить лорда
Иллана и сообщить, что Рис разрешил тебе не дежурить остаток ночи. Должно
быть, ты порядком утомился.
Услышав эту бесстыдную ложь, Дуалта оглянулся на Риса и собрался
возразить, но Рис, сидевший на полу, привалившись спиной к ножкам кресла,
утвердительно кивнул, пристально поглядев на юношу своими золотистыми
глазами.
-- Йорам прав, Дуалта. Мы все устали. Может быть, ты просто не заметил
этого. Скоро поймешь,-- Веки рыцаря послушно опустились, и он покачнулся,
одолеваемый зевотой.
-- Попроси Иллана сменить тебя и иди спать,-- приказал Рис.
Пролепетав согласие и поклонившись, Дуалта повернулся и побрел к
выходу. Йорам и Рис терпеливо ожидали, пока дверь закроется, потом один
поспешно задвинул засов, а другой очутился возле стоящего на коленях монаха
и стиснул плечо под михайлинской рясой.
Эвайн подняла к нему осунувшееся, но свое прежнее лицо.
-- Как ты?-- озабоченно спросил Рис.
Успокоительно вздохнув, она ухватилась руками за его пояс, поднялась и
прижалась к мужу с загадочной улыбкой на устах.
-- А как ты?-- вопросом на вопрос ответила она,-- И отец? Эвайн
отстранилась и посмотрела на Риса. Йорам, приблизившись, жадно припал к ее
руке, словно искал подтверждения тому, что перед ним в самом деле его
сестра.
-- Ты изменила облик,-- сказал он с упреком.-- Как?
-- Сумела.-- Она подошла к спящему Камберу и опустилась на колени, Рис
последовал за ней.-- Когда мы с Рисом прошлой ночью изучали манускрипт, мы
прочли и об этом. Мне казалось, будет лучше, если мы хоть немного будем
разбираться в том, что делает отец. Признаться, никогда бы не подумала, что
придется испытать это на себе.
Рис склонился над Камбером, Йорам хмурился. Только когда Целитель
закончил осмотр, он подал голос.
-- Ты сознаешь, что она проделала, не так ли?
-- Изменив облик? Не думаю, что это принесет вред. Да и не оставалось
ничего иного. Коли признаваться в обмане, то уж никак не во время
беспамятства и полной немощи Камбера.
Йорам сел в кресло и бережно опустил руки на подлокотники.
-- Дело не в этом. Дуалта считает, что видел чудо. Церковь сурова и
строга в таких вопросах. А Синил... Одному Богу известно, о чем он думает!
Эвайн удивили слова брата.
-- И это тебя смущает? Пусть лучше поверят в чудо, чем узнают правду!
Рис прав. Это невероятное происшествие и только. Что тут плохого?
-- Думаю, мы и это узнаем,-- больше не спорил Йорам. Он положил голову
на спинку кресла и закрыл глаза.-- Интересно, вспомнит ли об этом отец, а
вот Синил, можете мне поверить, не забудет вовек.
В том же архиепископском дворце возбужденный и перепуганный Синил вошел
в часовню, миновал неф и приблизился к гробу графа Кулдского, освещенному
мигающими свечами. По углам саркофага, спиной к нему, стояли четыре
королевских гвардейца, прижимая к бокам алебарды и скорбно потупя глаза. Они
заметили короля, но остались неподвижны. В воздухе, пропитанном ладаном,
витал полушепот псаломщиков-- два десятка монахов читали на хорах. Все
прочее было безмолвно и неподвижно в просторной часовне. Синил с каждым
шагом становился медлительнее-- ноги подгибались под тяжестью ноши, которая
свалилась на него. Возле громоздкого саркофага, принимавшего тела королей
Гвинедда, он остановился и осмотрел Камбера с ног до головы, проникаясь
мрачной красотой погребального убранства.
В неверном свете поблескивал златотканный герб МакРори-- древний меч в
короне Кулди. Над черным бархатом покрова синела михайлинская риза,
скрывавшая даже часть шеи покойного. В окоченевшие руки было вложено
распятие из красного дерева и слоновой кости. На пальце левой руки
поблескивал перстень-- печатка графов Кулдских, чеканное серебро отражало
пламя свечей цветными бликами.
Синил всмотрелся в такое знакомое лицо, ухватился за край гроба и
долго-долго не отрывал взгляда. Смутно он чувствовал заклинание, невидимым
облаком окутывавшее тело и препятствующее тлению. Но он не знал о другом его
назначении, понятном немногим посвященным,-- скрывать йомейрское заклятье.
Чего ты хочешь от меня, вопрошал король, впиваясь взглядом в
благородные черты, ты умер. Почему бы тебе не остаться мертвым?
Восковые губы не давали ответа, и Синил опустил глаза, переполнившиеся
слезами злобы.
Ты не смеешь возвращаться, упрямо думал он, ты мертв. Неужели
недостаточно того, что ты уже совершил?
В душу Синила ворвалось бормотание монахов. Король подавил всхлип, упал
на колени и прижался дрожащим подбородком к побелевшей руке.
О, Господи, думал он, Ты позволил ему отнять у меня смысл жизни. Ты
позволил ему забрать меня из Твоего храма. Теперь он ушел, но по-прежнему не
дает мне служить Тебе. Неужели он никогда не даст мне покоя?
Он поднял заплаканные глаза на спокойный профиль Камбера. Ответа не
было. Так прошло около часа; стража пришла в недоумение, а монахи на хорах
сгорали от любопытства. Король наконец понял, что сделался средоточием
всеобщего внимания в своих безнадежных исканиях, поднялся с затекших колен и
склонился перед алтарем. На душе у него было пусто.
Синил вернулся в свои апартаменты в центральной башне, но сон не шел к
нему.
Вероятно, после ночного инцидента лучше всех спалось Камберу.
Проснувшись на следующее утро, он обнаружил в кресле по соседству Риса,
свернувшегося под пледом, И никаких следов Йорама и Эвайн. Судя по свету за
окном, только что рассвело.
Несколько минут он лежал, собираясь с силами, и в конце концов остался
совершенно удовлетворен собой. Исчезла головная боль, в теле не было ни
вялости, ни иных недомоганий, вполне вероятных после всех событий последнего
времени.
Обличье Алистера не причиняло никаких неудобств и казалось давно
привычным. Камбер помнил о некоторых затруднениях с самоконтролем прошлой
ночью, было и еще что-то, но совершенно скрывалось во мгле беспамятства. В
любом случае, это не могло быть серьезной промашкой, иначе ему сейчас не
было бы так спокойно. Все же ему надо будет обо всем расспросить Риса и
Йорама.
Успокоенный, он зевнул и осторожно поджал ноги под одеялом и выпростал
из-под него странную, но знакомую руку, растопырил пальцы и удовлетворенно
оглядел их со всех сторон. Можно с легким сердцем позабыть о нервных
перегрузках и физической опустошенности, теперь этот облик стал его плотью.
На пальце сидел прохладный и чуть великоватый перстень Алистера.
Сейчас Камбер был равно уверен в надежности принятого облика и в том,
что память Алистера нашла свое место среди его воспоминаний. Погрузившись в
глубины сознания, он ощутил память Алистера как свою.
Откровенно говоря, в принятых воспоминаниях были проблемы. Впервые
проникнув в умирающий мозг Алистера, он узнал, что многое уже ушло, обрел
больше, чем рассчитывал. С тем, что досталось, вполне можно сделаться
Алистером, только о деталях не забывать. Образы памяти подсказывали и манеру
поведения, повинуясь им, он безотчетно будет смеяться и гневаться, как
Каллен, так же, как он, ходить и жестикулировать.
Камбер повернул голову и снова посмотрел на Риса (не было нужды будить
его прямо сейчас), потом медленно сел и свесил ноги, касаясь босыми ступнями
расстеленной у кровати шкуры. Помедлил, убеждаясь в том, что на его новое
тело действительно можно положиться, потом нагнулся к Рису и принялся
внимательно разглядывать его.
В кресле было не слишком удобно, но Целитель спал крепко. Под глазами
темнели круги, а все краски жизни, покинув заросшее щетиной лицо, горели в
огненно-рыжих волосах.
Улыбнувшись, Камбер коснулся лба Риса, и углубил его сон, потом
поднялся, осторожно просунул руки под расслабленное тело и уложил зятя на
только что освободившуюся кровать. Накрыв Риса одеялом, он, не обуваясь,
отправился в гардеробную, откуда появился в сутане цвета полночного неба.
Утренний туалет был совершен всего за несколько минут-- до того, как придут
